Солнечный круг - Кондратий Урманов

Дедушка Силан вздохнул, как бы перевернул страницу своей жизни.

Женившись, он не захотел больше работать на помещика. Его потянула к себе богатая, но страшная Сибирь, куда часто шли люди не по доброй воле, а в кандалах. Покойная жена была под пару ему, он никогда не видел ее слез. А плакать было от чего. Земли сибирские в те годы были беспредельны, а зацепиться Силану на них нечем было. Долго кочевал по рабочим баракам на строительстве сибирской железной дороги, появились дети, а твердого места в жизни все еще не было.

Много было пройдено, испытано, пережито… В постоянных скитаниях и в нужде — умерли дети…

Когда устроился лесником, словно окошко в мир открылось, свет увидел. Здесь родился последний сын Михаил, вырос, а когда умерла мать — женился…

«А теперь вот нет ни сына, ни снохи, только Ванюшка остался… — думает старик. — Его-то жизнь другое солнце будет освещать…»

…Проснулись Ванины питомцы — щегол и чечетка. В избушке еще было сумрачно. Они сидели на верхних ветках елки, усердно чистили носиками свои перышки и быстро-быстро потряхивали крылышками, словно бы те смялись и запылились за долгую ночь.

Этот необычный шуршащий звук разбудил Малыша. Он открыл глаза и стал наблюдать за птицами. Неожиданно где-то внизу зажурчала и забулькала вода. Малыш приподнялся, но никого не увидал. Щегол запикал и сейчас же перелетел на спинку кровати. Какое-то мгновенье он присматривался — никогда под одеялом он не видел столько людей.

— Пи-кун… — зашептал Малыш, протягивая руку, чтобы взять щегла.

Тот переместился, еще громче запикал и разбудил всех ребят. Под одеялом было тепло, и вставать никому не хотелось. Не зная, что дедушка давно проснулся, они зашептались.

Дедушка Силан приподнялся на лежанке и сказал;

— Что рано защебетали? Спали бы еще…

— Мы выспались… — за всех ответил Коля. — Ночь-то вон какая…

— Это Пикун всех разбудил, — приподнялся Ваня. — Ну, иди ко мне, разбойник… — Он протянул руку, и щегол с пиканьем перелетел на Ванины пальцы. — Кушать захотел? Ух ты, Пикуляшка!.. — ласково говорил он, поглаживая одним пальцем по пестрой спинке своего любимца. — Как захочет кушать, ни за что не даст поспать…

Ребята были удивлены смелостью птицы.

— Я два года держал щеглов, — сказал Паша, — но они у меня были какие-то дикие. Никогда нельзя было взять в руки…

— Птица не любит этого, — одеваясь, сказал дедушка. — Перышки у нее нежные, да и сама она хрупкая, можно нечаянно повредить…

Ваня сиял. Похвала щеглу была одновременно похвалой и ему, воспитавшему такую смелую птицу. Если ребята захотят, он может при них выпустить Пикуна на улицу, и тот никуда не улетит. Но про Чечу этого сказать нельзя.

— Он у нас третью зиму живет, — спешил Ваня убедить городских ребят, — оттого он такой смелый… У него была подружка Щеголиха, тоже ничего не боялась. Выпущу весной, они на сосне сделают гнездо и деток выведут. Нынче летом Щеголиху, должно быть, ястреб задрал, я поймал Чечу, чтобы Пикуну не скучно было, да они что-то не дружат. Чеча дикарка. Ишь, вон выглядывает, как воришка. Никогда к рукам не подлетит. Поест и опять на свою веточку. Даже Пикуна близко не подпускает, дерется… Ну, лети, Пикун… Сейчас я вас кормить буду… — Ваня подбросил щегла, и тот перелетел на елку.

Ребята быстро вскочили, оделись, и пока умывались по очереди, дедушка затопил плиту. В похолодевшей за ночь избушке сразу стало тепло.

Ваня поставил на подоконник неглубокий фанерный ящичек и насыпал туда конопляное семя. Щегол сразу слетел с елки и принялся клевать, а чечетка все сидела, приглядывалась.

— У-у… бука! — обругал ее Ваня. — Съедят тебя тут! Останешься голодная… тогда узнаешь…

Но чечетка слетела, и птицы наперегонки начали шелушить семена, выбирая ядрышки…

Начавшееся оживление в избушке разбудило еще одного члена Ваниной семьи, — из-под печи появилась утка.

— Вот и Катя наша припожаловала, — сказал дедушка. — Покорми ее, Ваня, да водички в баночку налей…

— Ка-ка-ка… ка-ка-ка… — затараторила утка, словно поняла наказ дедушки.

— Кушать захотела, Катенька? Сейчас я…

Ваня спустился в подполье, достал две капустные кочерыжки и несколько морковок.

— Это Ушкану… Зимой ему, бедному, плохо. Палку осиновую принесу, так он ее всю за ночь изгрызет…

— Да на воле-то всем зверям не шибко сладко живется зимой, — сказал дедушка. — Лоси, вон, осиновые да тальниковые прутики грызут. Хорошо, где стожок сена найдется, — полакомится, пока хозяин не вывезет…

Утка ела по-особенному. Крошки хлеба, которые насыпал ей Ваня возле печки, она не просто глотала, а брала их клювом, опускала в баночку с водой и, размельчив, съедала.

Малыш, наблюдавший за ней, вдруг сказал:

— Теперь все ясно… Когда я проснулся утром, тихо-тихо было, потом слышу, журчит где-то вода, ну вот журчит и журчит, словно ручеек по камешкам бежит. Так я и не понял, что это такое…

— Это Катя так носом чегодит, — пояснил Ваня. — Сухой хлеб ей не нравится.

— Она птица водоплавающая, без воды не может, — дедушка Силан топтался у печки, а утка вертелась у его ног, нисколько не боясь, что ей наступят на лапу или крыло. Ребята сидели на скамейке и наблюдали, как она кормилась. Особенно долго утка задерживала нос в баночке с водой, и тогда Малыш, подталкивая то Колю, то Пашу, говорил:

— Слышите?.. Как ручеек журчит… — и доволен был своим открытием.

Коля заметил, что Катя не поднимает правого крыла и его острый кончик чертит по полу.

— Что у нее с крылом? — спросил он Ваню, когда тот закончил раздачу корма.

Ваня сел рядом и рассказал:

— Наша Катя не домашняя, а дикая утка. Я ее осенью поймал, когда уже на озере лед застыл. Холодно-холодно было, а ветер такой сильный, что и камыши и кусты к земле пригибал. Дедушка истопил печку и сидит удочками зимними занимается, лески проверяет, — по первому-то льду окунь и щука хорошо ловятся, а я в окошко смотрю. И покататься на коньках охота, и холодно. Вдруг вижу: через озеро, к нам, идет уточка — маленькая-маленькая, как чирочек. Ветер как подхватит, перевернет ее, а она оправится и опять шагает к берегу. Я дедушке сказал. А он говорит: «Посмотрим, что с ней будет. Должно, заблудящая какая…» Дошла она до берега и под перевернутую лодку спряталась. Мы с дедушкой вышли, так она даже не побежала от нас. Легкая-легкая была, как перышко. Осмотрели мы ее, а у нее правое крылышко поврежденное. Вот почему она и не улетела с другими утками в теплые края… Сначала дичилась, ничего кушать не хотела, а потом привыкла, теперь даже с рук берет…

— Голод не родная тетушка, — вмешался в разговор дедушка, — холода птица не так боится, ее перья и пух спасают, а вот когда есть нечего — конец… Много всяких птиц-подранков погибает от голода и зверушкам в добычу достается…

Несколько мгновений ребята молчали, любуясь веселой Катей, чистившей перышки и брызгавшей на себя воду. Видно было, что она не прочь была бы искупаться.

— И мы бы замерзли, — сказал вдруг Малыш. — Пошли бы дальше, съели все, что у нас было, и замерзли…

— А зачем вам дальше идти? — уставился на него Ванюша. — Вам только ночь трудно было перетерпеть, а утром по своей лыжне куда хочешь… Это в буран лыжню снегом заносит… не видно…

— Я это еще вчера говорил, — напомнил Коля и, помолчав, добавил: — Вообще, нам пора собираться… Пока дойдем…

Ни Паша, ни Малыш не отозвались. Им очень не хотелось так поспешно покидать гостеприимных дедушку и внука. Для них тетя Маша была чужим человеком, и они совсем не торопились в Зеленый Клин. Может, там ничего интересного они не увидят, а здесь… и дедушка и Ванюша были людьми особенными, и хотелось еще пожить с ними. Молчание друзей Коле было понятно; предлагая собираться в путь, он сам не был готов к этому.

— Нам нельзя засиживаться, — сказал он. — Людей стеснять…

Ванюша, следивший за этими немногословными переговорами, вдруг вскочил:

— Чем же это вы нас стесняете?

Дедушка слышал все это и, повернувшись к ребятам, сказал:

— Живите хоть неделю, нам веселей будет… Вот сейчас попьем чайку, и занимайтесь чем хотите. Сегодня не так морозно, можете в лес сходить с Ваней…

— Нам дневник писать надо, — сказал Коля. — Мы дали себе слово записывать все, что увидим или услышим. А то пройдут каникулы, и мы явимся в школу с пустыми руками…

— Ну вот и хорошо… Садитесь-ка за стол…

Не говоря друг другу ни слова, ребята были довольны, что все повернулось так, как им хотелось…

После утреннего чая дедушка Силан сказал внуку:

— Наши гости не виноваты, что нарушили стожок, они хотели спастись от холода. Придется тебе сходить и подобрать сено, а то снегом заметет… Может, добрый человек найдется, купит, а нам это не в убыток…