Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского - Неизвестен

Вот мнение самого архимандрита Игнатия об исповеди помыслов, основанное на строгом следовании учению святых отцов: «Все отцы согласны в том, что новоначальный инок должен отвергать греховные помыслы и мечтания в самом начале их, не входя в прение, ниже в беседу с ними. В особенности надо так поступать по отношению к блудным помыслам и мечтаниям.

Для отражения греховных помыслов и мечтаний отцы предлагают два орудия: 1) немедленное исповедание помыслов и мечтаний старцу, 2) немедленное обращение к Богу с теплейшей молитвой о прогнании невидимых врагов. Преподобный Кассиан говорит: завсегда наблюдай главу змия, т. е. начала помыслов, и тотчас сказывай их старцу. Тогда ты научишься попирать зловредные начинания змия, когда не постыдишься открывать их, все без изъятия, своему старцу. Этот образ борьбы с бесовскими помыслами и мечтаниями был общий для всех новоначальных иноков в цветущее время монашества.

Новоначальные, находившиеся постоянно при своих старцах, во всякое время исповедовали свои помышления, как это можно видеть из жития преподобного Досифея, а новоначальные, приходившие к старцу своему в известное время, исповедовали помышления однажды в день, вечером, как это можно видеть из Лествицы и других отеческих книг. Исповедание своих помыслов и руководство советом духоносного старца древние иноки признавали необходимостью, без которой невозможно спастись.

Наставления духоносного старца постоянно ведут новоначального инока по пути Евангельских заповедей, и ничто так не разобщает его с грехом и началом греха — демоном, как постоянное и усильное исповедание греха в самых его началах. Такое исповедание уставляет между человеком и демоном спасительную для человека непримиримую вражду.

Такое исповедание, уничтожая двоедушие или колебание между любовью к Богу и любовью ко греху, дает благому произволению необыкновенную силу, а потому преуспеянию инока — необыкновенную быстроту, в чем можно убедиться опять из жития преподобного Досифея. Те иноки, которые не могли действовать против греха постоянной и учащенной исповедью греховных помыслов, по неимению старца, действовали против него постоянной и учащенной молитвой».[108]

Кроме духовного руководства архимандрит Игнатий занимался со своими учениками развитием их способностей в искусствах и сообщением научных познаний, сообразно их положению. Так, заметив в послушнике Иване Малышеве наклонность к художествам, он дал ему возможность учиться живописи в Академии художеств, которая развила в нем познания и вкус настолько, что этот послушник, ныне архимандрит Игнатий, настоятель Сергиевой пустыни, имеет известность знатока — специалиста как по живописи, так и по архитектуре церковной.

Другому послушнику, Ивану Татаринову (ныне архимандрит Иустин[109], настоятель Николо — Бабаевского монастыря), поступившему к нему под руководство с шестнадцатилетнего возраста, обладавшему прекрасным голосом тенора, доставил возможность изучить пение и музыку под руководством именитого русского маэстро Глинки, который выработал из этого даровитого юноши замечательного певца и композитора духовных песнопений в чисто православном духе. Вообще, трудами и всесторонним просвещенным вниманием этого духовного отца и наставника развились в монастырских послушниках вкус и любовь к образованию и занятиям научным.

Обращение архимандрита Игнатия с посторонними лицами было проникнуто особого характера духовностью: он относился ко всем умеренно, одинаково, как бы знатность и пол не имели на него никакого влияния. Он всегда вникал в душевное расположение человека, наименее обращая внимание на его внешность, и не раз повторял близким своим, что душу человека он всегда помнит, очертание же лица не напечатлевалось в памяти его.

Такому хранению себя от излишних впечатлений научил его внутренний подвиг, требовавший строгого самонаблюдения относительно всяких страстных ощущений, а потому подвижник подавлял в себе те кровяные движения, которые происходят обыкновенно при радостях встреч, удовольствиях беседы с разными лицами и обнаруживают страстные чувствования.

Вообще, по природе своей близкий к сангвиническому темпераменту, он тщательно наблюдал за охранением своего душевного мира, подавлял всякие излишние порывы и строго разбирал свойство каждого душевного влечения. Потому в его «Аскетических опытах» нередко упоминается о кровяных движениях, препятствующих духовному состоянию, о ревности, происходящей от кровяного разгорячения, о разнообразных действиях крови в разных страстях и тому подобное, что указывает на глубокое и всестороннее наблюдение старцем духовной человеческой природы и влияния на нее плоти и крови.

Глава XI

Сословное происхождение кладет свой типичный отпечаток на духовную природу личности, сообщая ей те сословные свойства, вследствие которых она сохраняет свою кастовую отдельность, в какую бы обстановку не переставлялась рукой Промысла. Одни, личности целостные, сохраняют такие сословные отличия во всяких положениях жизни, другие утрачивают их в большей или меньшей мере, будучи поставлены в иные среды общества, они в них сглаживаются окружающей средой и потому они легче сживаются с ней.

В архимандрите Игнатии резко обозначался сословный тип. Его всегдашнее стремление к самостоятельной деятельности по собственным убеждениям и мыслям, независимо от постороннего влияния, явственно выказывает тот характер действий, который в родном его сословии, вообще, выражался в личном произволе, составлявшем отличительную нравственную черту дворянства, современного архимандриту по воспитанию и служебной деятельности.

Такая самостоятельность была природным свойством архимандрита Игнатия, вместе с тем она подчинялась его религиозной деятельности и ей вполне руководилась. Уважение к собственной личности, эта неизгладимая черта родового происхождения, было также присуще его нравственной природе, оно отнюдь не имело в нем характера эгоизма и всегда согласовалось с монашеским смирением, исключало только низкую человекоугодливость и все, унижающее достоинство духовного человека.

Вследствие таких нравственных преимуществ своего сословного происхождения, усовершенствованного святоотеческим учением, которое ввело в самую жизнь его делание Евангельских заповедей, архимандрит Игнатий выделялся из той среды, к которой принадлежал по своему сану: его развитая, закаленная самоотвержениями личность не могла не проявляться везде и всегда в своей откровенной простоте, в своей не могущей изменяться, подлаживаться природе.[110]