Все лики любви - Татьяна Алюшина

Да как!

Секретарша ему сообщает, что в приемной его ждет женщина из Москвы. Егор, когда ее увидел, обалдел откровенно – добраться до его предприятия в тот момент без предварительной договоренности было практически нереально, только грузовиком из города, если сильно повезет, и тут она – со стильным чемоданчиком на колесиках, сумочкой от Коко и на каблуках.

– Я к тебе, – мило так сообщила.

Ну, ко мне и ко мне, милости, как говорится, просим, гости дорогие!

Егор ее в ту же ночь уведомил, что он парень вольный, не по семейным делам, да и физически и морально ему сейчас не до этого, если такой расклад Юлю не обижает и устраивает, то он будет рад, если она останется.

– Знаешь, я посмотрю, – решила Юлечка.

И осталась на все два года. Сказать, что это была влюбленность, чувства? Ну, наверное, иначе как бы он с ней жил? Наверное. И привык, и удобно было.

Эгоистично? Никого не держал и не принуждал, в деньгах она не нуждалась и от него не сильно-то и зависела, вполне обеспеченные родители в Москве имелись, да и Бармин дал бы любую сумму, если бы попросила.

И расстались они как-то странно.

– Нет, туда не поеду, там совсем уж холодно, это тебя все на Север дикий тянет, а мне в лесах твоих надоело.

Вот так ответила ему Юлечка, когда он предложил ей вместе с ним перебираться на его новое место работы. И ушла из его жизни как-то сразу, без обид и без особых воспоминаний. И так бывает.

Вообще, Бармин с женщинами в отношениях всегда оставался легким мужчиной, не занудствовал, был щедрым, умел выказать благодарность, единственное но: всегда резко и честно предупреждал, что семью не собирается заводить. Хорошо еще, никогда не уточнял, что именно с этой женщиной!

Он нормальный мужик, конечно, он хочет и семью и детей, но….

Один-единственный раз отец задал вопрос, после того, как встретил его с одной подругой в любимом ресторане Егора:

– Сын, у тебя есть какая-то серьезная, веская причина, мешающая тебе завести семью?

– Нет, – честно признался Егор. – Не встретил той единственной женщины. Своей.

– До сих пор? – приподнял удивленно брови отец. – Или была, но что-то не сложилось?

– Нет, не было, – уверил сын.

– Значит, будет особенная, – твердо заверил его отец.

Эта особенная! С этими потрясающими фиалковыми глазами. Но вот готов ли он семью с ней создавать, пока большой вопрос. И любовь ли это? Но то, что он не собирается отпускать Веру, это Бармин решил уже точно. Она ему нужна. А там посмотрим, разберемся.

И тут в голову пришла великолепная мысль!

Мгновенно все просчитав и решив, Егор отвернулся от окна и стремительно направился сообщить о своем предложении. А чего ждать?

Он вошел в душевую комнату как раз в тот момент, когда Вера, выключив воду, открыла дверцы кабинки и протянула руку за полотенцем.

– У меня для тебя есть одно интересное предложение!

Она не вскрикнула от неожиданности и испуга, а извечным, с начала сотворения времен, жестом Евы прикрыла одной рукой грудь, вторую положила на бедро безотчетно согнувшейся ноги, стыдливо прикрывшей треугольничек внизу.

Бармин замер от открывшейся взору прекрасной картины.

– Выйди! – резко и холодно приказала Вера, как хлыстом стегнула.

Он склонил голову в неком поклоне-извинении, вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

И вернулся к своему «посту» у окна. Только смотреть на улицу не стал, а прикрыл ладонью глаза, испытывая странное чувство неловкости. Как мальчишка, застуканный взрослыми при подглядывании в щелку за голыми женщинами в бане!

И жарко от желания, окатившего, как кипятком, и срамно, эрекцию не успел прикрыть, и старшие сейчас наваляют и застыдят до смерти!

Егор в жизни не испытывал неловкости за свои поступки, а уж стыд – и не помнит, было ли такое. Но сейчас… Он по-настоящему почувствовал себя смущенным, обескураженным и переживал неловкость от собственного неуместного с этой женщиной поступка.

Бармин вдруг осознал, что совершенно избалован женским вниманием и их абсолютной доступностью. Не просто избалован, а, незаметно для себя самого, – развращен и пресыщен!

Оказывается, он перестал замечать, для него стало нормальным и привычным, что женщины, ради того чтобы добиться его внимания, шли на все! Он привык и снисходительно посмеивался, когда из-за его персоны дамы устраивали чуть ли не соревнование на убывание, бои без правил. Несколько раз ему самому приходилось разнимать настоящие бабские драки! А то, что они преподносили свои голые тела в полную доступность, как пирог на блюде, об этом и говорить нечего! Сколько раз Егор заставал в своей постели в гостиничных номерах, где останавливался, голых барышень, пробравшихся тайком в номер, дав взятку портье, и предлагавших себя в полное использование! А не заказанные им стриптизы! Да что перечислять!

Главное, развращенный таким огромным «предложением» на свой единственный спрос, он совершенно забыл, что есть еще женщины, которые сохраняют чистоту, как нравственную, так и телесную. Женщины, которые не будут предлагать себя и продавать, как товар, мужчинам ни при каких условиях.

Мы очень быстро привыкаем к вещам, которые подчеркивают нашу статусность и социальную востребованность, как, например, успешные мужчины к навязчивому развращенному вниманию женщин, пытающихся заполучить их любым способом, и тому, что и утруждаться не надо – бери любую, какую захотел.

Егор, осознав это, поразился, как он мог попасться на этот манок? Как упустил момент, когда перестал видеть реальную картину мира? Это он-то! С его интуицией и сознанием! Как легендарный Одиссей, которого ублажали жрицы прекрасными колдовскими песнями и яствами, заставив забыть про реальную жизнь.

– Что ты хотел мне сказать? – спокойным тоном спросила у него за спиной Вера.

Он слышал, как она ходит по комнатам, выйдя из душа, и как подходит к нему, но повернулся только сейчас.

– Извини, что ворвался, – без извинительных нот в тоне произнес Егор.

Она показалась ему прекрасной в этот момент.

Вера стояла напротив окна, и поэтому была ярко освещена – без косметики, мокрые колоссы рассыпаны прядями по спине, яркий румянец, не то от горячего душа, не то от задетой скромности, а длинное трикотажное платье без рукавов серо-синего цвета подчеркивало ее сияющие фиалковые глаза.

– Я понимаю, – сказала Вера.

– Что? – уточнил Бармин.

– Что скромность тебе не присуща.

– Неправда, – улыбнулся он, – иногда я бываю очень скромен.

– Ну, хорошо, – строгим тоном воспиталки продолжила она. – Ты просто не считаешься с личным пространством других людей.

Он шагнул к ней, оказавшись совсем близко, и произнес, понизив голос почти до шепота: