Революция чувств - Зоя Кураре

Аргументы исчерпаны, от мирного диалога хозяин кабинета и его гость перешли к высоким тонам. Мужики нервно размахивали руками, шипели, устрашающе топали ногами. Итог, один из хищников финансовых махинаций побеждено упал всем телом в кресло и стал нервно отправлять себе в рот по две конфеты. Шоколадные заложники открыто возмущались нетактичным, бесчеловечным, точнее бесконфетным, поведением гостя. Не в силах что-либо изменить. От рождения конфеты наивно полагали, что люди ели шоколадные изыски исключительно для наслаждения, оказалось, они просто гасили минутный невроз. Мир людей и конфет существовал параллельно. Шоколадные конфеты видели и слышали, что говорили люди, а орущие мужики – нет, в их жизни многое напоминало расплавленную коричневую массу, но с иным, неприятным запахом.

Сидя в мягком удобном кресле, Петр Антонович безжалостно приговорил последние две конфеты. Он хотел денег, как хотят женщину, которая тебе не принадлежит. Денег, денег, денег скандировала его финансовая душонка. Несговорчиво бурчал желудок, после шоколадных конфет Ковбасюку еще больше захотелось есть. Терпение лопнуло, финансист первым вывесил белый флаг.

– Ладно, Сан Саныч 35 % это мое последнее слово. Точка. Слышишь, точка жирная, реальная, окончательная, – еле дыша, сказал Ковбасюк.

Куликов понял, торг не уместен. Он молча встал, подошел к сейфу, открыл его. Сан Саныч стоял спиной к Ковбасюку, чтобы тот не смог рассмотреть содержимое сейфа. Отсчитал 350 тысяч долларов. Руки дрожали, они отказывались повиноваться хозяину.

«Черт, черт, черт», – плевался мысленно Александр Куликов, сохраняя высокий статус пиар-технолога и невозмутимое, несмотря на непредвиденные обстоятельства, лицо.

Александр Куликов резко повернулся к гостю и бросил солидные пачки денег на стол. Деньги, словно птицы, приземлились в самом центре стола. Не успев в полете, по обыкновению, даже нагадить.

– Вот, это все. Все, что есть, – многозначительно сказал Александр Куликов.

Петр Антонович оживился, шелест денег, их цвет свежескошенной травы подействовал на него успокаивающе. Финансист достал из кармана тонкий черный полиэтиленовый пакет, деловито развернул его, сгреб со стола деньги Куликова и одним махом отправил их в собственные закрома.

– И помните условие, больше мы не встречается. То, что сейчас между нами произошло, это компрометирует нас обоих в равной степени, – убитым голосом выдавил из себя на прощание пару фраз Александр Куликов. Он безвольно открыл дверь кабинета. Эта крыса сейчас уйдет с моими деньгами, с моими кровными деньгами, подумал Куликов.

– Согласен, больше не встречаемся до конца предвыборной кампании, – с улыбкой на лице сказал Петр Антонович Ковбасюк. – И еще, надеюсь, Евгения Комисар у вас больше не работает, даже я при своей финансовой стабильности не держу у себя в команде людей, которые обходятся мне так дорого. Прощайте, Сан Саныч, – Ковбасюк громко хлопнул дверью.

Куликов выдержал паузу, пока жирная крыса покидала территорию офиса, а затем бесцеремонно дал волю чувствам.

– А, а-а, – завопил Куликов и сбросил рукой с рабочего стола все предметы, которые там находились. Канцелярские принадлежности, чашки с недопитым кофе, документы все смешалось в кабинете Куликова, все на мгновение утратило привычный порядок, смысл и ценность.

Секретарша испуганно просунула голову в кабинет.

– Уйди, от греха, – прохрипел шеф.

Дверь мгновенно закрылась. Грех есть.

Александр Куликов метался по кабинету как ошпаренный, он вдруг вспомнил, как в детстве случайно обжегся горячим чаем, нестерпимая боль явилась к нему, как призрак из далекого прошлого. Моментально подскочило кровяное давление, затем оно резко упало, до критической точки. Александр Куликов вспотел, его трясло, его душило чувство обиды, так бездарно потерять деньги. И какие деньги? Самое страшное – это зависимость от человека, которого и человеком-то назвать сложно. Мерзкая, жирная крыса. Неужели крыса могла победить супераналитика, суперполиттехнолога. Кто? Это жирное животное, которое в любую минуту может напомнить о своем существовании? Мысленно Куликов понимал, за это кто-то должен ответить, необходимо спустить пар, иначе мозг взорвется.

Александр Куликов выбежал из кабинета, буркнул секретарше, что он сам выйдет на связь при необходимости. Секретарша поняла дословно: дело дрянь и касается оно финансов, раз шефу на текущую работу наплевать.

Александр Александрович Куликов поехал к себе домой, чтобы все как следует обдумать и напиться. У себя дома он чувствовал себя защищенным. Отключив все телефоны, он мог сосредоточиться, чтобы с удвоенной силой приступить к созданию нового политического проекта. Необходимо возместить утраченные сегодня деньги. Только во время выборов деньги, как птицы, гнездились на территории задорожной губернии. Сезон. После выборов придется перебиваться с хлеба на небольшой кусок масла.

– Черт, черт, – выругался Александр Куликов, угодив в очередную дорожную выбоину.

Выборы приходят и уходят, а плохие дороги, как после второй мировой остаются, подумал Сан Саныч.

Поставив машину в гараж Александр Куликов бегом, как будто он опаздывал на регистрацию авиарейса, бежал по винтовой деревянной лестнице на второй этаж своего огромного дома. Где ты, где же ты, шептал он себе под нос. В кабинете его ожидал сам господин Хеннесси.

Увидев хозяина, коньяк напыщенно изменился в цвете. С 1765 года, даты своего основания, элитный французский коньяк так не багровел.

– Два дня обходил ты меня вниманием, и что? Хлебни, Александр, тебе станет легче. Что, неприятности? Я так и знал, – пробурчал коньяк, искренне считая, что он панацея от всех проблем политических, личных, финансовых.

Куликов взял бокал и доверху наполнил его ароматным, выдержанным, фирменным, дорогим алкогольным напитком.

– Чувствуешь мой тонкий аромат? – спросил коньяк у Александра Куликова. Он рассчитывал на взаимность, сейчас хозяин поднесет бокал к своему мужественному лицу, медленно насладится ароматным букетом, цветом…

– Твою мать, – грубо, по-пролетарски, выругался Александр Куликов и одним залпом выпил полный бокал коньяка. Коньяк, оставшийся в бутылке, запаниковал. Этак жизнь бутылки незаурядного коньяка можно сравнить с цветением заурядного кактуса, хорошо, красиво, но непостижимо быстро.

– Александр, я, конечно, понимаю, проблемы и все такое. Но пардон, так нельзя. Я не дешевое пиво или водка. Я, я, я…я Хеннесси – фирменный коньяк. Со мной так нельзя.

Александр Куликов не слышал алкогольных нравоучений, он выпил залпом очередную порцию коньяка. Сан Саныч сел на пол, поставил перед собой бутылку элитного и, обращаясь к единственно преданному за долгие годы другу, тихо сказал:

– Меня сегодня брат, отымели, как пацана. Первый раз в жизни. И правду эту я могу рассказать только тебе. Слышить, только тебе. Друг мой. Я знаю, ты никому об этом не скажешь.

Куликов бережно наполнил пустой бокал. Коньяк переполняла гордость, только ему, только ему одному господин Куликов мог доверить страшную тайну, которую Хеннесси унесет с собой в желудок, в последний путь человеческих удовольствий.

– Я убью тебя, жирная крыса, – вдруг неприлично громко выкрикнул Александр Куликов.

Коньяк не на шутку испугался, он выплеснул эмоции или отчаянно плюнул на ковер? Непонятно, но на ковре образовалось неприлично мокрое пятно. Пару бурных фраз пьянящего монолога, и коньяк понял, хозяин к алкогольному напитку претензий не имеет. Большая политика, разрушает его мозг, делает Куликова агрессивным и неуправляемым.

Спустя полчаса Куликов с трудом нашел мобильный телефон, после начатой второй бутылки коньяка это сделать нелегко. Найти телефон в большом доме! Знакомый номер, без доли сомнения Сан Саныч нажал заветную кнопку. Послышалась знакомая мелодия и не менее знакомый голос спокойно ответил:

– Да, слушаю…

– Это я, бери такси, я тебя жду у себя дома. Ничего не спрашивай. Есть серьезный разговор, – сказал Куликов, как будто зачитал правительственную телеграмму.

Необходимо привести себя в нормальное состояние, чтобы трезво мыслить, решил Сан Саныч. Он долго принимал прохладный душ, затем заварил крепкий кофе, надел черную футболку, траурного цвета джинсы. Одевался машинально. Посмотрев на себя в зеркало, Александр Куликов неободрительно покачал головой, вид как на похоронах. Потеря больших денег потрясла его до глубины души.

В дверь позвонили. Он открыл и увидел ее, в глазах беспокойство. Просьба шефа срочно приехать к нему домой Евгению Комисар изрядно взволновала, раньше шеф себе подобного не позволял. Впрочем, раньше и отношения у них были исключительно деловые. Женька внимательно посмотрела на шефа, ее встревожили колючие глаза Куликова и не свойственный его победоносной натуре траурный вид.

– Я в редакцию газет так и не доехала, вы позвонили, я бегом к вам, – протараторила Женька.