Курсом зюйд - Елена Валериевна Горелик

— Кто ж такое ляпнуть изволил?

— Имя, естественно, не назову, от греха подальше: тебе сейчас служит его прадед. Но этому человеку я верю: хоть и был он в некоторых аспектах…сыном своего времени, однако в суждениях о людях оставался предельно искренен.

— Суд потомков бывает и нелицеприятен, — на лице Петра возникло какое-то странное выражение — смесь гнева и сожаления. — Знаю сие, однако ж от того не легче… Ты-то сама что обо мне нынче думаешь?

— Ты это и так знаешь. Но проявился один нюанс.

— Какой?

— Прошло пять с лишним лет. Ты сейчас настолько не похож на самого себя там, что сложно сказать… Ты изменился, притом сделал это сам. Всё, что имеет решающее значение, ты делаешь сам. И Дарью ты тоже выбрал сам, её тебе никто не подсовывал… как подсунули ту твою жену, из нашей истории… А личность-то у тебя та же, просто проявилась другой гранью. Вот и понимай это как хочешь.

— «Короля делает свита», — процитировал Пётр Алексеевич. — Иной раз ловлю себя на мысли, что слишком многое вам позволяю. Может, стоит вернуться…к оригиналу?

— Может, и стоит, если тебе нравится тот результат. Лично меня не устраивают полвека дворцовых переворотов и болт, положенный на флот.

—… — откровенно высказался государь, зная, что при этой даме можно и крепкое словцо употребить. — И флот! Сучьи дети… Однако нынче нет и после уже не будет подле меня тех персон, что сотворили сие. Сама же говорила — многое изменилось.

— Вот тут ты ошибаешься. Многих рядом с тобой нет и уже не будет, это правда. Но некоторые остались. Они сейчас тебе весьма полезны, и дальше будут пользу приносить. Но в той истории, едва тебя не стало, они тут же принялись делить наследство. А заинтересованные лица из-за рубежа немедленно подсуетились, чтобы расходы на флот были урезаны почти до нуля.

— Я-то полагал, что легко будет идти фарватером, зная лоцию. А оказалось, что сие как бы не сложнее, нежели продвигаться вслепую… Что ж, признаю: вы правы, избежать известных рифов можно. Что до тех, о коих вам не ведомо?

— Так на то у нас у всех и головы на плечах, чтобы ими думать. Цели России тебе известны как никому другому. Цели и методы противников — тоже. Различия лишь в деталях.

— А дьявол в оных и кроется, как у вас там говорят…

3

Где-то там, в Диком Поле, шагали по Чёрному Шляху русские солдаты.

Шагали не в первый раз: Россия и ранее пыталась избавиться от опасности ордынских набегов, предпринимая военные походы против ханства. Но всякий раз то османы заступались за своих вассалов, то играла свою роль бездарность полководцев, пускавшихся в поход без должной подготовки. На сей раз всё было иначе.

Армия шла тремя колоннами, две из которых по большей части состояли из драгун. И они достигли азовского и черноморского побережий до того, как июльское солнце выжгло степь, делая её непригодной для перехода конной армии. Головной корпус Петра напротив, состоял в большинстве из пехоты. По пути на них пытались нападать татарские отряды, сумевшие улизнуть от харьковского разгрома. Но раз за разом пехота становилась в каре и отвечала беспрерывным огнём шеренгами, не позволявшим татарам приблизиться на расстояние выстрела из лука. Попытки ночных наскоков на вагенбурги заканчивались ровно тем же.

Девлет-Герай в отчаянии — что с ним сотворит падишах! — всё искал случая ударить по ставке Петра. Такого случая русская армия не предоставила ему ни разу. Потому хан с сыном, родичами и остатками войска бросился к Ор-Капу. Засесть в крепости, укрепить её, насколько это возможно, не допустить врага в Кырым… Плохо было то, что вспомнил он об этом слишком поздно. Не отправь он уцелевших при его особе европейских инструкторов ради их сохранности в Бахчисарай, возможно, они подали бы этот совет много раньше. А сейчас крепость Ор-Капу приветствовала хана орудийным залпом. Ядрами и бомбами. Это Михайла Михайлович Голицын добрался туда раньше всех, реабилитировавшись за старую неудачу своего родича Василия Голицына.

А новая флотилия тем временем уже прибыла в Азов…

Путь на Крым был открыт. И хотя Пётр Алексеевич явно не успевал перекрыть битому хану подступы к Арабату — альтернативному пути на полуостров — и Девлет наверняка воспользуется этой калиткой, но исход битвы за Крым уже был очевиден. Задолго до вероятных сражений за города и прибрежные крепости.

Об османских гарнизонах в оных государь знал — от пленных французов, взятых под Харьковом. И главной задачей было вынудить Али-пашу убраться оттуда поздорову. Мол, меж нами вражды нет, мы враждуем с ханом, что наши земли пришёл разорять… Война с Османской империей Петру была не нужна. До поры. Потому в Кафу, ставку османского сераскира, под белым флагом парламентёра поехал Девлет-Гирей. Нет, не хан крымский. Просто кабардинский князь Бекмурза так назвал одного из своих сыновей. А тот, будучи «аманатом» — княжеским заложником — в России, принял крещение с именем Александр, и сейчас состоял при особе государя денщиком[29].

Крым всё ещё был разбойничьим Кырымом, потому с посланником Петра, везшим турецкому сераскиру письмо, поехала полурота гвардии. Егерская.

Интермедия.

— Прошу меня простить, ваше величество, однако я не вправе участвовать в вашем дальнейшем предприятии, — учтиво сказал Рёншельт. — Одно дело, когда нас осадили и мы не смогли остаться в стороне, предложив свою помощь гарнизону. И совсем иное, когда речь идёт о военном походе. Я на вашу службу не переходил, присяги не давал. Большинство этих солдат — также. Мы остаёмся подданными его величества короля Карла Шведского, и пока вы с ним не договорились о совместных военных действиях, я не имею права…

— Я вас понял, фельдмаршал, и уважаю ваше решение, — сухо ответил государь. — Но вы понимаете, что я вас не отпущу на все четыре ветра, сколь бы геройским ни было ваше поведение. Своего распоряжения отправить вас на поселение в Тобольск я не отменял и не отменяю. Также с вами пойдут капитан Черкасов и солдаты Сибирского полка. Оружие я у ваших солдат велю изъять, однако в качестве награды за их геройское поведение предложу выбор.

— Свобода, служба вашему величеству, либо земля в Сибири? — догадался Рёншельт.

— Именно так. Коль выберут возвращение на родину, то получат соответствующие письма и пойдут домой за свой счёт. У меня лишних денег нет. Вас сей пункт не касается. Коль ваши солдаты наденут русские мундиры, либо захотят получить надел свободной земли, то пусть пишут родне, чтоб сюда ехала. Те до Выборга как-нибудь доберутся, а далее обозами поедут к своим служивым, проезд я им обеспечу… Да, нам не хватает людей. А у вас там с деньгами и хлебом, я слышал, беда. Так что за избавление от лишних едоков мне ещё в Стокгольме спасибо скажут… Жаль, что вы сделали такой выбор. Вместе бы добили ханство. И родич мой мне вовсе не лишним был бы, а так он обязан будет вас сопровождать.

— Увы, ваше величество. У меня репутация упрямого осла и я не намерен её менять…

4

«Выстрел в упор» — и шевалье де Сен-Жермен де Париньи де Базож, образно говоря, раскрыл карты. Он оказался именно тем, кого Катя искала с того момента, когда впервые увидела в варшавском трактире людей Хаммера. То есть, когда стало ясно, что вся эта история с провалом во времени — не случайность.

Обменявшись списком предложений — а «предъяву» шевалье выкатил изрядную — они, два умных человека, понимали, что подобное требует обдумывания и обсуждения. Дождавшись Алексея, шевалье попытался вновь нацепить маску «друга семьи», но Катя сразу его осадила, вывалив мужу всё, как есть. То есть открыто дала французу понять, что у них тут своя мафия. Меркулов ожидаемо в восторг не пришёл. Сен-Жермена выпроводили довольно холодно, посоветовав больше времени уделить представлению интересов Франции в России, иначе его выгонят из МИДа за профнепригодность.

Вести с юга продолжали приходить одна за одной. Новость о разгроме сорокатысячной орды под Харьковом вызвала радость среди жителей города и некоторую озадаченность у иноземных посланников. Дарье Пётр Алексеич написал лично: «Спешу сообщить тебе, душа моя Дарьюшка, что нынче Божиею милостию одержали мы викторию над войском разбойным. Хан Девлет бежал, бросив своих воинов на смерть. Отправляемся же ныне вовсе гнездо воровское