Лилии распускаются в полночь - Маргарита Малинина

– Да, но ты пассажир лайнера, на котором он работает. То есть, пока идет круиз, он как бы работает на тебя и для тебя.

– Так передай ему, что я вовсе не знаю языка! Я просто переписала парочку слов из дурацкого форума-самоучителя, чтобы ему сделать приятно!

Она понимающе кивнула и вышла.

– Офигеть, – высказалась я в никуда. – Кореец не может принимать благодарность от пассажирки теплохода!

– Да, однако он может спать с пассажиркой теплохода, – язвительно заметил Владлен, я выпучила глаза, вторично покраснела и попыталась спрятаться под столом (вокруг же люди сидели! Кто-то мог слышать!), но тут Громов смущенно охнул, чертыхнулся и кинулся оправдываться: – Забыл, что не с Катей рядом сижу. Это я по привычке, не обращай внимания.

– Хороши привычки, – пробурчала я недовольно.

– Давай лучше вот что сделаем. – Громов полез в айфон, что-то посмотрел и через пару секунд велел: – Бери ручку, записывай.

– Вы нашли другое «спасибо»? – догадалась я. В ответ прозвучало что-то неразборчивое. – А? – Он повторил. Лучше не стало. – Вы по-русски умеете разговаривать?

– Это по-корейски. Пиши, как слышится.

Я уже говорила, что данный господин умеет удивлять? То ли он придуривается, на ходу копируя акцент Чайлина, то ли и вправду этим языком владеет. Представляю, как он внутренне хихикал, когда я то злополучное слово пыталась сказать.

В этот момент теплоход пару раз дернулся и остановился. Один бокал перевернулся, я кинулась спасать скатерть, но не вышло: красное вино успело пролиться на белую ткань. Сразу же по радио объявили прибытие в Чебоксары. Пара матросов, оставшихся в зале, поднялись и отравились выполнять свой долг – пришвартовываться, если я правильно запомнила это слово из их диалога на ходу.

Какое-то время ничего не происходило. Нашла ли Вероника своего бойфренда? И что там делает Катька, интересно? Уж не обиделась ли она на меня? Вдруг она мне назло одна отправилась на экскурсию в Чебоксары?

Дверь открылась, но я не успела приободриться, так как это был Вадим Михайлович.

– А где Чайлин?

Кто-то ответил, что он вышел. Капитан кивнул и был таков.

Наконец они появились – трогательная пара молодых людей. Держались за руки и улыбались. Видимо, Ника сумела-таки растолковать, что я его расстроила не специально, а по незнанию. Чон, в подтверждение сего, сорвал со стены еще один шарик и подал мне. Перемирие можно было считать заключенным, но тут я кинула глаз на салфетку и зачитала последнее слово.

Кореец позеленел. Глаза, и без того узкие, превратились в ниточки. Вернее, в два коротких обрывка нити. Он громко что-то крикнул и понесся в коридор. В дверях столкнулся с капитаном, тот попытался его о чем-то спросить, но не сумел остановить для этого.

– Куда у нас именинник бегает целый день? – шутливо вопрошал Вадим Михайлович, подходя к столу.

Мы все еще находились в ступоре, потом я глянула на Нику, та все поняла и побежала за юбиляром.

Капитан ждал ответа, мне пришлось сознаваться:

– Это он из-за меня бегает. – А про себя подумала: «Что я опять набедокурила? Эх, надо было сходить в сувенирную лавку!»

– Вот как? – усмехнулся мужчина, подправив густой ус. – Теперь ты несчастного Чайлина отправила искать твою подругу? – Я покраснела. Ну зачем вспоминать эту историю, скажите на милость? Почему меня так люди ненавидят? Видя реакцию, он открыто засмеялся. – Ладно, я ему помогу. Мы теперь знаем, в каких местах… – Тут он узрел Громова и осекся. – М-м… Нет, уже не знаем.

– Попутного ветра, капитан, – таким грозным тоном поздоровался господин с начальником экипажа, словно тот был нерадивым хирургом, ампутировавшим ему по ошибке не ту конечность. – Кстати, мне показалось, на брашпиле звездочка шатается. – И назначившим новую операцию на этот же день, надо полагать.

– Проверим, – удивленно пробурчал тот и удалился в свой конец стола.

Мне бы, дуре, молчать, но…

– Какой вы приветливый!

– Какая ты непутевая! Я совсем не так произносил.

– Подумать только! – разозлилась я. Да у меня по иностранному языку всегда «пятерка» была! И по всем остальным предметам! Как он смеет? – Именно поэтому вы заперли нас в холодильнике? Чтобы избавить мир от такого непутевого человека, как я?

Он пристальным взглядом уставился мне в лицо (мне пришлось опустить глаза вниз), затем изрек:

– А вы не так уж и не похожи со своей подругой.

После этого говорить хоть что-либо еще расхотелось надолго.

Вернулась Ника. Оказывается, то, что я посмела произнести, был корейский мат. Кореец одновременно обиделся и разозлился. Получилось, что я обманула и его, и Веронику, когда клялась, что не знаю корейского. Иначе откуда я могу знать это дрянное словцо? И в первый раз, получается, я его все-таки нарочно обидела, использовав слова, предназначенные для человека того статуса, которого он еще не достиг. Как лишнее напоминание, что он никто.

– Ненавижу этот дурацкий язык! Иди и передай ему, что этот язык – дурацкий!

Посмотрев по сторонам, я была вынуждена констатировать, что все уже вернулись после перерыва и теперь внимательно следили за событиями.

Этого я не могла вынести. Пришлось спасаться бегством.

Катька была в каюте, читала прессу. Видимо, прогулялась до фойе, потому что газет у нас в комнате не водилось.

– Праздник завершился?

– Только для меня, – покачала я головой, садясь на кровать.

– Для нас.

– Никто не заходил? – покосилась я на дверь. Да нет, зачем ему?

– Нет, – подтвердила догадку Екатерина. – Но нас пригласили на экскурсию в знаменитую каюту-люкс. Держи входной билет, – подкинула она мне фотик.

– Будем делать памятные снимки? Выложим в социальную сеть, будто мы там жили? – Странно, на подругу это не похоже.

– Будем делать снимки, но не нас на фоне каюты, а самой каюты. Неизвестно, когда еще удастся туда попасть. Но ключ ко всему, что происходит, в ней, родимой. Поэтому фотографировать нужно все, что попадется на глаза. Каждые десять сантиметров пространства. Конечно, мы осмотримся на местности, но можем упустить что-то сверхважное. А техника, – подняла она вверх указательный палец, – техника не подведет!

Извлекать пользу для расследования из любого развлечения – вау! Вот это явно похоже на мою подругу. Я вернула ей камеру.

В половине седьмого мы были готовы. То есть я была готова, а подруга выжидала еще несколько минут, желая опоздать. Иначе для чего ей пятым слоем губы намазывать?

– Чего смотришь, как индеец на тропе войны? – оторвалась-таки она от зеркала.

– Это ты смотришься как индеец на тропе войны. Ну зачем, скажи на милость, смешивать несколько блесков для губ? Нельзя купить один сразу правильного цвета?

– Такие не продаются, потому что это невыгодно. Согласись, гораздо лучше продать пять неидеальных, чем один идеальный.

– Какая разница, какого оттенка губы? Не синие – и ладно. А люди ждать должны. И копушами считать будут обеих!

– О господи, ну иди одна!

Я поднялась, но вздохнула и никуда не пошла.

– Сколько тебе еще надо времени?

Она глянула на часы. Мы опаздывали на шесть с половиной минут.

– Все, я готова! Идем!

– Ты что, издеваешься? – У Любимовой был такой финт, как я уже говорила: опаздывать именно на это количество времени.

Наконец-то мы заперли каюту и отправились на прогулочную палубу. Скоро мы увидим, из-за чего весь сыр-бор. Скоро мы увидим люкс!

Возле внушительной монолитной дубовой двери с глазком был металлический прямоугольник, напоминающий всем известный домофон. Любимова нажала на кнопку звонка, но вдруг резко обернулась.

– Ты чего? Нервишки шалят?

– Да, – как-то грустно хмыкнула она. – Просто показалось, что… – Дверь открылась, на пороге нас встречали Лавинин и Нечаев. – Потом расскажу, – быстро выпалила она и поприветствовала ребят, проходя внутрь.

– Здоро́во! – кинулся ко мне Максим. Приобнял за талию. – Проходи, не стесняйся.

Мы начали осматриваться. Прихожая была светлая, чистая, красивая. Сразу из прихожей вела лестница на второй этаж. Пол и ступеньки были из белого мрамора, а по краям – черного. Перила тоже черные, кованые. На светлых стенах висели картины. Справа от лестницы начиналась гостиная – просто огромных размеров. Туда-то нас и повели ребята. Когда мы прошли внутрь, то увидели, что она разделена невысокой перегородкой с несколькими проемами на столовую и комнату отдыха. В той части виднелся стол из темного дерева и такие же стулья с высокими спинками, а в этой в круг стояли два кожаных дивана и четыре кресла, между ними на полу лежал персидский ковер сине-голубой гаммы. Один из диванов был белым (на нем сейчас отдыхали Руслан и Костя), с двух сторон от него полукругом расположились два голубых кожаных кресла, а через проход зеркально установили такой же диван, но голубого цвета, и так же по бокам белые кресла.

Провожавший нас в комнату Никита трещал без умолку, находясь на грани нервического экстаза: