Поцелуй - Эд Макбейн

— Что сказали эксперты по баллистике по поводу оружия, из которого был убит Тилли?

— Это был боевой короткоствольный пистолет.

— Как это связано с тем пистолетом, который этот малый продал Денкеру?

— Никак.

— Может быть, вы мне расскажете, какого типа пистолет был продан? Или это государственный секрет?

— Кольт сорок пятого калибра.

— Безусловно.

— Что «безусловно»?

— Совпадение. Оружие даже не совпадает по типу.

— Есть ли у тебя какое-либо основание считать, что Кабрера был каким-то образом связан с Тилли? — спросил Мейер.

— Нет.

— Может быть, продал ему пистолет?

— У меня нет подтверждения этому факту.

— Или, может быть, он узнал его каким-то другим путем? Может быть, наркотики?

— Почему? Разве Тилли был связан с наркотиками? — спросил Олли.

— Насколько нам известно, нет.

— Тогда почему вы несете всю эту чепуху? — Олли посмотрел на настенные часы.

— Она подождет, — заметил Карелла.

— Я никуда не спешу, — сказал Олли и снова ухмыльнулся.

Глава 10

Она позвонила ему в субботу вечером незадолго до восьми. Пока она сидела, слушая звонки на том конце линии, ее рука крепко сжимала трубку телефона. После третьего звонка на той стороне подняли трубку.

— Алло? — произнес он, но она вдруг словно потеряла дар речи. — Алло? — снова, теперь уже несколько нетерпеливым тоном произнес он.

— Да, алло, это я, — наконец выдавила она.

— Кто это я? — спросил он.

До нее дошло, что он впервые слышал ее голос по телефону.

— Эмма, Эмма Боулз.

— О, алло, — сказал он. — Как вы поживаете?

Она ясно представила, как он улыбается, лежа в постели, где-то там, в снятой чужой квартире недалеко от моста. Возможно, из своего окна он видит огни на мосту, сверкающий вдали Калмс-Пойнт. Лежа на кровати. Улыбаясь.

— Я звоню вам потому… — произнесла она нерешительным тоном. — Видите ли, когда Мартин вернулся вчера из офиса домой, он сказал мне, что должен на уик-энд уехать из города…

— О?

— Да. В Бостон, — пояснила она.

— Там, должно быть, сейчас холодно, — произнес он.

— Да.

Она снова была в нерешительности.

— Дело в том, — сказала она, — что я хотела вечером сходить в кино.

— Что вы имеете в виду? — мгновенно отреагировал он. — Надеюсь, что вы не хотите в одиночестве пойти в кино, а?

— Ну да. Именно поэтому я и звоню. Я понимаю, как вы серьезно относитесь к своей работе, несмотря на то что Тилли мертв…

— Да, серьезно, — подтвердил он.

— Да, именно поэтому я звоню вам, чтобы предупредить вас и чтобы вы не беспокоились. Это в случае, если вы позвоните, а вам никто не ответит, хотя я сказала вам, что сегодня весь день буду дома…

— Да, вы предупредили.

— …но это было до того, как Мартин так внезапно решил уехать из города.

На некоторое время воцарилось молчание.

— Мне действительно это не нравится, — наконец заметил он.

— О, со мной все будет хорошо, ни о чем не беспокойтесь.

— Я не очень уверен в этом. Когда начинается сеанс?

— Что-то около девяти. Я должна проверить. Но я уверена, что у вас другие планы.

— Нет, у меня нет никаких…

— И это легко можно было бы понять. Я действительно сказала вам, что буду…

— Да, но у меня действительно на сегодня нет никаких конкретных планов. Я был бы рад пойти туда и…

— Ну, это…

— …убедиться в том, что вы пришли домой в целости и сохранности.

— Это очень приятно слышать от вас. Хотя, как я говорила, после смерти Тилли больше нет никаких причин для беспокойства.

— Итак, я уже давно не был в кинотеатре, — сказал он.

— Если вы действительно…

— Я возьму такси и примерно через полчаса буду там.

— Ну хорошо, — сказала она, — но я действительно буду чувствовать себя в безопасности и без…

— Не беспокойтесь, — уверил он, — я скоро вас встречу.

Она услышала, как на той стороне линии повесили трубку.

Эмма тоже повесила трубку и стояла у телефона. Одна ее рука лежала на трубке, а другая рука прижимала к губам маленькую букву «Э», выполненную из золота. Она на мгновение сжала зубами эту подвеску, а затем позволила ей скользнуть по цепочке вниз, в ложбинку между грудями.

Кармен Санчес, высокая и раскованная, стояла в центре голубого светового пятна, в котором ее длинное серебристое платье сияло ярким, но холодным блеском. Заколка с фальшивым бриллиантом туго стягивала копну черных вьющихся волос, гармонировавших с ее черными, как ночь, глазами. В правой руке она держала микрофон. Длинный шнур от микрофона спускался на пол, а затем сзади нее свивался в кольцо, как тонкая черная змея. Она только что прошлась трелью по всей октаве, отправив ее вверх, к самому потолку, подобно диатонической ракете. Затем наступила глубокая как океан тишина.

Дым от сигарет медленно поднимался вверх, окрашиваясь в голубой цвет, когда попадал в пучок света. Кармен Санчес выступила за пределы светового пятна, посмотрела в зал, в толпу, постепенно привыкая к освещению в зале. Она поднесла микрофон прямо к губам и с чувством произнесла одно слово, которое служило названием следующей песни. Оно было произнесено шепотом, и таким тихим, интимным оно улетело в зал, в темноту.

— Поцелуй…

Мейер и Карелла слушали и наблюдали, сидя в баре.

Это всегда начинается с

Поцелуя…

Но поцелуи вянут

И умирают,

Если

Первая

Нежность

Неискренна.

Поцелуй…

Эти губы, горящие в

Поцелуе…

Они только учат

Лгать,

Если

Первая

Нежность

Неискренна.

Поэтому держи меня крепче и шепчи

Слова

Любви

Прямо мне в глаза.

И целуй меня нежно, и обещай

Мне, что твои

Поцелуи не будут лгать.

Поцелуй…

Показывай мне, рассказывай мне о

Счастье…

Потому что я знаю,

Что умру,

Если

Первая

Нежность

Будет

Неискренна.

Последнее слово песни повисло в воздухе, исчезло. Наступило молчание, такое же глубокое и устойчивое, каким до этого был шум. Кто-то выкрикнул:

— Вот это да!

А затем толпа зрителей вскочила на ноги и разразилась громовыми аплодисментами. Кармен вставила микрофон в гнездо стойки, а затем, нежно улыбаясь, молитвенно соединила обе руки и в знак благодарности поклонилась. Зажим с фальшивым бриллиантом при этом движении бросил в зал сноп лучей. Все еще улыбаясь, она запахнула длинное серебристое платье вокруг ног и изящной походкой пошла со сцены. Одна ее рука была поднята в прощальном приветствии. Сноп голубого света сопровождал ее. Часы над баром, обрамленные зеленым неоновым кругом, показывали без двадцати одиннадцать. Карелла и Мейер кивнули друг другу, поднялись со стульев у стойки бара и направились к задрапированному маленькому дверному проему, расположенному справа от сцены.

Она знала, что детективы были здесь, и ждала их.

Они рассказали ей о том прекрасном впечатлении, которое осталось у них после ее…

— Спасибо, я благодарна вам за эту оценку.

Затем перешли к делу.

— По поводу телефонных звонков в то утро…

— Мы снова возвращаемся к телефону, — произнесла она и внезапно стала выглядеть усталой. Она сняла полотенце с крючка на туалетном столике и набросила его на плечи, так что концы достали до чуть опущенных сосков груди, освободившихся от лифчика.

Сидя перед зеркалом в коротком серебристом халате, при свете маленьких светильников она начала снимать грим.

— Вы уверены, что были только два телефонных звонка? Один, который адресован вам, а второй он…

— Да, я уверена.

— Только два звонка, верно?

— Да, я только что вам сказала.

Она наблюдала за ними. Удалены тени под глазами, губная помада. Проступило молодое, свежее, прекрасное лицо.

— Если мы назовем вам несколько имен, может быть, вы вспомните, не упоминал ли Тилли их в разговоре с вами?

— Откуда мне знать? Попытайтесь.

— Рей Андротти, — произнес Карелла, — или Рамон Эндрос.

— Ни одного из них он не называл.

— А как насчет Гофредо Кабрера?

— Нет.

Она сняла с плеч полотенце и вытерла лицо, снимая остатки грима. Внезапно поднявшись, она стремительно прошла по комнате, открыла дверь в ванную и, запирая ее, сказала: