Золотой ключ. Том 1 - Дженнифер Роберсон

И все-таки в разгар праздника… В такой день туфель на собственных ногах не увидишь. В Мейа-Суэрте яблоку негде упасть.

Полдень. Неимоверный шум: по всему городу трезвонят колокола санктий — славят этот час, этот день. Когда-то в этот день и час Матерь зачала Сына, а через девять месяцев, на заре Нов'вива Премйа, Сын появился на свет.

Уж лучше бы сейчас была Нов'вива. А то нынче жара и духота совсем не весенние, да еще влажность, да еще эта толкотня… В Нов'виву обычно холодно и неотесанной деревенщины не так много.

Волосы пришлось наспех уложить на затылке с помощью витых медных шпилек — не очень приятно и красиво, когда к потному лицу липнут распущенные кудри. Духота тяжким грузом давила на плечи, медленно, но верно одолевала прямизну позвоночника. Сааведра прикрыла ладонью глаза от палящего солнца, и в квартале прямо перед ней, над изломами крыш, вознеслись громадные колокольни и крытые черепицей скаты Катедраль Имагос Брийантос — Собора Сияющих Образов.

Вот бы забраться на башню… Да, с нее даже в огромной толпе на сокало Грандо можно разглядеть Сарио. Но не пустят. Ведь она не санкта. Хуже, она — Чи'патро. Ни один санкто, ни одна санкта в этом городе не пустит ее на башню высматривать другого Чи'патро. Правда, если не приглядываться с пристрастием, Сааведру можно принять за обычную тайравиртку, но ее непременно выдадут пятна краски на одежде, мел под ногтями, цепкие запахи растворителей. У святош из екклезии глаз острый и нюх тонкий.

Сааведра зло скривила губы. “Да неужели они искренне почитали герцогиню Хесминию? — прошептала она. — Ведь это она нас приютила”.

Впрочем, герцогиня Хесминия была из рода до'Шагарра и вышла замуж за до'Верраду. До'Шагарра и до'Веррада позволено делать все что им заблагорассудится.

Сааведра решила, что обойдется без башни. Там ведь оглохнуть можно от колоколов, а слухом она не пожертвует даже ради Сарио.

Жарко… Она стряхнула со щеки упавший локон, и тут ее осенило: фонтан!

Да, он достаточно высок и прохладен, и на нем гораздо тише, чем на колокольне. И там всем наплевать, какая течет в ее жилах кровь. Правда, нелегко будет найти свободное местечко на верхнем ярусе.

Фонтан за ближайшим поворотом — рукой подать, но не так-то легко пробраться сквозь эту сутолоку. В конце концов ей удалось отключить сознание, чтобы не слышать ругательств и сальных замечаний, не чувствовать боли в оттоптанных ногах, не думать о свалявшихся волосах и измятой одежде. С нее семь потов сошло, пока добралась до сокало Грандо, и было ощущение, что от локтей и ступней не осталось ничего. Утешала только надежда принять холодную ванну, как только она разыщет и приведет Сарио в Палассо Грихальва.

Если она найдет Сарио.

— Мердитто альба, — пробормотала Сааведра. — Такой везучий, талантливый, целеустремленный… расхаживает по городу, как сам герцог!

Или как Верховный иллюстратор, правая рука герцога.

— Матра, — прошептала Сааведра, — он верит, что нужно лишь время… Он уже считает себя им.

Но должность Верховного иллюстратора принадлежит Сарагосе Серрано, а герцог Бальтран еще не передал сыну свой пост. И кто знает, когда еще дон Алехандро назначит нового придворного художника.

— Бассда… — Она проследовала дальше сквозь толпу. К фонтану. Как она и ожидала, узорные мраморные ярусы оказались увешаны стайками детей, точно виноградными гроздьями. Дети лезли под струи, а многие резвились внизу, по колено в воде.

— Ведра, семинно Раймон дал тебе поручение. — Она поправила юбку, падающую свободными складками. — И ты его выполнишь. Матра, я тебе сейчас потолкаюсь! — Она свирепо глянула на мальчонку, позарившегося на ее место. — Меннино, двоим здесь не уместиться.

Сааведра вскочила на мокрый ярус, намочив подол и сандалии; видавшие виды кожаные подошвы вмиг стали скользкими.

— Может, я похожа на моронну, но другого способа нет, и к тому же тут прохладно… Номмо Матра! — Она вздрогнула от неожиданности и едва не упала, когда кто-то дотронулся до ее ноги.

— Простите, — вежливо обратился к ней незнакомец, — но вы меня не слышали из-за шума воды.

А он не слышал ее бормотания. Сааведра в недоумении смотрела на него сверху. Он казался совершенно неуместным в гуще мейа-суэртского праздника, в этом жутком столпотворении. Он был стар, очень стар, ему хорошо за пятьдесят, а возможно, и все шестьдесят.

— Номмо Матра эй Фильхо, — прошептала она. — Почему ты еще не помер?

— Потому что я не Грихальва, — спокойно ответил он. Узнал. Посмотрел на нее и узнал.

«Но ведь я не Одаренная, — подумала она. — Не ношу цепочки с Ключом…»

А он — не санкто, чтобы узнавать по следам краски и мела. Она всего лишь женщина, такая же, как все. Женщина и есть женщина, где бы ни жила: в Тайра-Вирте, Пракансе, Гхийасе. Кого интересует, из какой она семьи?

— Чи'патро, — произнес он мягко, и ее бросило в дрожь. — Ай, не надо! — Он увидел, как она пошатнулась и снова вцепилась в мрамор. — Граццо, позвольте предложить вам руку? По-моему, вам лучше спуститься.

Рука была старческая, тонкая, в коричневых крапинах, с пергаментной кожей, с рельефной сеткой сухожилий и вен. Но она с готовностью поднялась, чтобы поддержать Сааведру. А та посмотрела на руку, подумала, стоит ли спускаться, и с чего он взял, что стоит, и чем это для нее кончится.

Под четкими, аккуратными складками застиранного полотняного тюрбана обозначилось лицо — древнее, под стать протянутой руке. И улыбка, порождающая стайки добрых, ласковых морщинок, и обещание покоя, уюта в ясных серых глазах.

— Уважьте пожилого человека, — попросил он. — Не откажитесь выпить с ним сладкого сока. И вовсе незачем бояться, я Иль-Адиб, цев'рейна, мы будем не наедине, а в привычном для вас обществе.

Слово на чужом языке! Сааведра готова была поклясться, что никогда в жизни его не слышала.

— В привычном обществе?

— Еще один Грихальва, — ответил он. — Еще один Чи'патро.

— О ком это вы? — И тут она поняла. — Сарио?

— Да, Сарио. — Сухонькие губы дрогнули и растянулись в сдержанную улыбку. — Если б вы только знали, как молился я, Иль-Адиб, цев'рейна!

— Что это означает? — спросила она, все еще держась за мрамор. — Как вы меня назвали? На каком языке?

— О, простите старика, граццо… Я понимаю, вам это кажется странным. Лингва оскурра. Сарио тоже был удивлен.

— Темный язык? — Сааведра нахмурилась. — Нерро лингва — это мор.

Он прижал ладонь к сердцу.

— О, простите. Я эстранхиеро, чужестранец. Но говорю на вашем языке, я ведь много лет здесь прожил. А когда-то мой язык был понятен всем, и на нем пели красивые песни. — Он немного помолчал, не опуская руку. — Это означает “тайный язык”.