Блеск софитов (СИ) - Гранд Алекса

– Рит, организуешь Боре экскурсию, пока я хвосты подчищу? – будничным тоном спросил родитель, возвращаясь на свое рабочее место, водружая стильные очки в модной квадратной оправе на нос и снова закапываясь в контракты и цифры. –  А вечером встретимся в «Турандот», я забронировал столик на троих.

– Я не против экскурсии, – поддакнул отцу Борис, довольно мне подмигивая. Отчего я окончательно перестала понимать, то ли из меня Алиса в Стране Чудес получилась бракованная, то ли это дыра в кроличью нору попалась какая-то неправильная.

– На завтра отменю все дела, поедем кататься по Москве-реке. Потом в «Большой» – друг достал билеты на «Лебединое озеро», – продолжал беспечно вещать родитель, мечтательно щурясь. И никому не было дело до того, что я банально устала и у меня нет сил на такие подвиги, как пешая прогулка по Арбату в сомнительной компании уже успевшего надоесть парижанина. И почему-то отца вовсе не заботило мое состояние, далекое от нормального по причине того, что обаятельная скотина в лице Серова бросила меня всего пять минут назад.

– Так, если ты, – покосилась на блондина, сжавшегося под моим холодным колючим взглядом и как будто даже уменьшившегося в росте: – хочешь экскурсию, позвони в турбюро и найми гида.

– Маргарита, но Борис…

– Может идти на хрен вместе с тобой, – резко оборвала отца, поднявшись, выхватив у затихшей, словно мышка, Ольги поднос из рук и стукнув им о стол так, что блюдца подпрыгнули и обиженно звякнули. – Отправляйтесь на балет, в стриптиз-бар, да куда угодно. Мне, по большому счету, все равно.

Не дожидаясь бурных оваций, крутнулась на невысоких каблуках и поспешила прочь. Только уйти не успела прежде, чем в спину донеслось осуждающе-обвиняющее «Рита!».

– Зачем? – я все-таки обернулась и выкрикнула, отпуская с поводка тщательно сдерживаемые злость, гнев и отчаянье: – вот зачем, а?! На кой черт ты полез? Я разве тебя просила?!

Ответом мне послужила гробовая, гнетущая тишина. Отец виновато опустил глаза, отрешенно вычерчивая что-то ручкой на девственно чистом лице. Борис не придумал ничего лучше, чем притвориться безмолвной скульптурой, подозрительно похожей на знаменитую «Девушку с веслом». Ну а Оля не знала то ли кидаться ко мне со словами утешения, то ли сначала собрать разъехавшуюся по подносу посуду.

Кабинет я покинула, как всегда, красиво, от всей своей широкой и мстительной души шарахнув дверью. По характерному грохоту определила, что недоброкачественно приколоченная, висевшая на соплях панорама Воробьевых гор перестала быть частью изысканного интерьера.

А вот расплакаться я позволила себе не раньше, чем добралась домой. Не переодевшись, не добредя до ванной, залезла на подоконник в кухне с ногами и непрерывно выводила пальцами на стекле «Антон». Большими глотками пила безнадежную грусть, с упрямством мазохиста прокручивала в голове жестокие фразы и, невзирая на тупую, тошнотворную боль, не могла смириться с тем, что Серова больше не будет в моей жизни.

________

*[1] – сюр – сокращение от жанра искусства «сюрреализм», означает нечто странное, фантастическое, нелепое.

Глава 44

Макс

«Твои» люди остаются с тобой, как бы ты ни

ныл, каким бы ором ни орал, как бы ни

пропадал. Они просто есть, они рады тебе открыть

дверь протянуть руки, разделить бутерброд.

(с) «Мне тебя обещали», Эльчин Сафарли.

Макс любил Ритку. С первого дня их знакомства воспринимал талантливую девчонку, как младшую сестру. Опекал ее, иногда даже излишне, навязывая заботу, от которой она поначалу отфыркивалась, а потом приняла безоговорочно. Особенно, после того как ее мамы не стало.

Именно Макс тогда не давал Бельской скатиться в депрессию. Вместе с ней рисовал граффити на стенах подъезда, удирал от досужей Клары Робертовны, грозившей накостылять подросткам по пятое число и натравить на хулиганов служившего в органах сына. За компанию с бесшабашной подружкой набил татуировку. И с тех самых пор у Риты на правой лопатке красовалась стайка из пяти крошечных ласточек, а у Макса на левой руке, от локтя до запястья – «Королева Марго» витиеватыми буквами. И чхать он хотел на все, что скажет будущая пассия по этому поводу. Дружбой с восходящей звездочкой он гордился, дорожил и портить ее не собирался ни за какие коврижки. И даже за вагон чудесного сливочного эскимо в шоколадной глазури, учитывая, что сладкоежкой Максим был страшным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А чего только стоили их ночные посиделки в диджейке, когда рождался очередной шедевр. Из прокуренной комнатенки, в которой от дыма хоть топор вешай, выползали под утро, красноглазые, словно вампиры. Зато довольные, как нализавшиеся валерьянки коты. И шли в ближайшую кофейню, где любезный бариста, завидев знакомую колоритную парочку, готовил два пол-литровых капучино с ванильным сиропом и щедрой порцией корицы.

И если Макс души не чаял в шаловливой бунтарке с низким бархатным голосом, то она платила ему той же монетой. Именно Рита оказалась рядом, когда врачи в больнице ошибочно поставили парню страшный диагноз. Это она вытолкала его на улицу пинками, отвесила звонкий, крепкий подзатыльник и велела отложить упаднические настроения на потом. «На тот свет всегда успеешь, а ты попробуй пожить», – изрекла глубокомысленно и позвонила в платную клинику, записав парня на прием к грамотному, компетентному доктору. Чтобы уже через неделю до розовых пони, мелькавших в хороводе перед глазами, отмечать избавление от не существовавшей болезни.

Макс видел Ритку злой, разругавшейся вдрызг с отцом. Видел ее грустной, заплаканной на могиле матери. Лицезрел Марго уставшей после концерта, без косметики, в домашней растянутой футболке. Но никогда она от него не закрывалась. И, уж тем более, никогда не пропадала на целую неделю. Упорно игнорируя звонки и отказываясь от обычно спасавшей и дарившей успокоение музыки. Забив огромный болт на премьеру альбома и каждый день выплачивая серьезные проценты неустойки.

Максу категорически не нравилось подобное положение вещей, и он совершенно точно не собирался с ним мириться, заруливая на парковку перед безликим стеклянным зданием банка.

– Олечка, кофейку нам сделай, – Максим с грацией танка вплыл в приемную, очаровательный в непрошибаемой наглости и самоуверенный до зубовного скрежета.

Секретарша, порывавшаяся написать заявление об увольнении по собственному и в самый последний момент отложившая листок с ручкой, споро выскочила из-за широкого деревянного бюро. Бурча под нос «Да когда уже закончится этот дурдом?», попыталась перегородить проход неучтенному посетителю.

– Владислав Вениаминович занят, у него не приемный день, – стараясь выглядеть серьезней, девушка сложила руки на груди и поднялась на носочки, по-прежнему не доставая макушкой даже до подбородка высоченному парню.

– А мне как-то до лампочки, какие дни у него приемные, – хмыкнул Макс и без труда поднял Олю за плечи, переставив ее на другое место и освободив себе путь. При этом обозначив, насколько его не волнует занятость Бельского: – мне что совой об сосну, что сосной об сову.

– Максим? – конечно же, в одетом в белое поло и классические черные джинсы цивилизованном молодом человеке было практически невозможно узнать патлатого, вечно небритого неандертальца, обожавшего свободные майки с надписями «Цой жив!» или «Я не ищу легких путей, мне лень». Но его фирменный сарказм перепутать с чьим-то другим было нельзя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Оля моргнула, потерла округлившиеся от удивления глаза и решила, что этот мир абсолютно точно сошел с ума. И что пора менять место работы, потому что каждый день испытывать такой вот культурный шок она отказывается наотрез.

– Максим? – озадаченный чем-то Бельский вид имел бледный и даже болезненный. Ослабленный галстук помялся и съехал на бок, ну а янтарная жидкость в стеклянном бокале непрозрачно намекала, что кто-то методично и целенаправленно заливает проблемы алкоголем.