Удар судьбы - Андрей Посняков

— Однако ты негодяй, — Михаил скорбно поджал губы. — Только что признался… И опять на попятную!

— Осмелюсь спросить… — удивленно моргнул юноша. — В чем это я признался?

Толстяк улыбнулся:

— В том, что ты знаменитый турецкий лазутчик Али Чутурлык! О, мы тебя давно ищем.

— Али Чу-тур-лык?! — по слогам произнес Лешка. — Ну, надо же до такого додуматься!

— Ах, ты опять за свое?! — недобро взвизгнул допрашивающий. — А я-то надеялся, что мы договоримся… А ну-ка, обернись-ка назад!

Лешка обернулся и вздрогнул. Лучше бы не оборачивался! Позади, на особом столике, словно в кабинете зубного врача, были разложены всякие нехорошо блестящие штуки — клещи, щипцы, какие-то зубчатые колесики, пилы…

— Обрати внимание во-он на тот крючок, — ласково пояснил Михаил. — Это для того, чтобы тянуть жилы. А вон там, под потолком — дыба! Уж ее-то мы сегодня испробуем!

— А, может, не надо? — побледнел Лешка.

— Надо, милый мой. Так, самую малость, так сказать, для лучшей затравки беседы.

— Но мы и так…

Толстяк, не дослушав, кликнул стражу. Дюжие тюремщики враз отвязали парнишку от стула и, проворно сорвав тунику, продели руки в специальные кольца. Потянули…

— Ой, мама! — завопил Лешка. — Мамочка! Да перестаньте вы, больно же!

— Пока хватит, — милостиво кивнул толстяк.

А по лешкиным щекам уже сами собой текли слезы, и вывернутые вверх руки, казалось, сейчас выскочат из суставов. Ой, мама дорогая, больно-то как!

— За тобой, милый мой, будет сейчас стоять наш палач с кнутом, — Михаил улыбнулся, словно родному. — И, как только ты начнешь говорить неправду, он тебя рраз — и ожгет. Об этом — помни. Итак, на-чи-наем разговор, точнее — продолжаем. Вопрос первый — что написано в грамоте? Состав войск?

— Да, да, — охотно закивал Лешка.

Видимо, ответ толстяку понравился, поскольку никакого удара не последовало.

— Кто тебе его дал? Николай Скадос?

— Он, он! — оживился Лешка — черт с ним, со стариком, выпутаться бы. Ой, как больно! — Руки ослабьте, а?

— Ослабь, — кивнул палачу Михаил. — Так — чуть-чуть. Кстати, хочу заметить — Николая мы тоже взяли. Так вот, он все полностью отрицает. Следующий вопрос — кому ты передавал сведения? Только не говори, что кирпичнику, меня интересует главный хозяин всего этого дела. Итак — ты все передавал Чюнусу Оглаю?!

— Кому-кому?

— Неужели, самому Казбыку Юнусы?!

— Да не знаю я никого…

Удар! Сильный, так, что на спине лопнула и закровила кожа.

— Ой, боже… — застонал юноша.

— Казбык Юнусы? — снова повторил толстяк.

А Лешка весь съежился в ожидании удара, словно бы видел спиной: вот палач поднимает кнут, вот — примеривается, вот раскручивает для удара…

— Казбык Юнусы? Удар!

Искры из глаз. И слезы…

— Он! Черт с вами, он!

— А Чюнус Оглай? — подойдя ближе, следователь вкрадчиво заглянул в глаза. — Он что, совсем отошел от дел?

— Не… ой, не то хотел сказать. Да-да, отошел. Совсем – совсем отошел, от всех дел…

И неожиданно снова удар! Господи, да за что же?!

— Чюнус Оглай отошел от дел? Да ни за что не поверю!

— Так он же хитрый, этот… Чюнус Оглай… Он же всех обманывает.

— Да, это непростой человек! В своем роде — великий. Что ж, пожалуй, можно пригласить сюда твоего знакомца. Посмотрим теперь, кто про кого больше расскажет.

— А, очная ставка, — Лешка силился улыбнуться. — Знаю. Видал в кино.

Следователь подошел к двери, приоткрыл:

— Введите Николая Скадоса!

Лешка скосил глаза…

…увидев вместо старика Николая избитого и окровавленного Георгия! Господи, он то здесь при чем?

— Ну, узнаешь своего приятеля?

— Это не Николай Скадос!

Удар!

— Нет!

Удар!

— Не он! Не он! Не он!

Лешка дернулся и свесил голову на грудь.

— Воды, — спокойно распорядился толстяк и посмотрел на Георгия. — Пока займемся этим…

Юноша съежился и застонал.

— Осмелюсь доложить, — вышел вперед палач. — Этот, — он кивнул на Георгия, — очень упорный. Ночью измочалил об него все розги! А такие хорошие были —удобные, в соли вымоченные. Блеск — а не розги!

— Ничего, — успокоил следователь. — Сейчас будем рвать ему ноздри. Впрочем… — он вдруг зевнул и посмотрел в окно. — Кажется, у нас есть еще время. Отдохнем, перекусим, заодно дадим этим злодеям одуматься. Эй, стража — развести лазутчиков по темницам!

Уже в коридоре толстяк догнал Лешку, обнял за плечи и доверительно прошептал:

— Знаешь, почему я не велел сейчас пытать вас до полусмерти?

Юноша сплюнул.

— Потому что после обеда вами займется сам господин Кратос! Слыхали о нем что-нибудь? Ну, как же — сам Никифор Кратос! Милостью Великого Комнина — верховный следователь, а по призванию — палач, и не из последних! Так что готовьтесь! Советую не запираться и говорить правду. Очень советую. И, главное, побыстрее — иначе может быть поздно, Никифор — человек увлекающийся.

— Да пошел он…

Отдохнуть не дали. Или просто не удалось — так ныла и саднила разбитая в кровь спина. Сволочи… Вот, кажется, чьи-то шаги в коридоре. Снова открылась дверь. Ну, куда же вы тащите? Что, уже? Господи! Опять та же комната пыток! Страшные инструменты, палач, дыба…

А за столом уже совсем другой следователь — высокий, жилистый, сильный, с красивым надменным лицом. Тот самый… Никифор Кратос. О господи, как они все надоели!

— Будем говорить? — черные глаза следователя вперились в узника.

— Да, — сглотнув слюну, кивнул Лешка и, обнаглев, попросил: — Только, если можно, без дыбы.

— Можно, — неожиданно согласился господин Кратос. — И — без лишних ушей.

Он даже ничего не сказал стражникам и палачу, только посмотрел. Всего лишь бросил взгляд. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы вся тюремная братия бросилась вон, обгоняя друг друга.

— Ну, здравствуйте, господин Али Чутурлык! — встав, следователь подошел к юноше и, обняв его, расцеловал в обе щеки! — Как же давно я вас ждал! А вы все ж таки засыпались, уж признайтесь — наши тоже умеют работать. — Как там господин Казбык Юнусы? Ничего не передавал?

— Велел кланяться, — Лешка уже начал кое-что соображать. — Чюнус Оглай тоже передавал вам привет. Совсем недавно пили с ним кофе, знаете ли…

— Ах, скоро и для всех нас настанут такие же чудесные времена, и зеленое знамя ислама взовьется над Трапезундом! — с чувством произнес Никифор. Затем заторопился, полез за пазуху. — Вот… — он достал несколько пергаментных листков. — Здесь — планы крепости, здесь — состав войск, здесь — правила смены караулов.

— Но как же я… мы выберемся?

— Об этом не беспокойтесь, уважаемый Али. Я все устрою наилучшим образом. Только вот, ваши люди… с ними, увы, придется расстаться — не могут же убежать все трое.

— Нет! — безапелляционно воскликнул Лешка. — Эти двое — лучшие друзья Чюнуса Оглая. Как я могу вернуться без них?

— Понимаю, — закивал следователь. — Верная дорога на плаху. Везде семейственность — и это плохо.

— Уж куда хуже, — согласился юноша.

— Что же вы их взяли?

— Сами напросились… Так что насчет побега?

— Устроим. Только уже не побег…

Глава 13

Зима — весна 1440 г.

Южное побережье Черного моря

ТУРЧАНКА

Сладко Ланида, друзья, улыбается, сладко и слезы

Льет она из своих тихо опущенных глаз…

…А кое-что поумнее.

Это «поумнее» оказалось банальным «переводом» узников в «другую тюрьму» и в конце концов все равно закончилось побегом. Люди Никифора Кратоса даже любезно подвезли мнимых лазутчиков туда, где начиналась примерная граница турецких владений. Точной ее градации никто не знал. Вот, вроде бы это селение — трапезундское, а вон то, где мечеть с минаретом — турецкое. Или наоборот. В вопросы веры турки особо не вмешивались, а налоги на завоеванных территориях устанавливали заметно меньше, чем до их захвата, что, конечно же, было приятно сердцу каждого разумного обывателя. Вот те и «голосовали» сердцем, всячески помогая туркам. А некоторые, впрочем, не помогали — а, наоборот, нападали на турецкие отряды, по каким уж причинам — бог весть. Может, суверенную родину сильно любили, а скорее всего, занимали в ней довольно высокопоставленное положение и были очень недовольны возможным изменением статуса. Такая вот была неразбериха.

— Так мы сейчас где? — выслушав Георгия с Владосом, поинтересовался Лешка. — На турецкой территории или нет?

— А бог его знает! — парни отозвались хором. — Может, спросить у кого?

Лешка посмотрел по сторонам — местность выглядела довольно пустынной: унылые серые камни, пожухлые пальмы, такое серое море, и над всем этим — мрачное, затянутое тучами небо. Ветер гнал по узкой дороге серую пыль.