Мат красному королю - Адам Холл

— Сегодня соберется толпа, — сказала она ему. — Прослышали о рейде и надеются, что будет еще одно импровизированное развлечение. Можем мы поговорить где-нибудь, где нет столько народа?

— В саду?

Она кивнула, и они допили вино.

Музыка заполняла зал и половину здания. Была полночь, и Мануэло сиял в лунном свете. Дела шли прекрасно. В рулетку больше не сыграешь, но в «Беггарс-Руст» случается и другое. И люди пришли посмотреть.

Лишь двое собирались уходить. Мисс Маршам и мистер Бишоп. Когда они шли через холл, появился официант.

— Мистер Бишоп?

— Да.

— Вас к телефону, сэр. Третья кабинка.

Казалось, воздух уплотнился, когда Бишоп закрыл дверь кабинки.

— Хьюго?

— Да.

— Это Фредди. Горри сообщила мне, где тебя найти. Мы взяли Струве. — По голосу чувствовалось, что полицейский доволен.

— Живого?

— Конечно. Мы всегда берем их живыми.

— Поздравляю.

— Этот человек был опасен. Он бродил в паре миль от дома Мелоди Карр.

Бишоп видел, как мимо стеклянной двери прошел Поллинджер.

— Рад за тебя, Фредди.

— По твоему голосу этого не скажешь.

— Послушай… где ты завтра обедаешь?

— В своем любимом банкетном зале. Он находится позади моего письменного стола. Я как раз сижу здесь и даром трачу две минуты времени, отведенного мне для обеда, который…

— Завтра обед будет длиннее, — пообещал Бишоп. — Пообедаешь со мной и с Горри.

— С удовольствием. Где?

— У меня дома. Отчасти это будет деловой обед.

— Что-то мне не нравится твой тон. Такой придушенный, словно ты срываешь чеку гранаты зубами. — В голосе Фредди звучала тревога.

— Да нет. Ничего особенного у меня для тебя нет, Фредди. Просто одна странная деталь, которая, возможно, поможет тебе представить всю картину целиком. Приходи завтра примерно в половине первого.

Когда Фрисни повесил трубку, Бишоп позвонил в Лондон. Полминуты телефон звонил в квартире Мелоди, прежде чем она подошла.

— Алло.

— Это Хьюго.

— Значит, ты меня еще не забыл, — протянула Мелоди.

— На это потребуется больше времени. Я звоню, чтобы сказать тебе, что Струве забрали.

Наступила короткая пауза.

— Да?

— Я думал, тебя это обрадует.

Голос ее утратил ленивые нотки, стал холодным.

— Обрадовало.

— Как это должно ласкать твое самолюбие!

— Не понимаю.

— Его нашли в двух милях от твоего дома, — сказал Бишоп. — Он пытался пробраться к тебе.

— И какое отношение это имеет к моему самолюбию?

— Ну как же! Мужчины рискуют головой, чтобы получить тебя.

Молчание затянулось.

— Нет, Хьюго. Поначалу такое приятно — первые несколько случаев… а потом эта преданность претит. Но тебе спасибо, что сообщил. — Она попрощалась и положила трубку.

Разыскав Софи на террасе, Бишоп извинился:

— Прости.

— Все хорошо?

— Для кого как. Струве поймали.

Он следил за выражением ее лица. На нем играл мягкий свет, отражавшийся от оконных стекол, глаза блестели. Несколько секунд Софи смотрела на него.

— Понятно. Полагаю, это было неизбежно.

— Да.

Софи вздрогнула и отвела взгляд.

— Не очень-то приятно узнавать, что человек внезапно попадает в ловушку.

— Но ты ведь думаешь, он выберется.

— Не знаю. Если он убил Жофре де Витта, то заслуживает смерти. Ты пытался что-то объяснить вчера вечером. Но я упиралась.

— Разве это не одно и то же — убил он де Витта, Брейна или их обоих?

Софи бросила на него быстрый взгляд.

— Он не убивал Дэвида.

Внезапно она двинулась с места, Бишоп последовал за ней. Они спустились по ступеням на подъездную аллею. Когда оба приблизились к машинам, Софи сжала его руку.

— Почти весь вечер мне сегодня было хорошо, Хьюго. Когда мы просто говорили о нас самих.

Рядом с ним она казалась очень маленькой и печальной. Большие глаза спокойно смотрели ему в лицо.

— Мне жаль, что все время встревают другие вещи, — мягко ответил Бишоп. — Но не всегда же они будут мешать. — Она отпустила его руку, и он продолжил: — Я поеду позади на случай, если у тебя по дороге случится прокол.

Она открыла дверцу машины и села. Он закрыл за ней дверцу и направился к своему автомобилю.

— Софи, — проговорил он вдруг.

— Да? — Лицо ее показалось в окне.

Бишоп глядел на заднее колесо своего лимузина.

— Черт меня дернул это сказать. В результате у меня самого спустило колесо.

Она оглянулась и посмотрела на осевшую покрышку.

— Не везет. Есть запасное?

Бишоп сунул руки в карманы.

— Есть, но оно тоже спущенное. Его заменили в городе. Если я начну возиться с заплатами, потом отмываться, то не уеду до утра.

— Том тебя приютит.

Бишоп посмотрел на часы.

— Мне нужно быть в городе с утра пораньше.

— Ну так оставь машину здесь, пусть они сделают. А я тебя подвезу.

— Очень любезно с твоей стороны. Пойду попрошу Тома позвонить для меня в гараж сразу с утра.

Когда он вернулся и сел рядом с Софи в ее машину, она сказала:

— Если бы меня не было, что бы ты делал?

— Стал бы ремонтировать проклятое колесо.

Она засмеялась и включила зажигание.

В машине шел спокойный, тихий, дружеский разговор. Об аресте Струве больше не поминали. На половине пути Бишоп сказал:

— Здесь можно срезать, если хочешь.

Она отпустила педаль.

— Ты уверен?

— Да. Можно проехать через Ист-Нолл. Поезжай чуть медленнее — тут подъем немного опасный.

Машина слегка накренилась, сворачивая на более узкую дорогу; потом Софи чуть ускорила ход.

— Куда она нас выведет?

— Ты узнаешь место, — пообещал Бишоп. — Тут всего на милю короче, но не так монотонно ехать, как по шоссе.

По обеим сторонам густо рос кустарник. Иногда зайцы давали стрекача, пугаясь внезапного яркого света.

— И часто ты ездишь этим коротким путем? — Голос ее изменился, в нем стало меньше легкости.

— Иногда. Когда есть настроение.

— Тут узко. Главное шоссе лучше.

— Тогда прости, что сбил тебя с пути.

Дорога пошла на подъем, потом, изгибаясь, спустилась вниз между несколькими гаражами, черные угловатые контуры которых закрыли бледную линию горизонта. Через некоторое время Бишоп попросил:

— Притормози здесь, пожалуйста, на минутку.

Софи надавила тормозную педаль и, повернувшись, посмотрела на него. Вопрос так и не прозвучал вслух, но Бишоп ответил на него:

— Хочу тебе кое-что показать. Возможно, тебя это заинтересует.

Левая рука ее сделала движение, и фары погасли. Машина стояла возле живой изгороди. Софи глядела вниз на свои руки, пальцы обхватывали перекладины руля. Под черной сеткой перчаток бледно мерцала кожа.

— Ты ведь не думаешь, что это Струве убил Дэвида, правда? — спокойным, ровным голосом проговорил Бишоп.

Она молчала, не поднимая на него глаз. Кровь отхлынула от ее лица.

— Странный случай, — помолчав, продолжил он. — Я оказался причастным к смерти Брейна с того момента, как она произошла. Одно часто ставило меня в тупик, приводило в недоумение. Сначала я не обратил внимания, потом эта мысль не стала давать мне покоя, и я принялся добиваться ответа.

Он слегка повернул голову и посмотрел через ветровое стекло. В слабом свете звезд дорога была едва различимой.

— Когда появилась машина Брейна, меня ослепили огни его фар. Казалось, они били даже через заднее окно, потому что зеркало заднего вида отражало слепящий свет. Потом, через некоторое время, я понял, что там, позади меня, должна была быть еще одна, третья машина. Но когда я бежал к пролому в дорожном ограждении, я не видел ничего похожего на автомобиль. Почему он не остановился, как это сделал я?

— Пожалуйста, не надо, — с мукой в голосе произнесла Софи.

— И я оказался прав, — будто его и не прерывали, говорил Бишоп. — Там была третья машина. Она стояла здесь, на этом самом месте, и в моем зеркале отражался свет этих самых фар.

Рука его двинулась, намереваясь включить огни, но Софи схватила его запястье. На секунду оба застыли, потом рука ее разжалась. Бишоп щелкнул тумблером, и фары вспыхнули. В их луче появился дорожный указатель с обозначением поворота на Ист-Нолл. Он стоял на развилке двух дорог. С правой стороны вдоль столбов деревянного ограждения шла цепочка отражателей, алеющая на темном фоне деревьев.

Голос Бишопа звучал бесстрастно:

— Дважды в жизни Брейн попадал в такой ослепительный свет. Однажды в ходе учений, во время взрыва бомбардировщика, погибшего по его вине, и второй раз здесь, на холме Ист-Нолл, в автомобиле марки «вентура». В том, что ты сделала, была своеобразная поэтическая справедливость.

Софи молчала до тех пор, пока не почувствовала, что сможет говорить. Горло перехватывало, и ей с трудом удалось выдавить: