Вида своего защитник - Данияр Саматович Сугралинов

«Мне не нужны слуги, — подумал я, отключая живую броню и поднимая паразита. — Но от нового друга не откажусь».

Сверхмалый спиннер-матриарх остатками тела обнял ладонь, я внутренне сжался, вспомнив, как потерял руку, но обошлось. Спиннер растворился, впитался в руку.

«Друг… Защитник…»

Артефакт Предтеч призывно замерцал.

Глава 12. Подержи-ка мое пиво!

Друг?

Не успел я обдумать произошедшее, как спиннер просочился мне под кожу и исчез, а в голове взвыл интерфейс. Края поля зрения обагрились, замерцали цветом опасности, а перед глазами выскочило предупреждение:

Хомо Картер Райли, предупреждение!

В ваш организм проник внепространственные паразит вида «спиннер»!

Вы представляете смертельную угрозу для Сидуса.

Избавьтесь от паразита или будете уничтожены.

До самоликвидации: 00:13… 00:12… 00:11…

Дочитав предупреждение, не стал паниковать, потому что осознал:

«Каждый атом тела пронизан Недругами. Лучше скрыться».

Мысль ощутилась как моя собственная, но каким-то пока незнакомым мне чувством, новым, ранее недоступным, но, очевидно, развившимся из присущей мне развитой интуиции, понял — не моя мысль, а спиннера-матриарха.

Интерфейс сразу замок. А я откуда-то знал, что симбионт ушел в одномерное пространство. Или не так: он сам изменил свою мерность, став временно недоступным для интерфейса. Но только временно — для всевидящего ока Разума обнаружить паразита труда не составит.

Нас со спиннером сейчас спасало только то, что без Разума рядом у интерфейса на полноценное сканирование не хватало вычислительных мощностей — все-таки мы были на расстоянии тысяч световых лет от Сидуса.

Устроившись во мне поудобнее, спиннер присосался к моей «живой» энергии и начал восстановление, однако сделал это, подстроившись под мои возможности регенерации — шкала жизни колебалась на 99,9–100 %.

«И что значит “живая” энергия?» — задумался я, глядя на мерцающий артефакт Предтеч, но не решаясь к нему подходить — он убил всех, кто к нему прикоснулся. Стоит ли рисковать?

«Любая разумная жизнь излучает то, что дает жизнь нам, спиннерам».

Впечатление от подобного общения было любопытным — я как будто разговаривал сам с собой, но ответы были мне неизвестны, пока был не задан вопрос.

«Значит, вы все же паразиты, причем внепространственные — правы были Предтечи», — подумал я.

«Недруги называли нас так, дозволяя наш симбиоз с низшими, теми, кто, как и мы, стоял у подножия Пирамиды, — ответил мне моими же мыслями спиннер. — Но разве не мы, спиннеры, помогли им собрать у подножия столько низших?»

«Ты это помнишь? Или откуда-то знаешь? Столько времени прошло с тех пор…»

«Помню, знаю, владею информацией — она передается с генетической линией от матриарха к матриарху».

Спиннер отвечал на вопросы, но не задавал своих, я чувствовал лишь его беспокойство — как он даст жизнь третьей линии, если мое тело «пронизано Недругами»? Однако сейчас больше его заботило собственное выживание.

«Интерфейс Предтеч сказал мне, что ты внепространственный паразит из вида спиннеров. Есть и другие виды?»

«Были. Есть. Будут. Каждая цивилизация вольно или невольно пробуждает и вскармливает своих симбионтов. Я вижу твоего — он чрезвычайно примитивен, но заботится о тебе и по мере возможностей предупреждает об опасности».

Что? Во мне живет другой внепространственный паразит? Откуда? И почему молчит интерфейс?

«Ты называешь его интуицией. Поработав для тебя, он потом восстанавливается, и в такие периоды ты ощущаешь упадок сил… — Спиннер беспокойно дернулся, выпав из одномерности, чем снова всполошил интерфейс, вернулся в прежнее состояние и закончил общение: — Мне нужно восстановиться. Ты можешь спокойно изучить наследие Недругов — ты ведь за ним пришел?»

Ощущение чужих мыслей в голове исчезло. О присутствии спиннера говорила только колеблющаяся шкала жизни, да и она могла бы быть следствием токсичной атмосферы или вредного излучения артефакта, к которому я не спешил даже несмотря на то, что рассказала матриарх спиннеров.

Поднявшись, я обошел «наследие Недругов» несколько раз, расширяя радиус, но писка мода коллектора так и не дождался. Похоже, собственность тех, кто погиб, дотронувшись до артефакта, собрали их спутники — например, тот же Убама. Жаль.

Впрочем, сожаление было мимолетным — я пережил встречу со спиннером, но все еще был замурован под каменной толщей, мне грозило истощение от голода и жажды, и даже если выберусь из-под земли, на поверхности меня не ждут с распростертыми объятьями. Адская живность этой планеты, почуяв исчезновение спиннеров, наверняка уже кружит вокруг колонии. Да и вопрос с транспортом все еще не решен. Слишком много «если» на пути к возможности покинуть Агони на грузовой барже…

Проверить первое «если» — удалось ли решить вопрос с энергией — я мог прямо сейчас. Тронув матово-синий браслет на руке, я призвал стража.

Прежде мне не удавалось увидеть его в момент появления из карманного измерения, но сейчас, думаю, благодаря дополнительным органам восприятия спиннера, которые слились с моими, я четко разглядел, как возле меня, в воздухе, появляется миниатюрное отверстие, как если бы кто-то пробил лист бумаги невидимой зубочисткой. Из этой дырочки в ткани реальности в прямом смысле излился наружу Гардисто. Мгновенно.

— Твои создатели могли бы предусмотреть активацию в любых условиях, страж, — проворчал я, внутренне ликуя — скорее всего, мне теперь удастся и выбраться из-под земли, и перезапустить колонию. — Ты многое пропустил.

Матовая капля немного подросла, став примерно мне по грудь, вздрогнула, но был ли это разумный ответ на языке древних рехегуа или что-то другое, мне было недоступно.

Пока я мысленно формулировал команду, чтобы страж коснулся артефакта Предтеч, — я все же не хотел рисковать, — он сам к нему подкатился и, отрастив конечность, дотронулся. И ничего не произошло.

— Моя очередь, — сказал я, сдвигая Гардисто.

Сердце сделало попытку ускориться, но, видимо, уверенность спиннера в том, что артефакт не причинит мне вреда, передалась мне, и я спокойно дотронулся до яйцеподобного «наследия Недругов» — сначала пальцем, потом положив всю ладонь, ощутив пульсирующую, словно живую, поверхность.

За несколько секунд я ощутил гамму ощущения — смертельный холод, сжигающий кожу жар, острые иглы, пронзившие плоть до костного мозга, и влажную слякоть, поглотившую и выдавившую ладонь.

Каменное яйцо покрылось сияющими движущимися символами, они кружились, мерцали и меняли цвет, то ли трехмерные руны, то ли иероглифы, то ли арабская вязь, не суть важно — главное, артефакт проснулся, опознал меня и признал достойным получить его содержимое.

Яйцо развалилось на четыре лепестка и осыпалось исчезающей пылью. Содержимое, которое хранилось в его сердцевине, осталось парить в воздухе — небольшой, с мизинец длиной, тонкий, как карандаш, серебристо-голубой стержень.

Интерфейс промолчал, словно я