Путин, Буш и война в Ираке - Леонид Млечин

— Надеюсь, что вы доверите коалиции действовать против Ирака, — с нажимом в голосе сказал американский президент. Мы с таким трудом добились активного участия всех членов коалиции. Будет очень обидно, если все пойдет насмарку.

Буш сообщил, что зенитные ракеты «Пэтриот», способные перехватывать СКАДы, будут доставлены в Израиль в течение двух дней. Американцы уговорили израильтян не отвечать ударом на удар. Тем более что советские ракеты СКАД, модернизированные в Ираке, не причинили Израилю особого ущерба.

Горбачев и Примаков надеялись хотя бы уберечь Ирак от наземной операции. Евгений Максимович вновь отправился к Саддаму.

12 февраля в Багдаде, когда город бомбили, Примакова тепло принял Саддам. Они обнялись. Примакову продемонстрировали следы разрушений от бомбардировок. Иракское телевидение снимало каждый шаг советского гостя, эти кадры с помощью американской телекомпании Си-эн-эн увидел весь мир.

Примаков уговаривал Саддама заявить об уходе из Кувейта, тогда боевые действия сразу прекратятся. Саддам ничего не обещал. Мысль об отступлении была ему ненавистна.

Евгений Максимович осуждал действия американцев:

— Бойня должна быть прекращена. Я не говорю, что раньше война не была оправданна, но ее затягивание не может быть оправдано ни с какой точки зрения. Целый народ гибнет.

Горбачев вновь и вновь предлагал американцам и иракцам свое посредничество. Вечером 13 февраля в Белом доме прочитали письмо из Москвы. Примаков извлек из беседы с Саддамом некоторые обнадеживающие детали. Горбачев сообщал, что пригласил Азиза в Москву, и просил не начинать в эти дни наземную операцию и приостановить бомбардировки.

Американцы были убеждены, что эти обреченные на неуспех действия Горбачева продиктованы внутриполитическими причинами — Михаил Сергеевич боролся за свое политическое выживание.

Буш ему сочувствовал:

«Мы старались отказать ему как можно более деликатно, чтобы не поставить его в затруднительное положение. Мы испытывали чувство огромной симпатии к нему и понимали его трудности. С другой стороны, мы не могли позволить ему вмешиваться в нашу политику в Заливе в самый решающий момент».

15 февраля Совет революционного командования Ирака заявил, что в принципе готов выполнить резолюцию Совета Безопасности ООН, то есть вывести войска из Кувейта, если будут выполнены следующие условия — американцы уходят из Саудовской Аравии, а Израиль оставляет все территории, которые должны принадлежать палестинцам.

17 февраля на специально отправленном за ним советском самолете в Москву прилетел иракский вице-премьер Тарик Азиз. На следующий день утром он уже был в Кремле. Горбачев нетерпеливо спросил:

— Что вы привезли?

Азиз туманно ответил, что его правительство принимает в принципе резолюцию Совета Безопасности. Иракцы готовы вывести войска поэтапно, если будут выполнены все их условия и ООН отменит все санкции.

Горбачев предложил: пусть Ирак немедленно пообещает вывести войска, тогда он уговорит Буша прекратить бомбардировки. И пусть в Багдаде поторопятся, потому что американцы не намерены заниматься умиротворением.

Азиз улетел в Багдад. Он вернулся ночью 21 февраля. Горбачев ждал его в Кремле. Они говорили до трех часов ночи. Азиз заявил, что они готовы отступить.

Но Саддам тянул время. Удары с воздуха были болезненными, однако он надеялся, что американцы не рискнут вступить с ним в схватку на поле боя. Страдания собственного народа его не беспокоили. Напротив, чем больше людей погибнет, тем лучше: злее будут. Саддам выступил по телевидению с обещанием никогда не капитулировать.

Американцы не хотели позволить ему вывернуться из этой ситуации с почетом и избежать наказания. Буш предъявил Саддаму ультиматум: вывести войска из Кувейта в течение недели — к 23 февраля.

Тарик Азиз заявил, что войска будут выведены. Но этого не произошло. Саддам ультиматум игнорировал.

22 февраля Горбачев вечером (по московскому времени) разговаривал с государственным секретарем Бейкером, а потом и с президентом Бушем. Уговаривал не переходить к сухопутной стадии операции, а договориться с Саддамом о порядке вывода его войск из Кувейта и последующем снятии с Ирака санкций.

Анатолий Черняев записал его слова, адресованные Бушу:

— Мы с вами не расходимся в характеристике Хусейна. Его судьба предрешена. И я вовсе не стараюсь его как-то обелить или оправдать, сохранить ему имидж. Но мы и вы вынуждены иметь дело именно с ним, поскольку это реально действующее лицо, противостоящее нам. Речь сейчас идет вовсе не о личности Хусейна и не о методах его действий. Речь идет о том, чтобы перевести решение проблемы в сугубо политическое русло, избежать трагедии для огромной массы населения.

Михаил Сергеевич зря тратил время. Буш считал необходимым наказать Саддама и не желал, чтобы ему мешали. Если бы Саддаму позволили увести свою армию нетронутой, он бы вскоре вновь бросил ее в бой. Государственного секретаря Бейкера, склонного к компромиссам с Москвой, сотрудники президента слегка ограничили в полномочиях.

Горбачев позвонил Бушу:

— Так в чем же наша цель? Мы пытаемся найти политическое решение или будем продолжать военные действия, которые приведут к наземной операции?

— Я не верю Саддаму, — ответил Буш. — Он просто пытается сохранить свое лицо и свою власть. Мы достаточно ждали. Мы были терпеливы. Но всему есть предел, и, после того что он натворил в Кувейте, мы не можем уступать.

Но Бушу не хотелось и обижать Горбачева:

— Михаил, я знаю, что моя просьба поставит тебя в трудное положение. Если ты не сможешь поддержать нас, то мы оценим, если ты не выступишь против.

Помощники Буша предложили вновь определить крайний срок, после которого начнется наземная операция. Если Саддам воспользуется этим предложением, он спасется.

Под прицелом телекамер Буш сказал:

— Коалиция позволит Саддаму Хусейну до полудня субботы сделать то, что он должен сделать, — начать вывод войск из Кувейта.

Саддам, как и следовало ожидать, упустил последний шанс сохранить свою армию.

23 февраля, в субботу, Горбачев целый день обзванивал руководителей крупнейших государств, которые участвовали в операции против Саддама, с просьбой отложить начало наземных боевых действий. Но за исключением советского президента все остальные политики убедились, что вести переговоры с Саддамом бесполезно.

Накануне наземной операции, сидя в Овальном кабинете, генерал Колин Пауэлл, несмотря на возражения советника президента Скоукрофта, фактически предложил Бушу дать еще авиации поработать. Пауэлл боялся больших потерь:

— Лучше будет, если иракцы уйдут сами. Если нам придется их выдворять, за это придется дорого заплатить. Конечно, атаковав их, мы сможем уничтожить больше иракских танков и запасов оружия, но цена, которую придется заплатить в человеческих жизнях, будет слишком высока. Будет море сообщений о погибших американцах. Вероятно использование ими химического оружия.

— Вы предпочитаете мирные переговоры? — спросил Буш.

— Если они полностью принимают наши условия, то да — подтвердил Пауэлл.

Но Буш считал, что если Саддам просто выведет свою армию невредимой, то в любую минуту он вновь может оккупировать Кувейт. Он хотел вырвать у Саддама ядовитое жало.

В Белом доме, конечно же, обсуждался вопрос об устранении Саддама. Пришли к выводу, что уничтожить его с воздуха крайне затруднительно. И тем более нельзя ставить такую задачу перед многонациональными силами, потому что это означало бы выйти за пределы резолюции ООН.

«По трезвому расчету, — вспоминал Скоукрофт, — пади Саддам, на его место скорее всего пришла бы не нарождающаяся демократия, а другой диктатор. Лучшим выходом было нанести возможно больший урон его вооруженным силам и ждать падения баасистского режима».

За сорок пять минут до истечения ультиматума Горбачев вновь позвонил Бушу, который играл в волейбол со своими сотрудниками и морскими пехотинцами, охранявшими Белый дом. Буш разговаривал с советским президентом из раздевалки, вытирая пот полотенцем.

Горбачев сказал, что иракцы совершенно точно уйдут через четыре дня и надо дать им это время. Буш твердо ответил, что не может изменить срок ультиматума.

24 февраля 1991 года в четыре часа утра по местному времени в Персидском заливе началась наземная операция.

Советский министр иностранных дел Александр Александрович Бессмертных поручил отделу печати МИД выразить сожаление по поводу того, что «возобладала тяга к военному решению и упущен реальный шанс на мирное урегулирование».

Министр обороны маршал Язов в интервью «Правде» выразился более жестко: американцы вышли за рамки мандата, полученного от Организации Объединенных Наций.

Но надо отдать должное Горбачеву и Бессмертных — они не стали занимать особую позицию и противопоставлять себя мировому сообществу.