Дьявол в Огайо (ЛП) - Полатин Дарья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэй стала общественным «Тефлоном».
Я потянулась за бумажным полотенцем и вытерла лицо. Мне просто нужно было пережить еще несколько уроков, и я могла бы спрятаться в уединении собственного дома.
О нет, подождите ― Мэй тоже была там.
Может быть, это я должна была убежать.
«Держи себя в руках, Матис. Ты сможешь это сделать, подбодрила я себя. Просто переживи остаток дня».
Взяв себя в руки, я поплелась из туалета, не обращая внимания на двух девушек готического вида. Вероятно, они зашли, чтобы подкрасить губы слишком темной помадой.
Я свернула в коридор и чуть не врезалась в…
― Айзек!
Он уставился на меня, глядя в мои заплаканные глаза. Я тут же отвернулась, вытирая нос темно-синей шерстяной курткой.
Я приготовилась к разглагольствованию. Наверное, он меня ненавидел. И я не винила его. Я вела себя по отношению к нему как полная задница.
― Пошли, ― сказал он, хватая меня за руку. ― Тебе нужно подышать свежим воздухом.
Удивленная, я позволила вывести себя наружу, низко наклонив голову, чтобы ни с кем не встретиться взглядом.
Когда мы вышли на улицу, от прохладного воздуха стало попроще. Он подвел меня к скамейке и велел сесть.
― Держи, ― сказал он, протягивая мне плитку шоколада. Предложение мира.
Я почувствовала, как из моих глаз снова потекли слезы, будто включили кран.
― Мне так жаль, Айзек. Я знаю, что вела себя как дура. Думала, что эти глупые девчонки ― мои подруги, но, очевидно, я ошибалась, и пойму, если ты будешь ненавидеть меня вечно. Просто я так быстро вошла в эту новую жизнь... не хотела, но я оттолкнула своего лучшего друга... и я не знаю, как вернуть его.
Наступило долгое молчание, пока мы наблюдали за несколькими замерзшими старшеклассниками, курящими через дорогу.
― Ты виновата в том, что ранила мои чувства, ― наконец решил прервать тишину Айзек. — Но я знаю, что у тебя были смягчающие обстоятельства.
― Что я могу сделать, чтобы загладить свою вину, Айзек?
― Хм, обещай, что никогда больше не будешь такой дурой?
― Договорились, ― улыбнулась я.
Ветер гонял листья по тротуару.
― В ней что-то есть, Айзек. Я не знаю, что это.
Айзек кивнул.
― Да. Ты изменилась с тех пор, как она появилась.
― Она выглядит милой, но это не так. И все одержимы ею! Включая мою мать!
― Ужас!― воскликнул он. ― Будто из фильма «Грядет Апокалипсис», да? ― добавил он.
Я кивнула, улыбаясь сквозь всхлипывания. Я рассказала ему абсолютно все, что произошло, как и должна была с самого начала. Его глаза удивленно расширились, когда я рассказала ему о Белой розе, о побеге посреди ночи, о щенке, напавшем на мою сестру, о пожарном, который утащил меня. Он внимательно выслушал мои показания и поверил мне, что было большим облегчением.
― Она все испортила, ― заключила я. ― Моя семья почти не разговаривает друг с другом, а самое страшное: моя мама больше не берет меня в Чикаго.
Айзек покачал головой, соглашаясь, что действия Мэй поразительно похожи на преступления.
― Вердикт: она отстой.
― До того, как она вошла в мою жизнь, я знала, что не была крутой. Но, по крайней мере, я была счастлива.
Я вдохнула холодный воздух.
― Жаль, что я не могу разоблачить ее в стиле фильма «Все о Еве», чтобы мама увидела, какая она двуличная, и вышвырнула ее вон.
― Ты должна разоблачить ее, ― согласился Айзек. ― Покажи всем, какая она на самом деле.
Могу ли я действительно сделать что-то подобное? Разоблачить ее в надежде, что мама или папа отправят ее жить с другими людьми?
Я поежилась, размышляя над тем, что предложил Айзек.
Он встал.
― Тебе нужен горячий шоколад. Пойдем, я куплю тебе.
― Я тебя не заслуживаю, ― улыбнулась я.
― Я знаю, ― самодовольно ответил он.
Глава
40
― ЛЭ-Э-ЭЙДИС, СМОТР-Р-РИТЕ!
Мы с Дэни расхохотались, услышав папин ужасный французский акцент.
Это было поздно вечером, и папа решил дать нам урок о том, как варить кофе. Он решил, что раз я собираюсь его пить — а в последнее время я много пила, — то должна хотя бы знать, как его приготовить. Дэни с энтузиазмом вызвалась участвовать, хотя никогда даже не пробовала кофе. Но я думаю, что это было больше из-за желания провести время с папой, так как он почти не появлялся дома.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Запах настоящего утра ударил мне в нос, когда папа открыл пакет с кофейными зернами и зачерпнул две ложки в кофемолку.
― И-и-и…. Вуаля! ― продолжал папа.
― Папа, это худший акцент, который я когда-либо слышала, ― перебила Дэни.
― Что? ― он усмехнулся. ― Однажды я был в Монреале.
― И они никогда не позволят тебе вернуться, ― хмыкнула я.
― Все правильно, все верно, ― он продолжал свое обучение. ― А теперь будет громко, ― предупредил он.
Он включил кофемолку, которая с треском ожила, перемалывая бобы.
Дэни зажала уши руками.
Когда бобы были перемолоты, папа поднял пластиковый контейнер с коричневой кофейной пылью и высыпал ее в кофеварку.
― Это делается-я-я фот та-а-ак!― он сказал, снова возвращаясь к французскому акценту.
― Папа! ― закричали мы с Дэни сквозь улыбки.
― Что тут такого интересного? ― спросила мама, заходя на кухню после работы.
Папа ничего не сказал, явно избегая смотреть ей в глаза. В комнате воцарилась тишина.
― Папа показывает нам, как сфарить идеальную чашку коф-фе, ― наконец объяснила Дэни.
Она попыталась сделать акцент получше, но он был еще хуже папиного.
― Весело, ― решительно сказала мама, поставив кружку на стойку, не ополоснув ее. ― Где Мэй?
Конечно. У мамы все было связано с Мэй.
― На улице, ― ответила Дэни.
Интересно, заметила ли Дэни, что мама тоже не обращает на нас внимания? Она ничего не сказала мне об этом, и я сомневалась, что она скажет, но резкость в голосе Дэни заставила меня подозревать, что я не единственная, на кого повлияло поведение мамы.
Внимание мамы переключилось на кухонное окно над раковиной, которое выходило на задний двор. Сгущались сумерки.
Мэй сидела там, раскачиваясь взад-вперед на наших старых качелях. На ней не было пальто. В школе Мэй всегда была в приподнятом настроении, но иногда дома она уединялась в своей комнате и была немного капризна. Раньше я заботилась о ней и пыталась поднять ей настроение, но в этот момент я думала, что она может держать свои двуличные перепады настроения при себе.
Мама подошла к двери, задний двор и сняла с крючков две флисовые толстовки. Одна из них была моей, хотя я давно ее не носила.
Она открыла дверь и вышла на улицу. Порыв холодного воздуха ворвался в кухню.
Мы с Дэни и папой смотрели, как мама пересекает засыхающую лужайку, направляясь к качелям. Мы с Дэниэль играли там, когда были детьми, но с тех пор мы никогда этого не делали.
Мэй посмотрела на мою маму, которая протянула ей мою старую куртку. Девушка улыбнулась, когда мама завернула ее в куртку, а затем села на качели рядом с ней.
Они покачивались в гаснувших сумерках.
― Что дальше? ― спросила я папу, пытаясь отвлечься от мыслей о Мэй, о повышенном интересе мамы.
Папа хлопнул в ладоши.
― Теперь мы займемся горячей водой, ― сказал он, с трудом сдерживая энтузиазм.
Мы с Дэни повернулись к папе. По крайней мере, хотя бы он обращал на нас внимание.
― Джулс, ты не против подогреть чайник? ― спросил Папа.
Я взяла чайник с плиты и подошла к раковине. Наполняя чайник водой из-под крана, я смотрела в окно на маму и Мэй.
Вместо матери и приемной девочки, они больше походили на сестер.
Глава 41
СЛОВЕСНОСТЬ. ВОСЕМЬ ЧАСОВ И ДВЕ МИНУТЫ УТРА. «ВЕЛИКИЙ ГЭТСБИ».
Сегодня у нас была викторина, поэтому напряжение в классе было на пределе. Мисс Рэмси скрепляла страницы вопросов на своем столе в передней части класса, в то время как я собирала свои кутикулы и слушала, как Айзек хвастался, как он собирается победить Викторию в их шутливых дебатах после школы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})