Падение Хронополиса - Баррингтон Бейли

— Именно так, иначе вы бы слишком боялись, чтобы позволить себе подобное свободомыслие. — Вро небрежно закинул ногу на подлокотник кресла. Разговор его забавлял. — Но вы определенно еретик, архивариус. Сравните свои построения с учением Церкви о Святой Троице. Бог есть Отец, мир ортогонального времени есть Сын, а страт есть Святой Дух, посредством которого Отец создает Сына. В соответствии с учением Церкви ортогональный мир реален, осязаем и существует на самом деле, в то время как страт, или Святой Дух, менее реален ввиду своей духовности и потенциальности. Он есть вид посредника между реальным миром и Богом, стоящим над таковым.

— Катехизис я еще помню, — буркнул Мейр, несколько задетый тем, что ему растолковывают элементарные истины. Вро, однако, не обратил внимания. Подобные дискуссии доставляли ему удовольствие; атеист в душе, он любил сложные теологические построения.

— Ваши собственные убеждения чрезвычайно близки к верованиям травматиков, — повторил он Мейру еще раз. — Наш мир нереален или относительно нереален, а страт реален. По мнению травматиков, мир был создан Хулму, их богом, обитающим в глубинах страта, и он создает мир, проецируя его на экран, как в кино. Цель этого действа — создать для него зрелище. Вот почему у травматиков эмблемой творения является голографический проектор, и вот почему у них одно из ритуальных имен Хулму — «Оператор Проектора».

— Непонятно, когда организация, совершающая такие ужасные действия, успела обосновать их столь глубоким философическим учением.

— О, культ Хулму не нов. По крайней мере не новее Церкви. Говорят, в свое время этот культ соперничал с Церковью за главенство.

— Вы хотите сказать, что он возник независимо? — Мейр нахмурился. — Я всегда считал, что он был основан отступниками.

— Происхождение секты травматиков не совсем ясно, — признал принц. — Но собственная идеология Церкви с течением лет претерпела изменения. В самом начале Святое Учение было несколько ближе к верованиям травматиков. Считалось, что Бог обитает в самых дальних глубинах страта. Святой Орден Хронотических Рыцарей даже посылал экспедиции на поиски Бога, но все они закончились трагически. Позднее теология Церкви усложнилась, и теперь она учит, что Бог не может быть найден ни в одном направлении, доступном кораблю времени. Попытки разыскать Бога в глубинах времени рассматриваются как ловушка для невежд, ибо там обитает не Господь, а Враг.

— Хулму.

Вро кивнул:

— Официально травматики считаются дьяволопоклонниками. Хулму отождествляется с Сатаной. Самое интересное, что даже Церковь не отбрасывает учение секты как простую глупость. В глазах Церкви Хулму реально существует; он лишь обманывает своих последователей, заставляя верить, что создатель — он.

— Тогда душа принцессы Веа находится в смертельной опасности, — сказал негромко архивариус и тут же пожалел А своих словах.

Лицо принца Вро затуманилось.

— Вы правы, архивариус, — тихо согласился он. — Но я еще могу спасти ее. Вооружившись подобно древнему рыцарю, я отправляюсь в поход в будущее!

Этой материализовался за колонной главного зала внутренних покоев.

При подлете к месту выхода перед ним сменялись сцены многообразной дворцовой жизни. Мелькнул Наместник Филипп, дающий аудиенции аристократам, министрам, администраторам и военным.

В самом дворце царила атмосфера радостного возбуждения, будто ожидания чего-то. Этон вышел из-за колонны и с интересом осмотрелся. Вокруг сновали люди и стоял несмолкающий гул разговоров.

Этона, привыкшего к более аскетической обстановке, блеск и роскошь несколько выбивали из колеи. Он задумался, как достичь своей цели — аудиенции у Наместника, — когда его поймала за руку молодая женщина с чуть вытянутым лицом и в тиаре принцессы Иксианов.

— Добрый вечер, капитан. Вы ведь здесь впервые?

Этон поспешно поклонился, лихорадочно пытаясь воскресить в памяти фотографии членов императорской семьи. Трудность была в том, что семья очень большая. Но кажется, это была принцесса Майра, одна из дочерей Наместника.

— Вы улетаете с армадой? — спросила Этона принцесса, не дав ему и рта раскрыть. — Ну конечно же! Такой бравый молодец ни за что не позволит себя оставить в тылу. Правда, это здорово? Сражаться за веру!

У принцессы искрились глаза.

У Этона уже почти сложился в голове ответ, когда вдруг наступила тишина. Через украшенные двери в зал вошла процессия: Наместник, заметно пошатывающийся и с трясущейся правой рукой, слегка поддерживаемый слугами, за ним несколько важных лиц, с которыми он сейчас совещался. Рядом с Наместником тенью держался архикардинал Ре-муар, глава Церкви. На лице Ремуара читалось что-то вроде ликования. И бусины глаз Филиппа тоже блестели неестественно ярко.

Все присутствующие поклонились.

Слабый, но пронзительный голос Филиппа обратился к собравшемуся двору.

— Близок конец наших невзгод! — провозгласил он. — Все корабли Армады закончили испытания, полностью оснащены и готовы к походу. И лишь считанные дни отделяют нас от великого события!

Слова Наместника были подхвачены приветственными криками и аплодисментами. Филипп двинулся через огромную залу — перед ним в толпе сам по себе открывался проход — и остановился у широкой золотой панели, занимавшей почти всю стену.

— Император! Почти нас своим присутствием!

Золотая плита скользнула вверх. Из глубин открывшегося за ней помещения выкатилась на колесиках машина-Император.

Завороженный Этон смотрел во все глаза. Так вот каким был он, Император, таинственное сооружение, стоящее в иерархии правителей Империи выше самого Наместника. Вместе с тем Этон не слышал ни об одном эдикте, изданном этой машиной. В практической жизни люди считали, что власть Императора чисто номинальна.

Представ перед тихо гудящим механизмом, Филипп повторил свои слова.

— Император, дай нам одобрение нашего плана! — попросил он. — Подтверди его исход, дабы оправдалась наша вера.

Гудение, исходящее из недр Императора, усилилось. Неожиданно механизм заговорил гулким величественным баритоном:

— Враг Империи набирается сил. Великая битва неминуема.

Пауза.

— Говори же могучий Император! — настойчиво потребовал Филипп. — Поделись с нами мудростью моих отцов!

На этот раз в величественном голосе были слышны скрежет и дрожь, почти страдание.

— Великая битва неминуема!

— Во всеведении своем, дай нам благо знания, что исход предрешен, о Император!

Но машина, украшенная башенками, уже отступала в свое убежище. Золотая плита опустилась на место.