Пасынки Луны. Часть 2 - Денис Георгиевич Кащеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В том-то и дело, что ежели! – раздраженно бросил Романов. – То ли грядет, то ли нет… Мне вот намедни случилось держать в руках высокоумное исследование, в котором черным по белому сказано, что в изначальных списках древних трактатов повествовалось только от трех духах – Море, Раздоре и Голоде! А четвертого – Смерть – туда позже вставили переписчики по заказу китайского Императора Чжу Юаньчдана – исходя из чисто внутриполитических соображений! Больше скажу, утверждается, что Мор, Раздор и Голод являлись в наш мир и раньше – как минимум дважды. Но луна наземь так и не рухнула! А коли сие верно, то Бледного Центавруса нам ждать не стоит! Скорее уж уберутся восвояси трое первых! И когда сие наконец произойдет – заметьте, милостивые государи, я говорю «когда», а не «если» – мы с вами должны пребывать в готовности!
Светлейший князь умолк, дабы перевести дух, и воспользовался паузой, чтобы обвести нас всех долгим внимательным взглядом, после чего заговорил снова.
– Не станете ведь отрицать, милостивые государи: Россия нынче подобна слившемуся в ноль одаренному после изнурительной схватки с чудовищами. Вроде бы и выигранной – но неимоверной ценой. А уже не за горами новый пробой. Мы невообразимо слабы! Но хуже того, наши и без того невеликие силы раздерганы по углам! Да, те, кто мог бы нам сегодня угрожать, тоже пока находятся не в лучшей форме. Но если Европа в скором времени едва ли оправится, то духов Китай, разобравшись с вызванными Раздором неурядицами, рано или поздно воспрянет – и снова начнет нехорошо поглядывать на север. На нас с вами, милостивые государи!.. Какие-то не слишком явственно нам отсюда различимые процессы идут и в Турции – не удивлюсь, если османы тоже вскоре преподнесут неприятный сюрприз! И к тому времени мы обязаны быть едины – а не как во время китайского нашествия, когда каждый город сам решал, направлять куда-то помощь или нет, принимать порталом беженцев или астрально закрыться. И никакой ротмистр Петров-Боширов, никакой князь Шуйский и даже никакой, прости Ключ, Светлейший князь Романов им был не указ! Что, по-своему, понятно: кто они такие, названные господа, для, скажем, графа Татищева или князя Голицына? Невнятные самозванцы, не более того! А вот признанный астралом Государь Император Всероссийский – другое дело! Ему повиноваться станут. За ним пойдут… Так что, Иван Иванович, – снова повернулся наш староладожский гость к Хилкову, – нельзя нам с вами сидеть сложа руки и ждать прихода Смерти. Никак нельзя!
– Я согласен с Его Сиятельством, – помедлив, проговорил Александр Русланович. – Даже одно лишь имя Бориса VIII служило знаменем, способствовавшим единству разнесенных на сотни верст городов-убежищ. Но чем дольше не было известий о Государе, тем слабее становились связывавшие нас узы. Законный Император, – хозяин кабинета особо выделил голосом это «законный», – способен снова спаять распавшуюся державу воедино. И только он.
– Когда прежняя династия пресеклась – что может быть законнее избрания нового царя на Земском Соборе? – развел руками Романов. – Или вам, Александр Русланович, более по душе второй из традиционных способов?
– Вы сие о ристалище? – уточнил ротмистр.
– Так когда-то получили власть Рус Кудесник и Рюрик Чародей – одолев других претендентов в серии смертных поединков, – ответил Светлейший князь, глядя при этом почему-то не на задавшего ему вопрос жандарма, а на меня – словно именно мне и рассказывая. Впрочем, Петров-Боширов с Хилковым наверняка эту историю и сами прекрасно знали – даже я что-то такое урывками слышал. – А вот Борис Iиз рода Годуновых был уже избран Собором, – продолжил Романов. – Лично я – сторонник именно такого, мирного и цивилизованного пути определения лидера, но согласен и на ристалище.
– Нас осталось слишком мало, чтобы позволить лучшим из лучших пасть в усобице, – покачал головой хозяин кабинета. – Так что только Земский Собор, без вариантов! – похоже, сам по себе вопрос о необходимости выбрать России царя был уже походя решен, теперь обсуждался лишь способ.
– Полностью с вами солидарен! – с пылом заявил Светлейший князь – и зачем-то снова посмотрел на меня.
– И кто сможет принять участие в таких выборах? – спросил я, просто-таки вынужденный этим пристальным взглядом что-то сказать, но ничего лучше не придумав.
– Как верно отметил Александр Русланович, нас, магов в силе, осталось до обидного мало, – сокрушенно вздохнул Романов. – Но в данном случае сие лишь упрощает нашу задачу – проголосовать сможет каждый, лично, никому осуществление своей воли не делегируя. А что касается тех, за кого будут голосовать… – не договорив, Светлейший князь перевел взгляд на Петрова-Боширова, словно предлагая тому закончить мысль за себя.
– Список потенциальных претендентов более или менее понятен, – пожал плечами ротмистр. – Сие главы фамилий, связанных родственными узами с домом Годуновых – не менее, чем в третьем колене. Таковых, полагаю, ныне наберется с дюжину…
– По моим подсчетам – ровно двенадцать, включая, разумеется, и вашего покорного слугу, – с готовностью подхватил Романов. – Но минимум одного из сей славной дюжины можно, к сожалению, заранее вычеркивать. Я о молодой графине Воронцовой.
– А что не так с Миланой? – быстро спросил я.
А что, круто было бы продвинуть Воронцову в Государыни Императрицы – да не через постель старого царя, а напрямую, на всеобщих демократических выборах! Другой, конечно, вопрос – станут ли за нее голосовать…
– Как ни печально, сия девица – калека, – будто бы даже с некоторой ноткой сочувствия в голосе – хотя, может, и лишь притворного – обронил тем временем Светлейший князь.
– Согласно имперским законам о престолонаследии, претендент на царский трон не должен иметь увечий, затрудняющих либо делающих невозможным применение им магических техник, – пояснил мне Александр Русланович.
– Травма Миланы, вообще-то, излечима! – вскинулся я.
– Коли так, пусть продемонстрирует астралу здоровую руку – и заявляет о своих притязаниях на престол, – и не подумал со мной спорить староладожский гость.
Эх, была бы жива Цой!..
В этот момент в дверях кабинета нарисовался адъютант – и доложил о прибытии Ясухару.
– Пусть заходит, – разрешил ротмистр.
Вошел японец, последние дни предпочитавший экзотичному в Москве кимоно свой прежний голубой мундир курсанта крымской Школы.
– О, вот и вы, сударь, – обернулся
