Свежий ветер океана (сборник) - Евгений Федоровский

После инструктажа мы наскоро завтракаем и расходимся по своим маршрутам: Лида с Колей — по горкам, я с Борей — по ручьям, поскольку теперь мы уже выступаем в роли шлиховщиков.

Эта работа тоже не мед. Вращая и покачивая лоток, мы смываем с него пустой песок, выбрасываем гальку и камни. Быстро, на глазах, шлих становится все более темным, потому что отходят светлые и глинистые частицы. Наконец на дне лотка остаются черные железистые фракции.

У нас не было выходных дней. Мы не могли пойти поохотиться или просто пособирать грибы или ягоды. Мы всегда не укладывались в жесткие сроки и потому торопились. Слишком короткое здесь лето и очень много надо пройти, чтобы уложиться в план работ, рассчитанный на предел человеческих возможностей.

А поздно ночью при свечке надо было разбирать образцы, наклеивать на них кусочки лейкопластыря с номером, упаковывать камни в бумажные пакеты и брезентовые мешки, сушить над печкой мокрые шлихи, освобождать порошок от кульков, куда сначала сливали пробы, опять упаковывать в конверты, заполнять журналы, обозначать на карте места, где брали тот или иной шлих…

А еще надо было рубить дрова для костра и печек, готовить еду, выпекать хлеб, добывать воду, которая в жаркие дни вдруг уходила под камни, — словом, обеспечивать отряду более или менее сносную жизнь.

Работа шла с точностью заведенного механизма. Мы перебазировались на новые и новые места, вырубали в чаще полянки для палаток, сооружали из бревен и жердей нары, делали лабаз, уходили с этой базы в маршруты и, закончив работу, накормив своей кровью полчища комаров и мошки, перебирались на другой участок, к новой бочке, где разбивали лагерь.

Нет, мы не открывали месторождений, не находили золотые горы. Мы просто вели геологическую съемку для карты, где в одном сантиметре укладывались километры тяжелого нашего пути. После камеральной обработки добытых нами образцов и шлихов в вулканических породах обозначатся признаки полезных ископаемых. В будущем карту прочитают другие геологи и по этим данным уже поведут точно нацеленный и детальный поиск.

К озеру, которое умело молчать

Оставалось несколько последних маршрутов. Уже догорало лето. Созрев, опадала оранжевая морошка, на корню засыхали и сморщивались подберезовики и маслята, багровели поляны брусники. Светлели леса, прибавлялись золотые и алые краски.

В глубине кедровника стояла палатка нашей начальницы Лиды Павловой. Мы же обосновались у обрыва к ручью. Посередине лагеря оборудовали кухню, то есть вбили колья с перекладиной над костром, сверху натянули брезент от дождей, из жердей сделали нары для хранения мешков и ящиков с продуктами.

А в километре от нас было море. И днем, и особенно по ночам мы слышали его трубный гул. Море подбрасывало нам разную мелочь: доски, обрывки сетей, ящики, поплавки из пенопласта. Так что мы сделали стол и табуретку и могли теперь, расположившись с комфортом, сколько угодно слушать Лидины наставления…

Сегодня Лида Павлова идет с Колей Дементьевым на гольцы, нависающие над речкой Безымянкой. Боре и мне она приказывает двигаться по самой речке и взять не менее пятнадцати шлихов. Дело привычное, но тут надо еще через водопад и горловину у гольцов выйти к высокогорному озеру, обозначенному на карте просто цифрой 307 — высотой над уровнем моря. Оно лежало в каменной чаше. Поблизости не было подобных озер, и странно, что эвенки, мудрый и поэтический народ, кочуя по этим местам, оставили его без имени. Почему же они не раскидывали здесь своих стойбищ? Что заставляло охотников стороной обходить это озеро? Ведь эвенки прокладывали тропы в куда более трудных горах…

Для нас озеро представляло практический интерес. Сюда впадало несколько ручьев, и за тысячи лет вода, несомненно, нанесла много интересного. По шлихам у озера мы могли бы определить присутствие долгожданных рудных пород. В том, что они здесь есть, мы не сомневались. На это указывали разные косвенные данные, включая геологическую разведку с самолетов и спутников.

Мы видели это озеро с вертолета. Оно сверкало, как бриллиант, вделанный в темно-зеленую оправу кедрового стланика. Всегда кажется, что все таинственное надежно прикрыто неприступными горами и зарослями. Но с тем большим упорством мы хотели пробиться к озеру. Нам представлялось, что вообще-то и через прижим, и через водопад, и сквозь стланики пройти можно. Но Лида умела читать аэрофотоснимки. У нее был стереоскоп, где, как наяву, рельефно-выпуклыми виделись горы и безнадежно глубокие ущелья. Она-то лучше знала, какая дорога нас ожидает, потому и сказала:

— Только не рискуйте. Отказ — не обух: шишек на лбу не будет.

— Постараемся, — отвечает Боря Доля (он старший).

Мы натягиваем болотные сапоги и в который раз недобрым словом поминаем снабженцев экспедиции. В мороз сапоги лежали в холодном складе, потеряли эластичность, полопались и, несмотря на все старания их заклеить, текут, как решето.

Берем лоток, саперную лопатку, свитеры, котелок, кружки, полиэтиленовые мешки, которые приспособили как укрытие на случай дождя. Из продовольствия кладем в рюкзак только хлеб, чай и сахар. По опыту знаем: есть не захотим, в тяжелой дороге будет мучить только жажда.

Мало сказать, что Борис Доля долговязый и крепкий — он просто огромный. Природа сработала его грубо, объемно, на совесть. Когда он шел через стланик — стонал и плакал лес. По дремучей рыжей Бориной бороде тек пот, его длинные сильные руки легко раздвигали самые крученые заросли. А комары, не дающие покоя даже медведям, шарахались от него.

Вообще Боря художник. Но каждое лето он становится шлиховщиком в геологической партии. Наверное, эта перемена приносит новые впечатления, отдых от несладкого и нелегкого труда графика, хотя работа шлиховщика тоже не мед и от нее ломит в пояснице и зверствует радикулит, и дает она далеко не длинные рубли. Он и меня выучил этой работе — нехитрой, но требующей сноровки, терпения и выносливости.

Мы надели рюкзаки, потоптались на месте, проверяя, не мешают ли портянки, всадили в стволы ружей патроны с пулями и пошли. Ночью вчера пронесся дождь, в мокрой траве желтела морошка, с деревьев падали грузные капли. Скоро мы вымокли и стали коченеть, хотя двигались довольно быстро.

Солнце еще не взошло, никак не могло выпутаться из липкого тумана в горах. Миновав болотистую низину, мы выбрались на тропу. Эту тропинку облюбовали медведи. Они оставили на ней свежие следы, не раньше чем нынешней ночью. Это заставляло держать ружья наготове. Медведь иногда не от злости или от голода, а просто от неожиданности, от страха может напасть на человека. К счастью, в кустарниках и в стланике, попадавшихся на пути, была прорублена просека, и мы могли видеть довольно далеко.