Ленин. Соблазнение России - Леонид Млечин

Александра Михайловна писала Дыбенко в тюрьму:

«Вся душа моя, сердце, мысли мои, все с тобою и для тебя, мой ненаглядный, мой безгранично любимый. Знай — жить я могу и буду только с тобой, — без тебя жизнь мертва, невыносима… Будь горд и уверен в себе, ты можешь высоко держать голову, никогда клевета не запятнает твоего красивого, чистого, благородного облика».

Коллонтай ради Дыбенко рискнула всем. Не зря мужчины влюблялись в нее без памяти. Александра Михайловна добилась, чтобы Дыбенко выпустили под ее поручительство. В газетах появилось сообщение, что они с Павлом Ефимовичем вступили в брак, хотя в реальности они так и не зарегистрировали свои отношения.

Освобожденный из заключения Дыбенко с верными ему матросами уехал из Москвы — махнул в Курск, потом в Пензу. Коллонтай, которая гарантировала, что Дыбенко будет приходить на допросы, оказалась в дурацком положении. Крыленко потребовал арестовать Дыбенко, а заодно и Коллонтай.

Владимир Ильич не хотел ссориться с человеком, популярным среди матросов. Поэтому из Москвы дали знать, что Дыбенко ничего не грозит. Он приехал на суд. Павел Ефимович не признал себя виновным в сдаче Нарвы. Уверенно говорил суду:

— Во время революции нет установленных норм. Все мы чего-то нарушали!.. Говорят, я спаивал отряд. А я как нарком отказывал в спирте судовым командирам. Мы, матросы, шли умирать в защиту революции, когда в Смольном царила паника и растерянность…

17 мая 1918 года суд оправдал Дыбенко. В приговоре говорилось: перед ним поставили такие сложные задачи, как «прорыв к Ревелю и Нарве, к решению которых он, не будучи военным специалистом, совершенно не был подготовлен».

Моряки вынесли его из зала суда на руках.

Александра Михайловна гордо покинула Москву и последовала за своим любимым Дыбенко, который воевал на юге страны. Коллонтай назначили председателем политуправления Крымской республики, но большевиков выбили из Крыма. Утвердили наркомом пропаганды и агитации Украины, но через два месяца пришлось бежать из Киева. Она вернулась в Москву.

Перестав быть наркомом, Коллонтай не ушла из активной жизни. Главной ее заботой оставалась судьба женщины. На VIII съезде партии 22 марта 1919 года она выступила с докладом о работе среди женщин:

— Среди так называемых советских барышень, которые сидят в различных комиссариатах, имеется очень много мелкобуржуазного, чуждого нам элемента. Нам надо других работников — идейных. Откуда мы их возьмем? Из работниц, из крестьянок, из пролетарок. Часто бывает, что мы ставим во главе какого-нибудь учреждения специалистку — возьмем детские колонии, ясли. Она знает свое дело, но дух у нее чужой. У нее не хватает здорового классового инстинкта…

Зинаида Гиппиус записала в дневнике:

«Вчера был неслыханный буран. Петербург занесен снегом, как деревня. Ведь снега теперь не счищают, дворники — на ответственных постах, в министерствах, директорами, инспекторами и т. д. Прошу заметить, что я не преувеличиваю, это факт. Министерша Коллонтай назначила инспектором Екатерининского Института именно дворника этого же самого женского учебного заведения».

В первой советской конституции, которую принял V съезд Советов в июле 1918 года, утверждался принцип равенства женщин с мужчинами в государственной, хозяйственной, культурной и общественно-политической жизни…

Но равенство оказалось равенством обязанностей.

«Понемножку лишаемся всяких культурных приспособлений для здоровой жизни, — вспоминал один из москвичей, — лишились трамвая, центрального отопления, частично электрического освещения и водопровода (иногда по суткам огня и воды не дают), а сегодня что-то неладное случилось и с канализацией, так что уборные закрыты. В бане обходятся без мыла. Или выпросят у соседа, или стащат его в тот момент, когда обладатель мыла идет за водой».

Вводился так называемый трудовой паек, идея которого — нетрудящимся есть не давать. В городах ввели всеобщую трудовую повинность, в том числе для женщин — с восемнадцати до пятидесяти лет. Начали с Петрограда, где первой же революционной зимой женщин отправляли на расчистку улиц и железнодорожных путей от снега. «Бездельниц» угрожали выселить из квартиры. Колка дров, топка печек, таскание мешков, попытки раздобыть какую-то еду преждевременно состарили это поколение. Исключая тех, кто пристроился к новой власти.

«Женщины, — писала Анжелика Балабанова, — которые были обязаны революции всеми своими новыми правами и положением, вдруг стали старыми и изнуренными, физически покалеченными своими страданиями и бесконечной тревогой за детей. Мало-помалу их единственной заботой стало достать карточку, которая могла дать им возможность когда-нибудь в ближайшем или отдаленном будущем получить платье, пальто или пару ботинок для детей».

Александра Коллонтай надеялась облегчить участь женщины, избавив ее от бытовых трудностей.

«Правда» опубликовала ее статью «“Крест материнства” и Советская республика»:

«В наших собственных интересах, в интересах крепости коммунистического строя — разбить во всех слоях, во всех классах устои старой, эгоистической, узко-замкнутой буржуазной семьи. Жизнь и та великая ломка былых устоев, которая совершается на наших глазах, очищают путь для строительства новых форм семьи — семьи социалистической, то есть для воспитания детей в детских колониях, детских общежитиях…

Первая сейчас насущная задача — накормить детей и этим помочь матерям. Надо наладить немедленно же широкую, обнимающую всю Москву, а затем и другие города сеть центральных кухонь для детей. Дети ведь уже сейчас все на учете, детские продовольственные карточки налицо. Не трудно разбить районы на мелкие участки, найти подходящее помещение для центральной детской кухни и оборудовать ее при помощи посменного дежурства и контроля матерей данного участка…

Для государства получается сразу экономия: вместо топки двухсот кухонных печей — топка одной центральной печи. Получается экономия и на провизии: из центрального котла легче накормить двести детей, чем из двухсот отдельных мисок. А какое громадное, колоссальное сбережение сил и времени самих матерей! Вместо того чтобы ежедневно простаивать за плитой полдня — дежурство в центральной кухне раз в неделю, раз в десять, даже в пятнадцать дней!»

На очередном съезде партии Коллонтай хотела внести поправку в новую партийную программу относительно женского вопроса и семьи.

«Я прямо к Ленину, — вспоминала она. — Читает мою поправку, а по лицу вижу — не одобряет.

— Что вы хотите сказать этим выражением — “исчезновение замкнутой формы семьи“? Ишь куда вы хватили — “при коммунизме”! Где сказано, какая форма семьи будет в осуществленном коммунизме? Программа ведь вещь актуальная, надо исходить из практических надобностей. Нам, наоборот, надо семью удержать от развала, особенно сейчас, надо детей сохранить. А вот вы куда махнули… Успеем и эти вопросы решить, как с белыми покончим…