Охота на Кидал - Олег Логинов

- Давай выпьем за то, чтобы наши секреты оставались при нас,предложил я.

Мы выпили, закусили, и Виталий продолжил:

- В принципе, никакие это не секреты, просто не люблю рассказывать про свою прежнюю жизнь. Когда я работал в Москве в ОБЭП, мой брат создал свой банк. Я ушел к нему начальником службы безопасности. Брат иногда похвалялся, что создал банк без всякого постороннего содействия, не используя ни бюджетных, ни партийных денег, а исключительно благодаря своей личной инициативе. Тогда я еще не знал, что это не более, чем поза, а на самом деле большую часть средств он получил от одной подмосковной мафиозной группировки. Дела шли нормально. Зарабатывали мы - дай бог каждому. Но брат начал зарываться. У него появилась этакая гигантомания, склонность к большим грандиозным проектам. Я ему несколько раз говорил: "Зачем зарываться? Нормально же живем за счет кредитования и спекуляции валютой". Он: "Нет. Ты ничего не понимаешь, ты не умеешь смотреть в завтрашний день" и так далее. Меня он в свои грандиозные планы не посвящал, но я знал, что ведутся важные переговоры с какими-то коммерческими структурами и чиновниками из Администрации вашей области об очень крупном проекте. Он предоставил под это дело большую часть активов банка, а через некоторое время сам уехал сюда в командировку. Больше я его не видел. Не знаю, что случилось. То ли его классно кинули, то ли он сам решил свинтить. Даже не знаю, жив он или нет. Правда, он мне один раз звонил отсюда и предупредил, что ему на какое-то время придется исчезнуть. Я стал его спрашивать, что случилось, а он просто повесил трубку. Этот звонок, можно сказать, спас мне жизнь. После его исчезновения быстро выяснилось, что банк по сути дела банкрот. Жулики уже предполагали такое развитие событий и организовали прослушку наших с ним телефонов. Короче, вскоре они на меня очень серьезно наехали. Я уже не чаял вернуться от них живым. Это были ребята из группировки, на деньги которой организовывался банк. Получилось, что брат пропал с их деньгами. Я сказал, чтобы на счет дележа оставшихся у банка фондов и основных средств они решали с ликвидационной комиссией, а то, что принадлежит лично мне: хату и тачку могут забирать. Свою квартиру братец уже, оказывается, заложил одной из московских страховых компаний. Теперь, поздним умом я понимаю, что он по-своему хотел уберечь меня от неприятностей, ничего не рассказывая о своей деятельности. Если бы жулики решили, что я хоть что-то знаю о его делах, думаю, они бы это из меня вытянули. Так я остался свободен и гол, как сокол. Решил восстановиться в конторе и поехать сюда, может быть удастся что-нибудь узнать о брательнике. Я это от всех скрывал, но пытался тут провести частное расследование по его исчезновению. Правда, все без толку. Был человек, и нет его - вот весь сказ. Но о его коммерческих взаимоотношениях с Джавдетом кое что сумел выяснить. В общем, может быть, лестное предложение Джавдета связано не столько с моей работой, а с деятельностью по розыску брата.

- Ты самого главного не сказал. Принял ты предложение или нет?

- Мне дали время подумать. Сказали, что через некоторое время со мной свяжется адвокат Зигельбаум и я должен буду сказать ему ответ. Однако, я погорячился. Сказал, что он может не беспокоиться и ушел из кабака. Так что, возможно, Зигельбаум и не будет спрашивать о моем решении.

- За это надо выпить,- сказал я, наполняя рюмки.

Даже очень сильному человеку иногда нужна моральная поддержка. Свое решение Вязов уже принял, и не было смысла начинать рассуждения о его правильности и целесообразности. Я впервые подумал, что, действительно, в нашем городе у него никого нет - ни друзей, ни родственников. И эту самую моральную поддержку ему, главным образом, могу оказать только я. А кто я ему? Партнер, напарник, сосед по кабинету. Как ни назови, а по нашим российским понятиям - никто, так коллега по работе.

- Вязов, тебе жениться надо,- сказал я.

- Ты чего?- вытаращил он на меня глаза.

- А чего? Женишься, девки пойдут, мальчики пойдут. Цветы жизни и опора в старости. Вот Вера Павловна - очень видная кандидатура. Все при ней, материально и жилплощадью обеспечена.

- Так я же женат. Нельзя мне второй раз,- сказал он.

Тут уж я на него вытаращился, переваривая услышанное. Не найдя ничего лучшего, предложил:

- За это надо выпить.

Выпили, закусили. Я спросил:

- А чего молчал?

- Честно говоря, скрывал. Не хотел, чтобы на работе косились. Там старые понятия очень сильны, графа пятая и все такое. Нет, сам-то я чистокровный потомственный русский, тут не придерешься. Но был грех женился на еврейке. Или она на мне, не знаю, как правильно сказать. Дочка у нас есть. Короче, как-то ее родители намылились на историческую родину, в обетованный Израиль. Ну и она с ними. Я говорю: "Не поеду, развод не дам". Но она и без моего согласия все устроила, дочку забрала и укатила. Первое время письма писала, звонила, сейчас перестала. Да она и адреса моего нового не знает. Но официально мы в браке, не разведены.

- Опупеть, не встать,- сказал я, потому что сказать больше было нечего.

Интересная у некоторых людей жизнь бывает: братья пропадают, жены родину меняют, а тут варишься в собственном соку, и ничего выдающегося с тобой не происходит. Правда, неизвестно что лучше. Время было глубоко заполночь, на следующий день, хоть это была и суббота, нас снова ждала родная ментовка. Мы накатили по последней и отправились спать. Вязова я уговорил остаться и постелил для него на раскладушке.

Неприятности начались с понедельника. С самого утра преследовали мелкие напасти: сломалась кнопка на куртке, автобус ушел из под носа, опоздал на оперативку. Дальше больше. На оперативке Петрович сказал, что наше дело в отношении Толи Мелешко прекратили за отсутствием в его действиях состава преступления. Девушка-следователь посчитала, что он законно получил бабки. "Ну не украл же он их в самом деле!"- резонно пояснила она Петровичу. Однако все эти резоны мы знали не хуже нее, а ей, скорей всего, просто не захотелось лезть в дебри сложного экономического дела. Понять следователя было можно, когда у тебя весь сейф под завязку набит уголовными делами и каждый день приносят еще, их и читать-то некогда, не то что заниматься расследованием. Вот только никто не хочет понимать нас. Вместо того, чтобы просто сидеть и курить бамбук, мы напрягались, пытались вывести на чистую воду нехороших людей и вернуть пропавшие государственные средства. Но черная полоса на этом не кончилась. Как выяснилось, она только начиналась.

Вскоре позвонил некто Корытин из городской прокуратуры и убедительно попросил меня приехать в это ведомство. Прокуратура - надзирающий за милицией орган, поэтому конфликтовать с ней - себе дороже. Надо - приеду, мне не жалко.

В прокурорском кабинете за столами сидели очень худой молодой человек и солидный мужик в летах. Я спросил кто из них Корытин, и мо лодой резким нервным движением дернул рукой, указывая мне на стул. Я сел. Дальше началось совсем непонятное. Корытин принялся меня колоть на то, что мы с Вязовым силой увезли Асланова из клиники в райотдел, где окончательно подорвали его больную нервную систему, а так же нанесли телесные повреждения. Это могло быть смешным, если бы не было так печально. Асланов вместе с жалобой предоставил в прокуратуру соответствующие справки лечащего врача. Вообще, жалуются на нас много и часто, но еще ни разу я не видел, чтобы прокурорские принимали столь явно и агрессивно сторону жалобщика. Корытин нервно дергался, заявлял, что все ОЭПовцы - гнилые взяточники и грозился нас с Вязовым посадить. Говорят, менты колются быстрее и охотнее других граждан, но наезд на меня Корытина был настолько топорным, что я, даже если и был виноват, в жизни бы ему не сознался. Мне показалось, что его соседу по кабинету стало неудобно за молодого коллегу, он собрал бумаги в папочку и ушел. Но легче мне от этого не стало. Ситуация была дурацкая. Целыми днями приходится опрашивать и допрашивать граждан, вдруг, в одночасье все переворачивается, встает с ног на голову, и приходиться объясняться самому. Через какое-то время Корытин посчитал, что я уже достаточно напуган, артподготовку можно заканчивать, и перешел к сути. Он пообещал простить меня, если я дам показания на Вязова, на которого Асланов по существу и жалуется. Мне стало тоскливо и скучно. Дайте придурку крупицу власти и он уж ею упьется, будьте уверены. Эффект Шарикова. Это старо, как мир, поэтому скучно. А тоскливо за свою глупость. Что не хватило ума заняться в жизни чем-нибудь другим. Не работай я в конторе, здесь бы не сидел и его не слушал.

Конечно, сидеть в прокурорском кабинете мне было очень неприятно, но, думаю, что Вязову было не легче. Он находился на улице в машине и слышал весь наш разговор по радиомикрофому. Корытин был очень увлечен собою и не обратил внимания зачем у меня в органайзере-ежедневнике вложен калькулятор, хотя один в нем уже есть. Любой начинающий опер постарался бы нас вытащить с Вязовым одновременно, рассадить по кабинетам и ловить на противоречиях. Это потому, что опера не считают себя умнее жуликов, а Корытин был уверен в своем умственном превосходстве над ментами. Из этого, конечно, не следует и делать обратного вывода, что менты умнее прокурорских, просто и у них и у нас есть дураки, тут уж на кого попадешь. Я не стал спорить с Корытиным, но постарался вытянуть из него максимум информации. Меня утешало, что Вязов все слышал и мог анализировать ситуацию.