Назад, в пионерское лето - Денис Георгиевич Кащеев

— Но закончилось же все хорошо, — заметила на это Аля. — Как ты его, кстати, отблагодарила? — полюбопытствовала она. — Ну, Резанцева?

— Никак, — пожала плечами Инга.

— Что значит, никак?

— Говорю же, я вначале растерялась! — уже сердито произнесла Трефилова. — А потом подходить как-то уже неловко было!

— Неловко! — передразнила ее собеседница. — Смотри, перехватят твоего заступника!

— Это кто же? — прищурилась Инга.

— Да кто угодно! Стоцкая тут обмолвилась — я случайно услышала — что Андрей-де здорово повзрослел и на парня сделался похож — а это в ее устах, сама понимаешь, о-очень многое значит! А уж какими глазами на Резанцева смотрит Янка Казанцева, особенно после того, как мальчишки ее ночью с пастой поймали, а он за нее вступился и отпустил! Говорят, кстати, Михеев его хотел за это побить, но побоялся!

— Казанцева — да, смотрит, того и гляди глаза сломает… — задумчиво кивнула Трефилова.

— Так что оглянуться не успеешь — уведут героя! — заключила Аля. — Как думаешь, кому это он там пишет? — спросила она вдруг.

— Вряд ли Казанцевой, — хмыкнула Инга. — Может, любимой бабушке письмо строчит?

— А может — любимой девушке!

— Считаешь?

— А почему бы и нет?

— Ну и черт тогда с ним! — с несколько деланым равнодушием заявила Трефилова.

— А вдруг эта девушка — ты? — подмигнула ей Авдеева.

— Да ну тебя!

Их разговор прервал горн.

— Ой, я же хотела перед ужином юбку переодеть! — встрепенулась тут Аля. — Если что, скажешь, что я сейчас подойду! — опрометью метнулась она к коридору, ведшему в палаты.

— Хорошо, скажу, — не стала отказывать подруге Инга, также уже поднимаясь на ноги.

В этот момент резко ворвавшийся в окно ветер разметал писанину Резанцева, сбросив бумаги со стола. Повинуясь безотчетному порыву, девочка дернулась помочь их собрать, но Андрей и тут оказался на зависть расторопен. Подхватив разлетевшиеся листки прежде, чем она успела сделать и пару шагов, товарищ по отряду как-то странно зыркнул на Трефилову — и покинул холл.

Проводив его задумчивым взглядом, Инга снова опустила глаза — и тут заметила на полу под столом одинокий исписанный листок — второпях, должно быть, парнем пропущенный.

— Эй! — обернулась она вслед Андрею, но тот уже успел сбежать вниз по лестнице и не услышал.

Поняв, что не докричится, девочка подошла к столу и нагнулась за чужой потерей.

— Я только проверить, что это его… — пробормотала она сама себе в свое оправдание, заглядывая в текст.

Там значилось:

Хроника будущего

1985 год

14 июня — палестинские террористы из группировки Хезболла захватили американский самолет рейса Афины — Рим с 153 пассажирами на борту. Убит 1 человек. 17 июня все остальные заложники высажены в Бейруте, Ливан.

15 июня — в Эрмитаже, Ленинград, психически больной злоумышленник пытался уничтожить картину Рембрандта «Даная».

23 июня — к югу от Ирландии в Атлантический океан упал пассажирский самолет Боинг-747 авиакомпании «Эйр Индиа». Погибло 329 человек…

— Мальчишки! — с немалым разочарованием произнесла Трефилова. — Все бы им разные глупости сочинять!

Инга хотела было бросить бумагу обратно на пол, но, передумав, аккуратно ту сложила и спрятала в карман — решив при случае все же отдать фантазеру Резанцеву: как ни крути, она его должница — ну, за Игонина.

Да что там при случае — вот прямо сейчас, перед построением, и отдаст…

Однако на выходе Ингу догнала все та же Аля, отвлекла каким-то глупым вопросом, и вернуть листок автору Трефилова благополучно забыла. Вспомнила уже в столовой — но там как-то не сложилось, а потом всякая мысль о дурацкой бумажонке и вовсе вылетела у девочки из головы.

17. Вечер трудного дня

Юг Московской области, 2 июня 1985 года

It’s been a hard day’s night,

And I’ve been working like a dog.

It’s been a hard day’s night,

I should be sleeping like a log…[1]

«Вечер трудного дня» — очень в тему, кстати! Впрочем, программа наших мероприятий на сегодня еще была не исчерпана…

— Абашидзе, что за дискотеку ты здесь устроила? — сурово прикрикнул на сидевшую в холле в обнимку с хрипящим и бессовестно тянущим пленку магнитофоном девочку вожатый Вадим. — Выходим, строимся, идем смотреть кино!

— Да ну его, это кино! — скривилась Майя, тем не менее щелкнув кнопкой своей «Электроники-302». Музыка стихла. — Как всегда какую-нибудь фигню покажут!

— Сегодня очень интересный фильм! — подключилась к их разговору Марина. — ГДР-овский, называется «Белые волки»!

Ого, в самом деле? Неплохо для пионерлагеря!

— Про природу что-нибудь? — и не думала убирать с лица кислую мину смуглянка.

— Почти. Про индейцев!

— А, ну, это для мальчишек… — без энтузиазма протянула Абашидзе.

— Отставить разговорчики! — строго бросил ей Вадим. — Живо отнеси магнитофон и выходи! Или хочешь, чтобы я его у тебя отобрал?

— Да иду я, иду! — словно ребенка прижав потертую черную «Электронику» к груди, Майя торопливо проскользнула мимо вожатых в коридор.

— А вообще, не стоит держать такие вещи в палате! — заметила ей уже вслед Марина. — Мало ли что!

Что ей ответила чернобровка — и ответила ли хоть что-то — я уже не услышал, так как едва умолкли Битлз, двинулся вниз по лестнице.

* * *

Ничто, как говорится, не предвещало.

Отряд мирно шагал в клуб на просмотр кинофильма, когда в кустах справа от тропы внезапно раздался отчетливый шорох.

— Заяц! — крикнул кто-то.

— Где?! Не вижу?!

— Да вон там! Слышишь, шуршит?!

— Чур он мой!

— Нет, я первый заметил!

Мгновение, и добрая половина пионеров «Данко» ломанулась в темноту.

— Это что еще такое?! — недоуменно воскликнул Вадим. — Вы куда все?!

В отличие от своего напарника прекрасно понявшая, что произошло, Марина сердито обернулась ко мне. Я лишь виновато развел руками: что уж, мол, теперь…

Сам я, как и обещал утром вожатой, никуда сломя голову не побежал, остался на тропе — в толпе мне делать всяко было