Волчицы - Вольф Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толстая тетка в регистратуре подтвердила, что Ольга Перова лежит в этой больнице, но она сейчас в реанимации и пройти к ней никак нельзя.
— Совсем нельзя? — робко переспросила Маша.
— Совсем, — отрезала регистраторша.
— Ну, хоть передачу примите, — попросила девушка.
— А я не почтальон, чтобы посылки ваши разносить, — недружелюбно ответила тетка. — Приходите в приемное отделение с пяти до семи и передавайте все, что хотите. А вообще-то вашей подруге сейчас не до передач, жива бы осталась.
Маша совсем сникла. Она уже было собралась уйти, но вдруг в голову пришла спасительная мысль.
— А можно с Федором Степановичем поговорить? — спросила она.
— С кем? — не поняла тетка.
— С Федором Степановичем, — повторила Маша. — Перовым. Он хирург.
— Вон телефон на стене. Звоните, вызывайте.
— А номер?
— У меня тут не справочное. Там все написано.
Маша подошла к телефону внутренней связи, висевшему на стене. Над аппаратом на стене висел список абонентов, но никаких имен и фамилий, только номера отделений. Маша ничего не знала об Олином отце, кроме того, что он хирург, но снова обращаться к сердитой регистраторше не рискнула, поэтому стала набирать номера, казавшиеся ей подходящими. С третьей попытки ей повезло и вскоре к телефону вызвали Перова.
— Кто это? — послышался в трубке усталый мужской голос.
— Я подруга Оли, — поспешно сказала Маша. — Вы меня не знаете. Меня к ней не пускают. Я хотела узнать, как она?
Перов ничего не ответил, Маша слышала в трубке лишь его тяжелое дыхание.
— Вы слышите меня? — осторожно спросила девушка.
— Вы Маша? — вдруг спросил Федор Степанович.
— Да, — удивленно отозвалась девушка. — Откуда вы знаете?
— Догадался. Оля рассказывала о вас. Если кто и мог навестить ее в такую минуту, так только вы. Подождите, я сейчас.
Послышались гудки. Повесив трубку, Маша отошла от телефона. Через несколько минут распахнулись двери лифта и в холл вышел высокий мужчина в белом халате. Его виски серебрились сединой, а лоб прорезали глубокие морщины, но более мужчину старила усталость, она отчетливо читалась в его запавших глазах, видимо, доктор провел бессонную ночь, да и день выдался ничуть не легче.
Оглядев холл, доктор направился прямо к Маше.
— Кажется, это с вами я сейчас разговаривал, — произнес он. — Здравствуйте, Маша.
— Здравствуйте, — робко ответила девушка. — Я вот тут принесла… Это для Оли.
Она протянула Перову пакет с фруктами. Тот взял пакет и в свою очередь протянул девушке белый халат, который держал в руке.
— Наденьте это и пойдемте. Оля только что очнулась. Я думаю, она будет рада вас видеть.
В кабине лифта Маша и Федор Степанович поднялись на пятый этаж. Доктор повел девушку по коридору.
— Где же вы были раньше, Маша? — неожиданно произнес Перов.
— Я пришла сразу, как только узнала, — растерянно ответила девушка.
— Я не об этом. Знаете, наверное, я плохой отец. Слишком мало времени уделял дочери, смотрел сквозь пальцы на все ее проделки, не замечал, как она отбивается от рук. Оля ведь росла без матери, она очень рано умерла. А я практически все время отдавал работе. Спасал чужие жизни, а собственную дочь проворонил. Вот к чему все это привело. Вы первая из ее подруг, о которой она мне откровенно рассказала. До этого она водила дружбу со всякой шпаной, едва не стала наркоманкой. Оля искренне восхищается вами. Мне кажется, вы смогли бы уберечь ее от многих ошибок, повлиять на нее. Жаль, что вы появились в ее жизни так поздно.
В голосе Перова прозвучала такая печаль, что Маше вдруг стало невыносимо жаль этого усталого человека. Ее саму повергло в шок то, что случилось с Олей, каково же ему, родному отцу. Наверняка он провел бессонную тревожную ночь у постели дочери, к тому же его гложет чувство вины за все случившееся.
— Все будет хорошо, — тихо сказала Маша, тронув его за рукав.
— Надеюсь, — кивнул Федор Степанович. — Об одном только прошу вас Маша, не покидайте мою непутевую дочь. Она нуждается в вашей поддержке, даже если сама не понимает этого.
— Не покину, — пообещала девушка. — Уж теперь-то я буду за ней присматривать.
— Спасибо, — с улыбкой поблагодарил Перов. — Вот мы и пришли.
Они остановились у двери в бокс со стеклянными стенами. За стеклом Маша увидела в окружении аппаратов и капельниц забинтованного человека, в котором с великим трудом можно было узнать Олю.
— Федор Степанович! — окликнули Перова издалека. — Вас уже ждут.
— Прошу прощения, Маша, я должен быть в операционной. — извинился Федор Степанович. — Вы можете зайти ненадолго, поговорить с Олей. С этим туда нельзя, — он указал на пакет с фруктами, — но скоро Олю переведут в палату и я обязательно все ей передам. До свидания, Маша. И приходите почаще, я предупрежу, чтобы вас пропускали в любое время.
Попрощавшись, доктор быстро ушел. Маша вошла в бокс и осторожно приблизилась к постели. На Олю невозможно было смотреть без содрогания — левая сторона лица опухла и стала фиолетовой, один глаз заплыл, разбитые губы почернели, сломанный нос скрывали бинты, голова ее тоже была перебинтована.
Приоткрыв уцелевший глаз, Оля тихо прошептала:
— Привет, подружка.
— Привет, — так же тихо ответила Маша. Она с трудом сдерживала слезы, столь невыносимо было видеть подругу в таком состоянии. — Как ты, Оля?
— Ничего. Спасибо, что пришла. А куда папа ушел?
— Его на операцию вызвали. Но он скоро вернется, ты не переживай.
— Не суетись, Машка. Мне переживать уже поздно.
— Да что ты такое говоришь, Оля? Ты обязательно поправишься и все будет хорошо. А я буду навещать тебя каждый день. Ты только не волнуйся. Все будет хорошо.
— Не тараторь, Машка, — тихо попросила Оля. — Голова болит.
— Извини, — смутилась подруга.
От волнения она действительно начала говорить слишком громко и быстро.
— Ты как меня нашла? — спросила Оля.
— Милиционер сказал, — ответила Маша. — Я сразу же сюда побежала. Я там тебе яблок принесла, мандаринов. Только говорят, что тебе пока нельзя.
— Мне бы пивка лучше, — прошептала Оля. — Или сигаретку.
Маша слегка растерялась. Взглянув на подругу одним глазом, Оля неожиданно спросила:
— Дура я, Машка, да?
— Да, — честно ответила Маша.
Из распухших губ подруги вырвался смешок, тут же сменившийся глухим стоном. Маша осторожно погладила Олю по руке и сочувственно спросила:
— Очень больно?
— Очень, — не стала бравировать Оля. — Эти ублюдки мне ребра сломали.
— Кто это был? — спросила Маша. — Кто это сделал с тобой? Ты их знаешь?
— Ты и сама их знаешь, — ответила Оля. — Помнишь тех козлов на «BMW», с которыми мы в «Попугае» познакомились? Это они.
— Как?! — ахнула Маша. — Да где же ты их снова нашла?
— Сами отыскали, сволочи. Я тогда сумочку потеряла на пустыре, а там документы были. Вот они меня и нашли. Поквитаться захотели за тот раз. Они и тебя ищут. Так что будь осторожна, Машка.
— Я сейчас же сообщу в милицию, — решительно сказала Маша. — Пусть их посадят.
— Да пусть им между ног все вырвут, — со злостью произнесла Оля сквозь зубы. — Скоты!
От волнения у девушки участилось дыхание, видимо, воспоминания о пережитом, в конце концов, прорвались из глубины сознания, где удерживались до сих пор. На глазах Оли выступили слезы.
— Сволочи! — выкрикнула она, не в силах больше сдерживать истерику. — Козлы!
Один из аппаратов тревожно запищал. Маша испугалась. Обняв подругу за плечи, девушка принялась успокаивать ее, сама заливаясь слезами:
— Оленька! Милая! Не надо! Прошу тебя! Все будет хорошо! Их накажут, я тебе обещаю! Не плачь!
В бокс вбежали две медсестры.
— Все, девушка, уходите, — решительно потребовала старшая из них и чуть ли не силой вытолкала Машу за дверь. — Завтра придете.
Маша еще некоторое время стояла у стекла, нервно наблюдая, как медики хлопочут над Олей. Прибежали еще два человека, видимо, состояние больной серьезно ухудшилось. Одна из сестер потребовала, чтобы Маша немедленно покинула отделение. Впрочем, девушка и сама уже была не в силах смотреть на страдания подруги.
Глотая слезы, Маша спустилась на первый этаж и выбежала на улицу. От расстройства и волнения она почти ничего не соображала и сама не помнила, как добралась домой.
Место в студенческом общежитии ей пообещали предоставить лишь в следующем месяце, пока же девушка жила на квартире, предоставленной ей Виктором, тем самым случайным знакомым, что встретился им с Олей ночью на шоссе. Придя домой, Маша без сил повалилась на кровать и снова разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку.
Жалость к несчастной подруге, обида за нее выплескивались потоками слез. Город жесток. Очень жесток. Как можно было сотворить такое с беззащитной хрупкой девушкой, совсем еще девчонкой? Что будет теперь с Олей? Кости срастутся, раны заживут, а как же искалеченная душа? Как будет она жить дальше после всего пережитого? Случись такое с самой Машей, она, наверное, сошла бы с ума от стыда и унижения.