Мои друзья - Борис Рябинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Э-э, дорогой мой, две страсти не умещаются в одном человеке, хотя я и довольно внушительного объема! — ответил он шутливо.
Мне думается, он говорил неправду. С не меньшей страстностью, по моим наблюдениям, любил он музыку, живопись, книги — вообще все красивое, красоту в широком и большом значении этого слова, частью которой была для него и собака.
Его круглое лицо всегда светилось добродушием и приветливостью.
На любительство он смотрел как на нечто очень важное.
Однажды Алексей Викторович высказал такую мысль:
— Почему раньше хорошую собаку мог держать только помещик, аристократ? Почему ее теперь имеет рабочий, колхозник, инженер, учитель, врач? И, когда я вижу, как быстро растет количество членов в наших клубах, я понимаю, что это является еще одним выражением растущего благосостояния народа.
Я заметил, что нечто подобное слышал от нашего начальника клуба. Алексей Викторович кивнул и продолжал:
— И это очень хорошо. Наша страна сильна и богата. Отчего бы в каждой семье не быть собаке? Это каждому по средствам, а собака — преданнейший друг, всей своей тысячелетней историей заслуживший право на эту близость. Они и с детьми поиграет, и постережет их. Если у вас дурное настроение — рассеет его… Кстати, я вспомнил забавную историю. До Риппера у меня был неплохой пес Плакса.
— Плакса?
— Настоящая кличка его была Альф, но никто не называл его так, а все звали Плаксой. След ищет — скулит; поноску несет — тоже подскуливает… Вот и прозвали Плаксой. Он очень хорошо искал вещи. Что ни потеряй, все найдет и принесет. Однажды приходит ко мне сосед, растерянный, и говорит, что ходил на охоту и обронил ключ. «Какой ключ?» — «Да от квартиры. Пусть ваш Плакса найдет!» Что ж делать? Надо помочь. Пошли… Ходили-ходили, все понапрасну. Бросали другой ключ — Плакса приносил его, а тот, потерянный, не находит. Вернулись ни с чем домой. А тут Плакса ему и подает ключ, то есть не в прямом смысле, конечно, а носом тычет в плащ, висевший на стене; пошарили в кармане, а ключ там: дома лежал! — И Алексей Викторович закатился веселым смехом. — Шутка шуткой, но однажды он избавил нас с женой от серьезных неприятностей. Поехали мы в отпуск, Плакса — с нами. Ну, погрузились в поезд, тронулись, все как полагается. Идет контроль. Хвать туда, сюда — нет билетов! Потеряли! Глядь — а Плакса сидит и держит их в зубах. Оказывается, мы обронили их, когда садились в вагон, а он заметил и подобрал.
Алексей Викторович посмеялся еще, а затем, вдруг сделавшись серьезным, продолжал:
— На выставке я вам говорил о военном применении эрделей. К несчастью, мы вынуждены часто вспоминать о войне. Но не подумайте, что у меня только одно на уме: как мой Рип или ваша Снукки побежит с донесением под пулеметным огнем. Что же касается мирного использования эрделей… расскажу вам одну небольшую историю про Джемми-альпинистку, родственницу нашего общего друга Рипа.
РАССКАЗ О ДЖЕММИ-АЛЬПИНИСТКЕ
В Домбайской долине, у подножия пика Суфруджу, приютился домик метеорологической станции. Вокруг — высокие, блистающие под ярким солнцем снежные хребты Кавказских гор.
Позднее Домбайскую долину стали посещать туристы. Здесь были построены туристские базы, сооружен высокогорный каток. А в то время, к которому относится наш рассказ, названное место слыло глухим, безлюдным. Стиснутая горами цветущая долина казалась заброшенной, забытой, и лишь уютный домик метеостанции под красной черепичной крышей оживлял этот дикий, нетронутый пейзаж.
Каждые три дня от домика в долину спускалась рыженькая собачка с жесткой курчавой шерстью. В пристегнутом к ошейнику портдепешнике она несла очередную метеорологическую сводку на ближайший радиопункт.
Перепрыгивая с камня на камень, бодро неслась собака вниз по тропинке. Расстояние до радиопункта, равное двухдневному переходу для пешеходов, она преодолевала единым духом.
Горы суровы и неприветливы; лавины, обвалы не давали здесь селиться человеку, и только рыжая Джемми соединяла заброшенную в горах метеорологическую станцию с остальным миром.
Четвероногого почтальона хорошо знали на пункте радиосвязи. Джемми являлась всегда точно, как по расписанию, и только немного опавшие бока да устало опущенный хвост напоминали о том, что эрдельтерьер опять пробежал шестьдесят километров.
Радисты радушно приветствовали собаку. Они угощали ее бутербродами с ветчиной, ставили перед мохнатой гостьей плошку с разведенным сгущенным молоком. Переночевав и набравшись новых сил, рано утром Джемми возвращалась к подножию пика Суфруджу. Туда она несла свежую почту для метеоролога.
И так — все лето. Поздно осенью, когда в горах бушует пурга и с крутых ледяных склонов катятся лавины» снега, метеоролог, хозяин Джемми, покидал домик у подножия пика и возвращался в город. Зиму он проводил за изучением и обработкой материалов, добытых за лето. А рыжий почтальон отдыхал до весны, до нового похода в горы.
Джемми выросла в военном питомнике, в компании таких же, как она, рыжих курчавых щенят.
Когда щенята подросли, их начали учить. Джемми готовили в связисты. Учеба была долгой и серьезной…
— Она была из вашего питомника? — довольно невежливо прервал я рассказ Алексея Викторовича.
— А какое это имеет значение? Но если вам хочется так думать — пожалуйста. Важно, что она была эрдельтерьером.
Неожиданно Алексей Викторович сам обратился ко мне с вопросом:
— Вам, конечно, приходилось видеть животных в цирке?
— Да, — ответил я недоумевая.
— И вы никогда не задумывались, чем отличается цирковая дрессировка от нашей, не подумали, что наша дрессировка значительно сложнее?
Я молчал; немного подождав, он продолжал:
— Нам могут возразить, что сделать собаку хорошим связистом — не такое уж сложное дело. Эка невидаль перенести донесение от одного человека к другому! Ведь в цирке звери делают еще не то… Но тот, кто так думает, сильно ошибается.
Чему, к примеру, учил своих животных Дуров?[20] Наблюдая за своими зверями, он замечал их характерные движения, повадки, присущие им от самого рождения, а потом использовал все это в цирковой программе. Природные наклонности зверей он соединял (путем выработки условного рефлекса) с какой-либо командой, жестом или другим сигналом и превращал, таким образом, естественные для них поступки и действия в занятный цирковой фокус.
Так, например, Дуров заметил, что морские львы на свободе любят забавляться различными мелкими предметами. Они подбрасывают их своими тупыми носами и ловко жонглируют ими. Дуров дал ручным морским львам мячи, и звери стали играть ими (даже с большой охотой, так как за каждую игру им бросали рыбку). Получился номер, при виде которого тысячи людей в цирке с восторгом хлопают в ладоши.