Задание Империи - Олег Измеров

— Паспорт и деньги двадцать первого века вы тоже видели?

— Вы хотите убедить нас в том, что вы из будущего?

— А если я действительно из будущего?

— Лучше, если бы вы были с Марса, — Ступин встал из-за стола и подошел к окну, закрыв форточку.

— Почему?

— Потому что вам никто не поверит.

— И вы тоже? Вы же не найдете иных разумных объяснений.

— Даже если я поверю, то не поверят мне. К существованию марсиан народ еще как-то психологически приучен. Люди как-то представляют себе ракеты, межпланетные путешествия и прочее. Машину времени не представляет никто. Тем более, ее не нашли, все село обшарили. Может, вы нам поможете представить это важное доказательство?

— Машины нет. Этот какое-то природное явление. В определенном месте и в определенное время перебрасывает. Я даже не знаю, что это такое, и где искать.

— Плохо дело. И еще — вы не знаете прошлого. Вы вели себя скорее так, как будто попали на другую планету, похожую на вашу.

— Ну, в чем-то вы правы. Это другое прошлое. Я переместился из мира с другим прошлым.

— И вы считаете, что кто-то здесь в это поверит?

"Все", устало подумал Виктор. "Финиш."

— Так что же у нас с вами получается?..

Часть II. Неправильные пчелы

"Вы обязаны тщательно изучать мораль противника, как систему ограничений его взглядов и действий. В своих же взглядах и действиях вы не должны устанавливать иных ограничений, кроме оговоренных приказом."

Из случайного разговора двух офицеров СС в кафе. Александрия, 1956.

1. Инопланетянин.

Читатель уже, наверное, предполагал, что к концу первой части главного героя заметут. Потому что так было в первой книге.

Правда, возникла маленькая неувязочка. В третьей реальности Виктору Сергеевичу Еремину не поверили. И теперь он сидел на стуле, на окраине не нашей Бежицы образца 1938 года, в кабинете жандармерии, и ждал, что скажет штабс-капитан Ступин, в руках которого теперь находилась его судьба.

— Так что же теперь у нас с вами получается? — повторил штабс-капитан. — У нас нет другого выхода, как создать вам легенду. Вы ученый, прибыли с неизвестной нам планеты в составе научной экспедиции. Что-то случилось, корабль за вами не прибыл, вы частично потеряли память и вышли к людям. Понятно?

— Не совсем. Отчего я потерял память?

— Откуда мы знаем вашу инопланетную физиологию?

— Понял. Но все равно, как-то похоже на… на фантастику из популярных журналов.

— Люди скорее поверят всякой белиберде, замешанной на привычных представлениях, чем истине, недоступной их пониманию.

— То-есть, если я правильно понял, вы мне все же верите?

— Нет. Вы, например, можете быть дезинформатором, засланным к нам абвером. Но вам, господин Еремин, чертовски повезло. Вы попали к нам в такой момент, когда не столь важно, кто вы, откуда, тот ли, за кого себя выдаете и прочее. Важно, что вы, пришелец из будущего, инопланентянин, шпион или аферист, существуете реально.

"Значит, я для чего-то им нужен. Причем более серьезного, чем просто прогнозы. Ладно. Терять все равно уже нечего."

— Скажите, а в нашей истории, ну, хотя бы не такой давней, были события, которые происходили как бы неожиданно, нелогично?

Ступин перестал ходить и внимательно посмотрел на него.

— Вы хотите сказать, что были в нашей истории и изменили ее? И поэтому она другая?

— Нет. Но кто-то другой случайно мог. Мне известен такой случай. Правда, не в этой реальности, и не в нашей.

— А еще и третья есть? — Виктор вдруг почувствовал, что штабс-капитан на самом деле волнуется еще больше него. Ну шутка ли, в любой момент в любую точку может вывалиться неизвестно кто неизвестно с чем. И не какой-нибудь лох, а профессиональный агент или диверсант, оснащенный такой техникой, которую и представить невозможно. Ничто так не пугает людей, как неизвестность.

— Может, и больше, — равнодушным тоном ответил он, — мне пока известны только три, включая вашу. Две из них на более высоком техническом уровне развития. Да, и ракетно-ядерное оружие у них есть.

Пусть поволнуется, думал Виктор. Мало ли, вдруг сюда за гражданином России ввалится разбираться корпус быстрого реагирования.

— Занятно. Если, конечно, это не блеф.

— Так как насчет непредвиденных поворотов истории?

— Знаете… Есть один интересный момент. Осенью семнадцатого в Россию через Германию должна была проехать группа активистов большевистской партии, и, в частности, господин Ульянов, известный по подпольной кличке "Ленин". Господин довольно интересный, хорошо эрудированный, гроссмейстер внутрипартийной интриги, умеет владеть толпой и производить впечатление фанатика идеи, но в то же время внутренне глубоко прагматичен. Если бы он оказался в это время в Питере — уверен, наша история, да и мировая история во многом пошли бы по-другому. Не берусь предсказывать, лучше или хуже, но мир был бы другой. Вдруг перед самым отправлением кайзер лично и категорически запрещает проезд. Хотя Германии в тот момент было чрезвычайно выгодно пропустить в Россию революционеров, взорвать изнутри старое государство, армию, органы охраны порядка. Более того, по нашим данным, с этой группой большевиков была даже заключена договоренность о том, что, придя к власти, они пойдут на перемирие с Германией, что существенно облегчит войну на западном фронте. Хотя — кто знает… Ульянов, сядь он в кресло диктатора, обвел бы вокруг пальца всех. Хитрый, расчетливый и отчаянный политик. Он бы сначала заключил мир, потом нашел, как его нарушить, и, даже согласясь сперва на территориальные уступки, все равно потом оставил бы кайзера с носом.

— В нашей истории так и произошло. В октябре была революция…

— У нас тоже была. Она не могла не быть. Это был план консерваторов — скинуть обанкротившегося болтуна Керенского, который выпускал медальки со своим ликом и надписью "Отец народов", а сам открыто вел к развалу империи. Распад России на части должно было узаконить Учредительное собрание. Однако убрать Керенского должна была какая-нибудь малочисленная группировка, за которой не пойдет большинство народа, которая публично опозорится, погрузит страну в анархию и хаос, и после этого любой диктатор, поставленный фабрикантами и банкирами, будет принят как священный спаситель. Лучше других на эту роль подходили анархисты, не останавливающиеся перед террором, большевики, опиравшиеся на небольшой слой фабричных мастеровых, и часть эсеров — левые эсеры, которым сочувствовали разоряющиеся мелкие собственники; а, надо сказать, когда мелкий собственник теряет ту скудную, нажитую многими годами долю, в которой он видел смысл всей своей жизни, его не остановят ни закон, ни религия, ни мораль.

Зазвонил телефон. Ступин снял трубку.

— Жандармерия. Да, штабс-капитан Ступин. Да, мадам, он у нас. Сущие пустяки, мадам. Господин Еремин является свидетелем вчерашнего происшествия на Саратовской. Увы, никаких исключений. Тайна следствия, мадам, так что придется потерпеть, пока полиция чего-нибудь не обнародует. Никаких интервью, никаких публикаций. Надеюсь на ваше понимание. Могу только обещать, что если что-то будет для прессы — в первую очередь вам. Ну что вы, не стоит благодарностей. Вам также непременных успехов.

— М-да, — продолжил он, — недооцениваем мы возможности журналистов. Краснокаменная уже знает, что вы здесь. Надо теснее работать с редакцией, использовать таланты на благо отечеству… На чем, собственно, остановились: дальше, как теперь говорят, дело техники. Наши магнаты поставили леворадикальные партии в такую ситуацию, когда они должны были либо немедленно ждать власть, либо в условиях нарастающего промышленного кризиса их ждал неминуемый военный переворот и разгром Советов. Корнилов был, так сказать, первыми цветочками.

"Прямо как с ГКЧП" — подумал Виктор. "В 1991 году демократы создали ситуацию, когда у кого-нибудь из Политбюро наверняка не выдержали бы нервы. Но если ГКЧП был собранием трясущихся бездарей, то Ленин и товарищи неожиданно оказались профессиональными игроками и сделали всех."

— Вот в итоге и пришло: чай Высоцкого, сахар Бродского, власть Троцкого. Лев Давидович, надо признать, был человеком прытким: возглавил партию большевиков, с которой, верно, лет пятнадцать воевал, вождь революции, вождь мирового пролетариата… Знаете, бывают такие люди: талант ухватить власть, а вот распорядиться ею… Короче, когда Троцкий продул Царицын, стало ясно, что новая власть не жилец. И вот незадолго до этого кайзер делает еще один странный шаг. На Украине немцы тогда поставили прогерманское правительство сепаратистов и могли получать оттуда хлеб и уголь. Казалось бы, чуть пересидеть — и нах Москау, опережая Колчака. И тут, накануне успеха, кайзер выводит войска с Украины, объясняя это тем, что хочет предотвратить революционный пожар в самой Германии. Сепаратисты остаются висеть в воздухе. Правда, Троцкий этим воспользоваться не успел — на Украину вошли польские легионеры, поддерживаемые англичанами, а сами англичане и французы высадились в Крыму и Одессе, создав ту самую Речь Посполитую, рухнувшую во время Великого Голода. Ну, консервативные круги тут же обвиняют кайзера в измене, и все это скоро кончается правым переворотом. Германию, это, правда, не спасло, в том же восемнадцатом она признала свое поражение, но дальше начинается самое интересное. Удалось установить, что в семнадцатом, когда немцы рвутся ко граду Петрову, кайзер вдруг приказывает тайно разрабатывать — что бы вы думали — план действий после поражения Германии в войне. Ни в какую логику это не укладывается. И вот по этому плану, представьте себе, находят какого-то неудавшегося художника, каковых толпы на Деснянском проспекте в базарный день, по фамилии Гитлер, внушают ему маниакальную идею, что он вождь нации, натаскивают говорить речи, проталкивают его во власть, и теперь вся Германия готова целовать ему пятки, носится с ним, как девицы за Лемешевым и Козловским…