Золото для вороны (СИ) - Микешина Селена

Но… Уже поздно… Слишком поздно…

— Я… Зайду позже, — дверь за мной громко хлопнула, отрезав от страшной реальности…

Только мне некуда бежать, как бы я не пытался.

Уже в своей комнате, я тихо сполз по стене, вцепившись пальцами в волосы. Я дракон. Драконы не плачут, тем более мужчины. Но невольное кряхтение и ком в горле выдавали меня с головой, пока окружающее пространство исчезало под мутными пятнами. Убить… Я должен его убить… Дабы спасти…

Через некоторое время, я вошел в злополучную комнату, не помня себя. Все стало вмиг безразлично, а я, казалось, смирился с действительностью. Или внушил себе это?… Не помню. Скорее внушил, ведь боль никуда не исчезла.

Я помог брату подняться, и мы вместе вышли на просторную террасу. Обратившись в дракона, я осторожно схватил Фара лапами и, убедившись, что держу его крепко, полетел над столицей в лесную чащу. Мы улетели, никого не предупредив… Никто в замке не знал, как будут горько плакать ночью…

Как сейчас помню этот вечер. Солнце клонилось к горизонту, облив облака розовым вином. Внизу кипела городская жизнь, что каждый вечер зажигала яркие фонарики на широких улицах. А ветер бил по ушам, заглушая последние хрипы моего дорогого друга.

Прибыв на место, я уже не чувствовал ничего. Мыслей не осталось — все затмила апатия. И не было чувства хуже, чем зияющая пустота, что разъела дыру в моем сердце. Да я и не был уверен, что это самое сердце у меня есть. Если только маленький, черствый уголек…но меня это мало волновало. То был мой долг. Я обязан был сделать это ради брата. Обязан прекратить его мучения.

Крепко обнявшись напоследок, я приготовился колдовать страшное заклинание, которому меня и научил Фар. Если бы тот ребенок, каким я был, знал, как он будет использовать "Испепеление", он бы отрубил себе руки, лишь бы избежать тяжелой участи. Но время не повернуть вспять.

— Кая, — отойдя назад, сказал напоследок брат. — Передай моей жене, чтобы дала нашей дочери это имя. И передай ей… всем, что я их люблю. Где-то я был не прав, где-то были не правы они. Я прошу прощения и прощаю всех, кто сделал зло мне, — таким спокойным я еще никогда его не видел. Ни страха, ни боли, ни отчаяния не отразилось на его лице. Лишь умиротворение и готовность уйти из этого тела. Он был готов покинуть нас…

— Я буду помнить тебя, Фар, — скрепя сердце, я сжал челюсти и встал в стойку. Одинокая слеза скользнула по щеке, но я не позволил себе большего проявления эмоций. Не позволил, потому что они исчезли… Их засосала черная дыра в моей душе.

— Прощай, братишка, — мужчина в последний раз с улыбкой посмотрел на небо и закрыл глаза, ожидая кончины. — Спасибо тебе.

— Спасибо за все, — прошептал я, и столб голодного пламени кинулся к умирающему дракону.

Дракон сгорел в огне… Смешно и нелепо, если бы не было так больно…

Смерть наступила незамедлительно. Не было ни криков, ни стонов… Лишь секунда, и вот теплый ветер уже подхватил золотой пепел, разнося его по разным уголкам планеты. Не оставляя ничего после себя, кроме белых хлопьев, что когда-то были травой.

Я упал на колени, не веря в происходящее и мечтая все поскорее забыть… Боль в груди все нарастала, но мозг отказывался принимать жестокую реальность, впадая в уныние… Тело вмиг ослабло, словно погружаясь в сон, а тошнота заполнила мое горло…

Нет… Моего брата больше нет…

И как бы горько мне не было, даже в свой последний час Фар заботился обо мне. Ведь совершив этот поступок, я получил свое истинное имя, данное мне богиней…

Эмраэт. Пустота, заполненная кровью."

Последняя капля сопротивления вместе с холодным потом упала на стол. Сил держаться больше не было. Я проиграл… Проиграл в битве за разум и был готов смириться со своим поражением.

Желание выпить заполнило все мои мысли, не оставляя даже маленького шанса на спасение. Ведь тот жужжащий улей, в который превратилась моя голова, был невыносим. Он ожесточенно мучал меня, жаля изнутри. Убивая каждую нервную клетку моего мозга.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я сглотнул слюну, а дрожащая рука потянулась за единственным противоядием. За "лечебной настойкой", что прервет мои страдания.

Тяжело. Слишком большой груз ответственности на моих плечах… Я не справляюсь… Не справляюсь…

Хотя бы сейчас, на пару часов, но я подарю себе желанное забвение! Забуду о проблемах и делах! Забуду о своем гадком прошлом… Забуду! Все забуду!

Очертания комнаты расплывались, словно больше не существовало пространства вокруг. Лишь черное, вязкое болото, которое медленно затягивало меня, неприятно облепляя кожу. И чем ближе была моя рука к коньяку, тем сильнее я погружался на дно. Мне не спастись.

Я уже взял бутылку со сладким ядом, по уши увязнув в трясине, но остановился на мгновение, разлепив веки.

Разрезая смог, на мое лицо упал маленький лучик света, что согревал своим сиянием мои щеки. Немного ослеплял, но я никак не мог насмотреться. А теплый свет становился все ярче. Больше. Очищал черное болото от грязи, превращая его прозрачную воду. Освобождая меня из пут зависимости.

И наконец лучик солнца протянул ко мне руку помощи…

Я словно очнулся ото сна. Страшного и невыносимого кошмара, что быстро развеялся в реальном мире.

Мягко и нежно кто-то сзади обнимал меня, любовно прижимаясь к обнаженной спине. Хрупкие руки на моей груди подрагивали, а легкое дыхание между лопаток щекотало кожу.

Элис казалась холодной по сравнению со мной. Словно ей, как и мне в душе, не хватало тепла. Но даже так, она смогла осветить ту тьму, что поглотила меня.

Моя маленькая феечка-спасительница.

— Прости меня, Рин, — девушка прижалась щекой ко мне, отчего по спине скатилось пара слезинок. — Я… действительно сделала поспешные выводы насчет тебя. Я так виновата… Прости…

Дыра в моей душе начала медленно затягиваться, забирая вместе с собой проснувшуюся зависимость. Казалось, я слышал мерзкое шипение той змеи, что была вынуждена уйти в свою нору, потерпев поражение. Элис… Она спасла меня. На самом деле спасла одним своим прикосновением. Своими словами.

Коньяк я вытащил и поставил на стол с твердым намерением выкинуть. А может, приготовлю нечто сладкое с его помощью (не пропадать же добру).

— Элис, — через некоторое время сказал я, смакуя ее имя, — как ты относишься к тирамису?

— Тирамису? — переспросила она, вскинув голову.

Я повернулся к ней лицом и поднял на руки, чтобы тут же усадить на стол перед нами. Жалобно звякнула тарелка с лимонным печеньем, а феечка успела лишь с удивлением вздохнуть и вцепиться в мои плечи. Ее большие, покрасневшие от слез глазки быстро метались из стороны в сторону, словно у запуганного олененка, пока я не перехватил ее взгляд.

Одним движением сократив расстояние между нашими лицами до одного сантиметра.

— Да, тирамису. Человеческий десерт из кофе, печенья, сыра маскарпоне, коньяка, сахара и яиц. Чем-то напоминает пирожное воронов-оборотней, только холодный вариант. Уже соблазнительно звучит, не правда ли? — не сдержав улыбки, я приобнял Элис за талию и придвинул к себе, невольно заставляя ее раздвинуть ноги шире.

Нет, мысль — взять ее на этом столе — проскальзывала иногда в моей голове (учитывая ее… кхм… симпатичный наряд), но не этого я хотел сейчас. Скорее насладиться ее теплом, милым румянцем на бледных щечках и блестящими, как мириады звезд, глазами. Просто хотелось обнять и не отпускать.

Насытиться запахом и чувством, что тягучим медом обволакивало грудь изнутри. Увидеть в ее глазах то же, что испытываю сейчас я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спасибо тебе, — мягко прижав девушку к себе, я поцеловал ее в лоб да так и остался в этом положении. — И прости. Сегодня днем я был груб, многим обидел тебя… Мы слишком устали за этот день. Лучше… обсудим дела завтра утром, хорошо? Идем спать, — я посмотрел ей в глаза, коснувшись носом ее носика, и воистину наслаждаясь хрупкостью тельца, что немного сжалось под моим напором, но не думало отступать. Словно маленький, но храбрый мышонок.