Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса - Нассим Николас Талеб

Ту хрупкость, причиной которой является зависимость от последовательности, часто не замечают бизнесмены; они привыкли мыслить статично и верят в то, что их главная миссия – это создание прибыли, а вопросы выживания и управления риском надо рассматривать лишь постольку-поскольку. Тем самым они совершают логическую ошибку: на деле выживание всегда предшествует успеху. Чтобы получить прибыль и купить BMW, для начала нужно попросту выжить.

Понятия вроде «скорости» и «роста» – все то, что относится к движению, – пусты и бессмысленны, если рассматривать их без учета хрупкости. Представьте себе кого-то, кто едет по улицам Нью-Йорка со скоростью 400 километров в час; этот человек определенно никуда не доедет – его эффективная скорость составляет ровно ноль километров в час. И хотя понятно, что главное тут – скорость эффективная, а не номинальная, что-то в социополитическом дискурсе не дает нам осознать эту элементарную истину.

Тот, кто знает о зависимости от последовательности, не отделяет экономический рост от риска рецессии, финансовые доходы – от риска убытка и банкротства, «эффективность» – от опасности катастрофы. Понятие эффективности само по себе теряет всякий смысл. Когда картежник ставит на кон все свое имущество и рискует его потерять, не имеет значения, какими могут быть «потенциальные доходы» от его стратегии. Несколько лет назад один профессор хвастал передо мной тем, что их фонд пожертвований зарабатывает около 20 процентов годовых, не понимая, что эти доходы связаны с хрупкостью, которая легко может обернуться катастрофическими убытками, – что и произошло: кризисный год уничтожил все доходы фонда и поставил под удар университет.

Если вещь хрупка, не важно, что вы предпринимаете, чтобы она стала лучше или «эффективнее», пока риск того, что эта вещь погибнет, сохраняется. Для начала вам следует уменьшить риск катастрофы. Как говорил Публилий Сир, нет ничего такого, что можно сделать и торопливо, и хорошо, – почти ничего.

Что касается ВВП (валового внутреннего продукта), добиться того, чтобы он рос, можно очень легко – за счет долга будущих поколений, вот только экономика будущего может разрушиться из-за необходимости выплатить этот долг. Рост ВВП, как и холестерин, – это пример того, как укорачивает нас прокрустово ложе. Если велика вероятность того, что самолет разобьется, понятие «скорость» перестает быть существенным: мы знаем, что самолет рискует не долететь до места назначения. Точно так же рост хрупкой экономики нельзя называть ростом. Жаль, что власти этого не понимают. Между тем в золотые годы индустриальной революции, в эпоху, благодаря которой Европа стала доминирующим регионом, экономический рост был очень скромным и составлял менее одного процента в год. Но экономика при этом не была хрупкой – в отличие от нынешней гонки идиотов, в которой страны ведут себя как подростки за рулем, опьяненные скоростью.

Штанга Сенеки

Отсюда и решение в форме штанги. Почти все решения проблем, связанных с неопределенностью, имеют форму штанги.

Что мы имеем в виду под штангой? Штанга (снаряд в виде металлического стержня с дисками на обоих концах, используемый тяжелоатлетами) призвана иллюстрировать идею сочетания разделенных крайностей и уклонения от середины. В нашем контексте штанга не всегда симметрична: она просто состоит из двух крайностей, между которыми ничего нет. С точки зрения специалиста, правильнее называть то, о чем мы говорим, двухуровневой стратегией, потому что она работает не на одном (основном), а сразу на двух уровнях.

Первоначально я использовал образ штанги, чтобы описать двойное действие: большой риск в одних областях (неуязвимых в отношении негативных Черных лебедей) и небольшой в других (открытых позитивным Черным лебедям), благодаря чему и достигается антихрупкость. Иными словами, мы всячески уклоняемся от риска с одной стороны и всячески принимаем риск с другой, а не практикуем «средний», или сволочной «умеренный», риск, что по сути своей – лохотрон (этот умеренный риск может быть подвержен большим погрешностям измерения). В итоге штанга из-за своей конструкции приводит к снижению риска потери, а риск катастрофы сводится к нулю.

Приведем пример из сферы вульгарных финансов, на котором легче всего объяснить суть дела, хотя большинство этот пример почему-то не понимает. Если вы размещаете 90 процентов средств в скучной наличке (предположим, вы защищены от инфляции) или в чем-то вроде «объекта, сохраняющего стоимость», а 10 процентов – в очень рисковых, максимально рисковых ценных бумагах, вы не сможете потерять больше 10 процентов средств, в то время как ваши доходы могут быть велики. Между тем вложение всех средств в ценные бумаги с так называемым «средним риском» чревато катастрофой, потому что риск может быть рассчитан неправильно. Стратегия штанги решает проблему редких событий, вероятность которых неопределима, и хрупкости в отношении погрешностей оценки; при использовании финансовой штанги максимальные потери известны.

Антихрупкость – это сочетание агрессивности и паранойи: ограничьте потери, позаботьтесь о защите от крайнего риска – а приобретения, позитивные Черные лебеди, позаботятся о себе сами. Это асимметрия Сенеки: мы больше приобретаем и меньше теряем, когда попросту уменьшаем большие потери (эмоциональный ущерб), а не улучшаем ситуацию «посередине».

Штангой может стать любая двойная стратегия, в которой сочетаются крайности без портящей все дело середины, – так или иначе результатом подобной стратегии становится благоприятная асимметрия.

Чтобы понять разницу между штангами и не-штангами, представим рестораны, где подают основное блюдо, например малый бифштекс из экологичного сырья и салат (к ним мальбекское вино), а после того, как вы расправитесь с мясом, – пирог с козьим сыром (а к нему мускатное вино). Внезапно рестораны перестают выполнять ваш заказ, режут пирог и бифштекс на мелкие кусочки и перемешивают все это в очень шумных машинах. Всяческие действия в «средней» сфере – это именно такое перемешивание. Вспомните Ниро из главы 9, который общается с вахтерами и учеными, и очень редко – с людьми среднего интеллекта.

Когда речь заходит о риске, я не сяду в самолет, если его экипаж смотрит на успех полета «с умеренным оптимизмом»; я предпочту рейс, в котором стюардессы максимально оптимистичны, а пилот – максимально пессимистичен, а еще лучше – если он параноик.

Бухгалтер и рок-звезда

Биологические системы изобилуют стратегиями штанги. Возьмите следующий подход к поиску партнера, который можно назвать «90 процентов бухгалтер, 10 процентов рок-звезда». (Я привожу пример, а не оправдываю измены.) В животном мире самки некоторых моногамных видов (включая людей), как правило, выходят замуж за бухгалтеров и им подобных, а то и еще более бесцветных особей вроде экономистов, – за стабильных самцов, которые в состоянии обеспечить семью. При этом самки иногда изменяют им с агрессивными альфа-самцами, рок-звездами, и это – часть двойной стратегии. Ограничивая потери, самки в то же время идут на внебрачное спаривание, чтобы получить генетические блага, или очень большое удовольствие, или то и другое сразу. Даже время для измены они выбирают не случайно – оно совпадает с периодами, когда самки с большой вероятностью могут забеременеть. Мы наблюдаем эту стратегию у так называемых моногамных птиц: они столь часто предаются изменам, что больше десяти процентов птенцов рождаются вовсе не от предполагаемого отца. Теорий, объясняющих этот феномен, множество. Эволюционные теоретики утверждают, что самки жаждут не только социальной и экономической стабильности, но и хороших генов для своих детей. Однако найти кого-то «посередине», кто сочетает все эти добродетели, невозможно (альфа-самцы хороши в плане генофонда, но не способны на стабильные отношения, и наоборот). Почему бы не заиметь сразу то и другое, пусть и от разных самцов? Спокойная жизнь и хорошие гены. Есть и альтернативная теория: самки гонятся за удовольствиями – или за спокойной жизнью и развлечениями[52].

Вспомним также гиперкомпенсацию, о которой говорилось в главе 2: чтобы она работала, нужны стимулы – ущерб и стрессоры. Это значит, что детям нужно разрешать совсем немного играть со спичками и чуть-чуть обжигаться, чтобы в будущем они умели обращаться с огнем.

Это означает также, что люди должны испытывать какой-то (не слишком большой) стресс, чтобы пробуждаться к активности. В то же самое время они должны быть защищены от катастроф. Не обращайте внимания на мелкие опасности, вкладывайте энергию в защиту от существенного вреда. Только существенное достойно ваших усилий. Так же следует действовать и в области социальной политики, и в области здравоохранения, и во многих других областях.

Аналогичные идеи можно найти и в наследии предков – о том же самом толкует пословица на идише: «Заботьтесь о том, чтобы не было худшего, а лучшее само о себе позаботится». Эта мудрость кажется банальной, но таковой не является: подумайте о том, сколько людей привыкло заботиться о лучшем в надежде на то, что худшее не случится само собой. Мы повсюду видим, что люди питают отвращение к мелким потерям, а о чудовищных Черных лебедях не думают (и их недооценивают): обычно мы страхуемся от малых и вероятных потерь, а не от больших и редких. То есть делаем все наоборот.