Последняя камелия - Сара Джио

– Ненавидел?

Десмонд кивнул:

– В общем, мистер Блит пришел к маме на чай. После этого мама отправилась к камелиям, одна.

– И отец позже пошел ее искать?

– Нет. Не думаю, что у него возникла такая мысль. Ссоры между ними были обычным делом, и мама всегда находила уединение среди камелий. – Он сложил руки на груди, потом снова опустил их. – Но мама не пришла к ужину, я начал беспокоиться и потому решил поговорить с ней, уговорить вернуться в дом. Уже темнело, а она не любила находиться в темноте. Спустившись с холма, я прошел через луг перед камелиями и увидел, что она лежит на траве.

– Что с ней случилось?

– Когда я ее нашел, ее сердце уже не билось, – сказал Десмонд изменившимся голосом. – Я все думаю, что все могло бы быть иначе, если бы я отправился за ней раньше. Если бы отец не кричал на нее тогда, если бы не давил…

– Ох, Десмонд, – сказала я, – как все это ужасно.

– Да, – сказал он. – Я отнес ее в дом. К счастью, дети спали и не видели ее.

– А удалось выяснить, отчего она умерла?

– Точно никто не знает. И, поверь мне, все мы восприняли эту трагедию очень тяжело. Особенно миссис Диллоуэй и Эббот. Он всегда так защищал маму. Какое-то время все мы находились под подозрением. Но, в конце концов, доктор заключил, что она умерла от естественных причин. У нее от рождения было слабое сердце. Но отец обвинил в ее смерти меня. А я, наверное, в некотором роде обвиняю его.

– Но, конечно же, никто из вас не виноват, – сказала я.

Десмонд покачал головой.

– Ты хочешь сказать, что…

– Нет, – ответил он. – Нет, он не убивал ее, если ты имеешь в виду это. Думаю, она умерла от горя.

Я содрогнулась при этой мысли.

– Впрочем, наверное, мы никогда этого не узнаем, – продолжал Десмонд. – Теперь я готов жить дальше, готов оставить все это позади. Сыграл мой отец свою роль в ее смерти или нет, я не могу ненавидеть его вечно. Ненависть подобна раку, она разъедает сердце. Я решил простить ему былое. Вот почему я вернулся домой, почему хочу его увидеть. Война вызвала во мне мрачную мысль о смерти, хотелось бы помириться с ним, ведь на фронте всякое бывает.

– Я уверена, отец оценит твой поступок.

– Надеюсь, – вздохнул он. – Мне только жаль, чтоб мы не смогли ее спасти. Я прокручивал в уме эту историю сотни раз и до сих пор не могу ее осмыслить. Я так тоскую по маме… – Он посмотрел на мерцающую в небе большую звезду. – Знаешь, я столько об этом думал, и мне кажется, люди подобны этим звездам в вышине. Некоторые слабо горят миллионы лет, едва видимые с земли. Они существуют, но ты не знаешь об этом. Они сливаются, как точки на холсте. А другие сверкают так сильно, что освещают небо. Их невозможно не заметить, невозможно не любоваться ими. Но они не живут долго. Не могут. Они быстро сжигают свою энергию. Мама была из таких.

– Как прекрасно ты сказал… – проговорила я.

Десмонд продолжал смотреть на небо.

– После войны ты вернешься домой? – спросила я.

Он на мгновение задумался.

– Не знаю. В детстве мама брала меня в сад, и мы говорили о жизни, о том, кем я могу стать, когда вырасту. Она велела мне никогда не прекращать поисков, пока я не найду свой настоящий север.

– Настоящий север?

– Она имела в виду не географические направления, а поиск своего пути, своего места в жизни, любви. Она говорила о моей судьбе. – Он помолчал, потом посмотрел на меня. – В тот день, когда я сошел с парохода в Ливерпуле, я дал себе клятву.

Я с любопытством посмотрела на него, робко улыбаясь, в ожидании, что он скажет дальше.

– Я поклялся, что если увижу тебя снова, то сделаю так, чтобы никогда не расставаться с тобой.

Его слова удивили меня, и все же они были искренни. Я поняла это, потому что сама чувствовала то же. Я посмотрела ему в глаза.

– О чем ты говоришь?

– Я говорю, что после войны, когда все останется позади, я хочу, чтобы каждый день моей жизни был связан с тобой, Флора Льюис.

Я разинула рот.

– Ты правда этого хочешь?

– Всем сердцем, – ответил он, нежно целуя меня.

Конечно, я мало его знала. Но знала, что люблю его, – возможно, с того момента, когда впервые его увидела.

– Сделай меня самым счастливым человеком, – сказал он, – и обещай, что будешь меня ждать. Обещай, что после войны будешь здесь.

У меня в голове закружились и замелькали образы родителей, мистера Прайса, детей, но все поблекло, когда я посмотрела в глаза Десмонду.

– Обещаю.

Взглянув налево, я вдруг заметила вдали какую-то фигуру, поднимающуюся по склону от камелий. Десмонд встал и загородил меня.

– Здесь, в нескольких милях на восток, цыганский табор, – тихо произнес он. – Иногда заходят бродяги.

– Да, твой отец говорил мне об этом.

Фигуру трудно было разглядеть, но силуэт, маячивший впереди, казался довольно крупным.

– Кто здесь? – крикнул Десмонд.

Мужчина остановился и посмотрел на нас, потом подошел чуть ближе, и свет из окон осветил его лицо.

Я разинула рот.

– Мистер Хэмфри?

– Мисс Льюис, – поздоровался он, прикасаясь к кепке. В одной руке у него была лопата, в другой джутовый мешок. – Добрый вечер, лорд Десмонд.

– Привет, Хэмфри, – коротко ответил тот. – Что ты делаешь в саду в такое время?

Мистер Хэмфри смешался и какое-то время молчал.

– Я просто проверял сарай, сэр, – наконец ответил он. – Вчера мне показалось, что там горит свет, и я хотел убедиться, что никто там не поселился.

– Понятно, – сказал Десмонд. – И как там, все в порядке?

– Да, милорд.

Десмонд посмотрел на мешок у него в руке.

– А что это за мешок, Хэмфри?

– Ах, этот, милорд? Это так. Просто, м-м-м, я подумал, не принести ли миссис Марден картошки, если найду.

– Картошки?

– Да, милорд. Здесь растет дикая картошка.

– Ладно Хэмфри, не смеем тебя задерживать.

– Доброй ночи, мисс Льюис, – попрощался мистер Хэмфри и вошел в дом.

Десмонд обернулся ко мне и шепнул:

– Не люблю я его. Никогда не любил.

– Но ведь он не делает ничего плохого.

– И все равно, я ему не доверяю.

Десмонд встал и, взглянув на подъездную дорожку, сказал:

– Машина. Кто же это?

Мы увидели, как оттуда вышел лорд Ливингстон.

– Наверное, сел на более ранний поезд, – сказала я. – Мистер Бердсли не ждал его до утра. Надеюсь, все в порядке.

Я встала и направилась к дому, но Десмонд взял меня за руку.

– Я не могу. Не могу его видеть. Пока что не могу. Не готов.

– И что ты собираешься делать? На этот раз мы не можем тебя спрятать, ведь дети тебя уже видели.

– Именно об этом я и хотел тебя попросить, – ответил он. – Спрячь меня хотя бы до утра. Дети уже спят, а настроение у отца всегда лучше, когда он хорошо поспит ночью. Лучше увижусь с ним утром, чем устраивать сюрприз сейчас, когда он устал и бог знает что пережил в Лондоне.

– Ты прав.

– Проведи меня через цокольный этаж, – попросил Десмонд. – Мне нельзя оставаться на втором этаже, а то еще наткнусь на него ночью. Поверь мне, ты не представляешь себе, каким вспыльчивым он может быть.

– Подожди, – сказала я. – У меня идея. Пошли со мной.

Через черный ход мы пробрались в цокольный этаж и осторожно, чтобы не разбудить мистера Бердсли, прошли мимо его спальни. От его храпа дрожала штукатурка. Я тихонько открыла дверь шкафа с бельем, она скрипнула, и я съежилась от этого звука.

– Вот, – прошептала я, протягивая Десмонду одеяло и подушку. – Мы поднимемся по черной лестнице.

Черной лестницей в основном пользовалась Сэди, нося белье и одежду для стирки на цокольный этаж и обратно. Мы открыли дверь на третьем этаже, и я осмотрелась, прежде чем шагнуть в коридор.

– Куда ты меня ведешь? – прошептал Десмонд.

– Увидишь, – усмехнулась я.

Я подняла край ковра, где лежал ключ, и вставила его в замок. Десмонд вслед за мной вошел внутрь.

– Что это?

– Ты хочешь сказать, что никогда здесь не был?

– Не был, – ответил он. – Эта дверь всегда была заперта. Я думал, что это вход на чердак.

Он подошел к беседке, изумляясь увивавшей ее розовой бугенвиллии, и вдохнул аромат цитрусовых деревьев.

– Это мамино, верно?

– Да.

Он подошел к столу с орхидеями.

– Ее всегда сопровождала красота. Удивляюсь, что отец не уничтожил все это.

– Эту оранжерею спасла миссис Диллоуэй. Она поддерживает здесь все так, как оставила твоя мать. Я прихожу сюда поливать растения и ухаживать за ними. И я приводила сюда Кэтрин. Ей понравилось. – Я сорвала с дендробиума побуревший лист и снова обернулась к Десмонду. – Переночуй здесь. Там у окна есть несколько мешков торфяного мха, из них выйдет прекрасный матрац. А восход солнца будет впечатляющий.

Десмонд положил одеяло и подушку на мешок со мхом.

– Да, – проговорил он, будто впитывая дух матери, – это будет здорово.

Мы подошли к краю оранжереи и открыли окно. Петли скрипнули.

– Ш-ш-ш, – предостерегла я. – Твой отец услышит.

Десмонд прижал ухо к окну.