Среда обитания - Михаил Ахманов

– И что тогда?

– Тогда я найму больше Охотников. Будем ходить, искать.

– Вслепую?

– Нет.

– А как?

Я усмехнулся. Он был упрям и любопытен. Я, впрочем, тоже. Без этих качеств Охотник – не Охотник. Правда, те, у коих любопытство и упрямство сильнее осторожности, долго не живут.

– Как? Еще увидишь! Возможно, попробуешь сам.

Дакар покачал головой и снова промолвил непонятное:

– Я не лозоходец. Я лишен экстрасенсорных талантов и не верю в телекинез, телепатию и путешествия в астрале. Хотя, если вспомнить, что со мной приключилось… – Вздохнув, он сменил тему: – Хочу расспросить тебя, Крит, об этом полицейском-киллере… как его звали?.. Сеулом?.. Ты сказал, что он был роскошно одет, в шелка, – значит, маскировался под богатого. А почему? Богатый человек заметен, тогда как убийцы стараются не выделяться. Что-то в их ремесле изменилось в ваши времена?

– Что изменилось, не знаю. А Сеул… Он, думаю, неглупый тип. Предусмотрительный! Рассчитывал меня поджарить, но подумал и о том, как выбраться.

Лицо инвертора стало напряженным.

– Это связано с его маскировкой?

– Да. Представь, что он меня убил, а я успел его подранить. Он вылезает в Тоннель в окровавленных обертках и идет к эскалатору. В Тоннеле полно капсулей, могут затащить куда-нибудь, добить. Но человека в богатой одежде не тронут. То есть скорее всего не тронут.

Он все еще не въехал. Крысиная моча! Это неведение вещей общеизвестных, ясных даже сосунку из инкубатора, делало его чужим. Не глупым, не наивным, а просто чужаком.

– Если богатый с виду, значит, хорошо вооружен. Если раненый, но живой, значит, с кем-то дрался и убил противника. К такому опасно приближаться, пока кровью не истек и на ногах держится. Ну и, может быть, за ним идут охранники, где-то в толпе, незаметно… Люди в шелках в Тоннель без охраны не ходят.

Брови инвертора полезли вверх, потом он вцепился в собственные волосы и дернул.

– Да, теперь мне понятно! Психологическая реакция у вас совсем другая, чем в мою эпоху. Для вас среда обитания – территория с зонами ответственности разных групп, корпоративных и социальных, и есть места безвластия и анархии, потенциально конфликтные области, где могут пересечься все городские слои. Для вас естественно, что безопасность – личное дело человека и его корпоративной группы. Для вас богатый – значит, лучше защищенный, особенно в конфликтной области… Так?

С половиной того, что он наболтал, я не разобрался, но другая половина вроде бы не вызывала возражений.

– Примерно так.

– Подобная ситуация была и в мои времена, – произнес Дакар. – Не в рафинированном виде, конечно, но все-таки… Нью-Йорк, например. Гарлем, китайский квартал, итальянский квартал, охраняемые зоны отелей, кондоминиумов, компаний и фирм, и Сентрал-парк, где всякой твари по паре… – Взгляд его застыл, потом метнулся к обручу на левом запястье. – А что с браслетом? Что это значит – браслет без маркировки?

– Без маркировки и пустой, – уточнил я. – Всем покидающим инкубаторы Медконтроль вручает обруч, зарегистрированный в городском пьютере и связанный с ним через систему датчиков. Датчики повсюду понатыканы, в стволах, дорожках, лифтах и вагонах трейна… Ну, а в пьютере – досье на каждого из нас, и эти сведения можно считать, а заодно проверить, где находится владелец обруча – на службе, или в патменте сидит, или оттопыривается в допинге.

Глаза Дакара распахнулись.

– Я думал, это паспорт, кошелек и телефон… Выходит, еще и устройство слежения?

– А что тут удивительного? Как иначе управлять всей городской автоматикой? Откуда пьютер узнает, какие дорожки и лифты включить, куда отправить воду и продукты, кто прибыл в купол, кто уехал, кто свалился в сеть?

– Вот, значит, как… – протянул инвертор. – Получается, у этого Сеула было алиби? То есть у его браслета?

– Не знаю, что такое алиби, но его браслет валялся в патменте, а сам он следил за мной да искал уголок потемнее.

– Он мог бы просто оставить обруч дома и ничего не надевать…

Я от души расхохотался.

– Ну, партнер, ты и правда вылез из прошлого! И что ты там делал бы, очутившись на улице без таймера, без связи, без кода личности и без единой монеты? Так, что это было бы всем заметно? – Дакар покачал головой – должно быть, что-то из перечисленного иметь при себе полагалось. – Обруч снимают только дома, если снимают вообще, – пояснил я. – Даже капсули! Человек без обруча привлекает внимание. Претензий никто не предъявит, но запомнят.

Дакар уставился в стену. Губы его беззвучно шевелились, то ли повторяя сказанное мной, то ли в поисках возражения. Наконец он произнес:

– Этот киллер сидел у Африки с пустым браслетом и, вероятно, ел и пил. А платить не собирался?

– У парня в шелках Африка счет не проверяет, – пояснил я. – Вот если бы капсули завалились… С этими разговор другой: сперва монеты, потом закуска.

Дакар снова покосился на свой браслет.

– В Мобурге мы под компьютерным оком… в Мобурге, и в других куполах, и даже в поезде… А здесь? Здесь тоже следят?

– Каким образом? Здесь не купол, здесь мы сами по себе. Видишь, что вокруг? – Я обвел убежище взглядом. – Камень, за ним, возможно, глина и пески, и снова камень на километры и километры… Обруч здесь бесполезен, и это печально.

– Почему?

– Потому, что мы не можем связаться с Хинганом и Дамаском и узнать, как продвигаются у них дела. Не можем связаться с Конго и попросить совета или помощи, не можем вызвать Медконтроль, ГенКон и Криобанк… А это значит, что любой просчет может стать смертельным. Кисть или пальцы оторвут, как-нибудь выберешься, а если ноги? Обе, вот здесь? – Я прикоснулся к его колену. – Понятна ситуация?

– Вполне.

Чему-то улыбнувшись, он пригладил волосы, лег рядом со мной, вытянулся и закрыл глаза. Лицо его было спокойным, только чуть подрагивали ресницы да скользили тени в такт колыхавшемуся в воздухе световому шару. Какое-то время я следил за этой беспорядочной пляской, потом начал дремать, но на границе яви и сна еще разобрал шепот Дакара:

– Я не боюсь умереть, Крит. В прошлом я свыкся с мыслью о смерти.

Глава 13

Дакар

Третье. В этом новом обществе должен быть исключен тяжелый физический труд – его следует возложить на автоматические устройства, на роботов или, в более совершенном варианте, на биороботов. Весьма вероятно, что успехи генетики позволят создать более гибких и многофункциональных существ, чем биороботы-андроиды. С этой целью рекомендуется использовать богатейший генетический материал, предоставленный флорой и фауной нашей планеты.

Они стояли у спуска в огромный карьер. Его обрывистые края тянулись налево и направо и исчезали, поглощенные мраком, который не могло рассеять слабое свечение лишайников. Склон уходил вниз уступами плотно слежавшегося песка и глины; повсюду виднелись россыпи камней, отдельные обломки и целые скалы, пронзавшие почву и возвышавшиеся над ней до высоты пяти– или шестиэтажного здания. Уступов – или террас – было не меньше десятка, но нижние, а также дно гигантской ямы тонули в темноте, сменявшейся тут и там призрачными зеленоватыми пятнами – видимо, это светился мох. Меж утесов и каменных глыб извивались ущелья, узкие или такой ширины, что в них развернулся бы автофургон; в стенах ущелий зияли трещины, в почве – темные ямы и норы, и кое-какие из них огораживали насыпи – кольцом из глины и песка или из груд беспорядочно наваленных камней. Это огромное пространство не было мертвым и полнилось тихими, но ясно различимыми звуками: что-то шуршало, шелестело, щелкало и шебуршилось в норах, где-то осыпался песок и поскрипывали камни.

– Керуленова Яма, – сказал Крит и сплюнул. – Смотри, Дакар, любуйся! Здесь лучшие охотничьи угодья под Мобургом. Правда, не всякий раз сообразишь, кто охотник, а кто добыча.

– Этот шелест… – Склонив голову в капюшоне, Дакар прислушался. – Там что-то живое?

– Там полно живности – черви, тараканы, пауки… – Вытянув правую руку, Крит вставил в прорезь у локтя обойму и уточнил: – Теплокровные тоже попадаются.

– Эта многоножка в тоннеле… она была такой величины… такая огромная… Мутация?

– Может быть. Во всех куполах в период строительства щели и тоннели прокачивали ядовитым газом, и было что-то еще, другие способы санации. Если какая тварь выживала, то изменялась наверняка.

Охотник ощупал пояс, коснулся перевязи – обоймы, дротики, гранаты, целый арсенал… Что-то поправил, что-то передвинул – видно, в Керуленовой Яме зевать не приходилось.

– Видишь утоптанную дорожку? Прямо отсюда идет к тем бурым камням на первом ярусе… один на палец похож, другой – на кулак… Видишь их, Дакар?

– Вижу. – В бинокуляре камни выглядели не бурыми, а скорее темно-серыми.