Ермак - Евгений Федоров

— Бей их, браты, гони их прочь!

Назревала злая схватка.

Но ссориться с лесовиками не входило в расчеты Ермака. Надо было немедленно вмешаться. Атаман поднялся во весь рост и, тяжелый, властный, одним грозным окриком угомонил станичников. Затем он, помолчав, обернулся к людям на берегу и уже по-другому, весело и с лаской выкрикнул:

— Здорово, браты! А скажите, чьей вы ватаги, удальцы?

— Мы атаманские! — выпятив грудь, важно ответил белесый детина. — По всей Волге гремит Федька Молчун!

Много на волге промышляло ватаг, но Ермак ничего не слыхал о Молчуне, однако же и виду не подал об этом.

— Добрый ухарь Федька Молчун! — уважительно сказал он. — Слух по Волге катится. Да и вы — один к другому молодцы.

Повольникам на берегу похвала атамана пришлась по душе, они замахали шапками.

— Что же, греби выше и ставь стан! — заговорили они. — Мы разве что…

— И за это спасибо, браты, — про себя усмехнувшись ответил Ермак. Казаки, не мало удивляясь, что атаман их такой мирный, дружно ударили в весла и темной струей Усы поплыли вверх по реке среди дремучих чащоб, подступивших к речке. Вековые сосны тянулись к облакам. Торжественная тишина наполняла глухомань. Поворот, и перед станицей внезапно распахнулась светлая, веселая елань.

— Тут и быть стану! — сказал Ермак и повелел пристать к берегу.

Разом оживились дебри, задымились костры, и казачий говор повис над Усой.

Через несколько дней, в которые Ермак, не теряя времени, старался сблизиться с Молчуном и его ватагой, в стан пришел тонконогий ярыжка и запросился к атаману. Казаки доставили его к Ермаку. Ярыжка полез за пазуху и вынул мятый лист.

— Это что за чудо-юдо? — удивился Ермак, разглядывая лист.

— То грамота от атамана Федора Молчуна тебе с повелением, — важно вымолвил ярыжка. — Как нам известно, ты хочешь быть с нами заодно, так вот, — наказано тебе идти к нему с дарами и поклоном, тогда и примет он вас под свою высокую руку!

Ермак потемнел, сжал кулаки, но сейчас же взял себя в руки и, сокрушаясь, ответил:

— Эх, жалость какая, в грамоте не силен я. Вот мои грамотеи разберут, что к чему, а я подумаю, как честь вашему батьке оказать!

— То-то же, — чванливо сказал стряпчий. — Да и прикажи своим людишкам накормить меня посытней, да медом попотчевать.

— Будет и это! — согласился Ермак.

Пока ярыжку угощали у костра, атаман обдумывал, как быть. С самим Молчуном договориться не удалось — с норовом и вздорный человек, но со многими его людьми казаки уже сдружились, и те не прочь были примкнуть к станице. «Что ж, не вышло подчинить ватагу миром, придется это сделать силой», — решил Ермак и подошел к костру.

— Ну как, уважили? — спросил он ярыгу. — А когда же к атаману вашему жаловать — сейчас или после?

— Хватился! — захихикал ярыжка. — Завтра! Ноне атаман Молчун купецкие струги встречает. В стане всего полусотня…

И впрямь, в горах и буераках уже гремело эхо — на Волге шла пальба.

Глаза Ермака блеснули.

— Поди из пушек твоего батьку купцы привечают? — усмехнулся он. И вдруг лицо его стало жестким. — А ну, хватит жрать в два горла, пузо по швам лопнет!

Ярыжка в изумлении раскрыл рот и подавился. Кость застряла в его горле. — Ты… Ты… — заговорил он и запнулся, увидя лицо Ермака.

— Глотай скорей! — рявкнул атаман. — Помоги ему! — кивнул он Брязге.

Казак только и ждал этого, размахнулся и что было силы саданул ярыгу по спине. Кость у того проскочила, он метнулся из-за котла, но Ермак схватил его за плечи:

— Погоди! Веди нас до вашего стана.

— Ой, батюшки! Да ты что удумал?

— Веди, пока хребта не покрушил! — топнул ногой Ермак.

Через некоторое время повольники на стругах выплыли к устью Усы. Момент был удачным для удара по стану Молчуна. Казаки быстро ворвались в скопище шалашей и землянок. Впереди всех бежал Иванко Кольцо, крича:

— Дон гуляет! Ложись, кто за нас!

Яков Михайлов, — мрачный и жестокий после гибели Василисы, — поджег становище. Черные клубы дыма поднялись над ельником, затрещал сухой валежник. Повольники выбежали кто с бердышом, кто с пищалью, топором, рогатиной. Одни из них сейчас же ложились, а другие начали свалку. Знакомый Ермаку детина с белесыми вихрами не захотел ложиться. Поднял дубину и взревел медведем, но, заметив атамана, опустил руки.

— Не буду биться за Федьку Молчуна, хвороба его задери! — отбросив дубину, заявил он. — И ложиться тут не буду — не привык!

— Не ложись, брат — засмеялся Ермак. — А пошто на Молчуна так зол?

— Ему бы почваниться, да побить, а кого — не разбирает. Третьего дня бабу в лесу обесчестил…

— Айда к нам! — позвал Ермак.

— Да и то, как обещал. Эй, блаженные, бросай драться! — закричал парень. — Не надо Федьку криводушного!

— Как звать? — спросил атаман.

— Гаврюха, из рязанских мы… Тут бурлаки все… Эй, ребята, кончай…

Схватка и без зова парня уже кончилась. Два-три ватажника были убиты, остальные братались с казаками.

…В эту пору Молчун завидел дымный пал на Усе, дрогнул и начал подаваться от купецких насад, однако ему не повезло: ядро угодило в струг, и все, кто был на нем очутились в воде.

Федька всплыл и потянулся к берегу. Над водой стлался пороховой дым и ел глаза. Фыркая и отчаянно ударяя руками, атаман еле держался на волне. Вокруг него барахтались люди. А с бортов кричали стрельцы:

— Вон по тому огоньком!

Но Молчун все же доплыл, — вот уж рукой подать до берега. И вдруг из кустов выскочили двое. Федька узнал их: то гусак Матвейка Мещеряк да Петро — беглый пушкарь!

Молчун закричал им:

— Воры, спасайте своего батьку! Еле убрался…

Небольшого роста, рябой от оспы Матвейка хрипло отозвался:

— Сам-то убрался, а народу нашего сколь загубил?.. Молись, Федька!

— Да что вы, братцы… Одумайтесь! — еле держась на глубокой воде, взмолился атаман. — Петро, ой Петро, грех удумали…

— Не кричи, грех — в мех, а тебя на дно! — мрачно пошутил пушкарь и, схватив Молчуна за плечи, стал окунать. — Вот этак лучше… Ну, ну, потерпи немного, смерть пошлем тебе легкую!

— Братцы, братцы, погодите, — просил, захлебываясь, Федька. — Я про тайный клад поведаю…

— Погоди, — заколебался вдруг Матвейка. — Добро для артели сгодится.

— Пес с ним, с добром! — решительно ответил Петро. — Не надо ни злата его поганого, ни серебра, слезами омытого! В омут его…

Пушкарь схватил обессиленного атамана и привязал к тяжелой коряге. Кряхтя и сопя, ватажники сволокли и столкнули груз в омут. Заколебалась волжская вода, и круги медленно пошли к берегу.

— Пошли ему, господи, долгое плавание, — перекрестился пушкарь. — Попито-погуляно, есть чем помянуть.

Матвей Мещеряк почесал затылок и озабоченно сказал:

— Куда теперь нам податься, нешто к Ермаку, как звал он?

— Эх, милый, а куда же еще? Глянь на Волгу — широка, просторна мать-река! Мы еще с тобой поплаваем, немало потопим бояр и купцов…

Из повольников Молчуна сколотили сотню, а над ней поставили старшим Ивана Грозу — донского казака, сероглазого, с тяжелой рукой.

— То ведайте, — сказал Ермак сотне, — Иванко не впусте назван Грозой. Были денечки, когда он с донцами на Перекоп бегал на добрых конях и громил орду крымскую… Служите братству верно!

Спустя неделю в Жигули примчали на быстрых конях всадники в пестрой одежде: у иных на плечах контуши, шаровары же из шелка и столь необъятны, что в каждую штанину по кулю упрятать впору; у других — расшитые цветными шнурами венгерки, сапоги ловкого покроя. Ермак внимательно пригляделся к новым гостям: казачий наряд мешался у них с польским.

С вороного доброго коня соскочил статный молодец с русыми вислыми усами, смахнул шапку, а на бритой голове — чуб-оселедец.

— Ба! — засиял Ермак. — Знакомые удальцы, днепровские казаки! И чего доброго, есть среди них запорожцы.

Прибывший вояка лихо закрутил ус и сказал Ермаку:

— Дозволь, батька, обнять тебя. Не будь я Никита Пан, если не сгожусь тут.

— Сгодишься, шибко сгодишься, — радостно сказал Ермак: — Бился ты за Русь да волю против ляхов-панов, турок, татар, против насильников наших. Много их тут на большой дороге — Волге-матушке плывет, есть где твоему удальству сказаться… Будь ты, Никитушка, нашим братом! — атаман обнял Пана и повел в свой шатер.

Ранним утром в стан прибежал дозорщик и сообщил Ермаку:

— Батько, персюки плывут… На Русь товары везут…

— Вот и дело приспело — твоим хлопцам дело показать, — сказал Никите Ермак. — Поспешим, братец, на Волгу!

Вместе с Никитой Паном он вышел из шатра. Сторожевой казак на кургане переливисто свистел и махал усердно белым рядном. Над зелеными разливами леса неслось:

— Ватарба-а-а!..

Казаки уже садились в струги. Ермак вскочил на ертаульный, за ним перемахнул Никита Пан. Подхваченная течением, темная стая лодок, набитая людьми и потому еле видная над водой, понеслась к устью Усы.