Дело оперское. Рокировка - Алексей Суконкин

— А что второй звонок? — спросил Иван.

— Звонил отцу Колесова, просил помочь.

— Интересно, каким образом Колесов сможет помочь?

— Пока не известно, — обтекаемо отозвался Санин. — А по твоему как?

— Разве что надавить на нас через главу администрации, да на прокурора…

— Ясно. Отсылай всех просителей ко мне. Я им объясню политику партии… — Санин усмехнулся. «Политику партии» он мог объяснить любому…

— Начальник милиции еще не общался с Уткиной?

— Еще нет, но по жучку слышали, что он сказал кому-то, что сейчас пойдет в ИВС.

— Главное — записать с жучков эти разговоры… — Шилов был на взводе. Такое дело наклевывалось!

Иван вернулся в кабинет и разбудил Юрьева:

— Петрович, не время спать, Родина ждет…

Вадим с трудом открыл глаза:

— Чего-кого?

— Пока еще никого, но скоро будет. Сейчас Саблин пойдет с Уткиной общаться. Что будем делать?

— Пусть общается, ведь мы все его разговоры будем слышать…

— А может, лучше его вообще не пускать в камеру?

— Не, пусть идет. Чем больше наговорит, тем дольше будет сидеть…

— А еще сейчас Мыскин пойдет в дом Уткиной за журналом, где она отмечала…

— Я понял…

— Брать его, или что?

— Дай подумать, — Вадим плеснул в стакан минералки и выпил залпом. — Когда он должен туда пойти?

— Да, уж пошел, наверное…

— Иди туда, а как он выйдет из дома, иди за ним. Посмотрим, куда он пойдет, и будем брать…

— Хорошо… тогда я пошел…

Иван вышел из здания ГОВД и сделал большой крюк, чтобы убедиться, что никто не проследил его маршрут. Дом Уткиной находился буквально в сотне метрах от ГОВД, и там уже во всю лаяли собаки…

Оля Уткина сидела на деревянной скамье, поджав под себя ноги. В голове все было спутано и представлялось каким-то единым монолитом: поездка в Уссурийск, пьянка с Коляном, досмотр на КП, арест, пьянка в кабинете УБОП, разговор с Шиловым, и эта сделка с Франкенштейном… фиксатая золотая улыбка Вани Шилова стояла у Оли перед глазами…

Что сейчас будет? Впереди, если верить Франкенштейну, будущее ее вполне определено — сотрудничество со следствием повлечет за собой смягчение приговора, а туманный намек на полное прикрытие совсем не ясен, хотя ведь бывает такое — ради крупного улова жертвуют мелкой сошкой…

Только вот насколько можно ему верить? Насколько можно ему доверять?

Вдруг в камере загремел замок, и открылась дверь. Прапорщик из дежурной смены заглянул вовнутрь и тут же пропал. На пороге появился полковник Саблин.

Оля подскочила со скамьи:

— Миша…

Но неожиданно, вместо какого-то сочувствия, начальник милиции налился кровавой злостью:

— Ты что, сука? Какой я для тебя Миша? Что себе позволяешь?

— Миша, ты что… — Оля попятилась и неожиданно для самой себя опустилась обратно на скамью…

— Заткнись! Сиди, и не рыпайся, пока я буду говорить!

— Миша… — снова пролепетал Уткина.

Из ее глаз вдруг хлынули слезы…

— Ты что, сука, сделала? Я же тебе тысячу раз говорил, что без меня через КП ты не едешь! Говорил, или нет?

— Говорил… — заревела в три ручья Оля.

— А ты расслабилась! Что, почувствовала вседозволенность? Или безнаказанность?

— Думала, что будет, как всегда… — Оля ревела и ревела.

— Индюк тоже думал, — Саблин грозно смотрел на плачущую женщину. — А теперь, Оля, поздно думать. Теперь за тебя будут думать другие. И вот что я тебе скажу, Оля, — полковник сделал небольшую паузу, что бы Уткина смогла утереть слезы и поднять на него свой жалостливый взгляд. — Ты совершила недозволенный поступок. Ты поставила меня под удар. И поэтому с этого момента я тебя не знаю. И ты меня тоже.

— Как же так, Миша… — Оля еще ничего не понимала…

— А вот так. Я не собираюсь сидеть за твои косяки. Ты их напорола, тебе за них и отвечать! Скоро тебя будут допрашивать, и если ты хоть слово про меня вякнешь — не жить тебе на этом свете. Как ты понимаешь, возможностей у меня много. Можешь и в камере от сердечной недостаточности сдохнуть…

— Миша… — Оля снова начала реветь.

— Юрьев тебя уже допросил?

— Меня Шилов допрашивал… — Уткина громко всхлипнула.

— Что ты ему сказала?

— Сказала, что это Коляна наркота…

— Хоть здесь ты поступила правильно… — Саблин почесал затылок. — Ладно, держись этой версии, но про меня не вздумай никому ничего говорить… я тебя предупредил! Сиди, я еще приду…

Саблин вышел из камеры и, идя по длинному коридору изолятора временного содержания, вдруг подумал, что трудно ему будет что-то говорить Колесову-старшему, объясняя, почему он не сможет помочь вытащить из заточения его сынка… но это, однако, куда лучше, чем садиться самому…

В машине Санин выключил запись на магнитофоне, снимающего информацию с радиомикрофона, установленного в одежде Уткиной. Качество записи было превосходное…

Иван засел в дровянике. Ждать долго не пришлось. Через десять минут из дома Уткиной вышел Мыскин и прямиком направился в сторону ГОВД. Иван позвонил Вадиму:

— Идет в «мусорыловку». Что будем делать?

— Я его остановлю на входе, а как только ты его подожмешь сзади, возьмем его…

— Понял…

Когда Иван следом за Мыскиным заскочил в вестибюль здания ГОВД, там уже стояли Вадим с видеокамерой в руках и Роман с Витькой с заспанными рожами. Шилов усмехнулся — как это Юрьеву удалось их разбудить…

Мыскин стоял тут же, ничего еще не понимая. Иван встал за ним в готовности к любому его выпаду.

— Что несешь? — спросил Мыскина Юрьев, снимая все на видеокамеру.

— Ничего… — вопрос подполковника больше удивил Мыскина, чем напугал.

— А это что? — спросил Вадим, указывая на торчащий из-за пазухи край большой общей тетради.

— Ничего… — снова сказал Мыскин, мгновенно выхватывая тетрадь, и бросая ее на пол…

— Товарищи понятые, видели? — спросил Шилов из-за спины Мыскина.

Мыскин обернулся на Ивана. Роман и Виктор синхронно кивнули.

— Видели, — сказал Роман.

— И что дальше? — спросил Мыскин. Он в своей жизни расколол много сильных людей, и знал, как это самое нужно делать…

— Пройдемте в комнату для допросов… — предложил Вадим.

— Никуда я не пойду! — заявил Мыскин. — Не хочу!

Иван знал, как с ним разговаривать и с маху сзади ударил капитана в печень. Тот скривился, Иван сказал:

— Что, Иуда, прошлые уроки на пользу тебе не идут? Бегом, куда сказали!

Через минуту Мыскин сидел в комнате для допросов. Напротив него сидел Иван, а Вадим стоял сбоку с видеокамерой.

— Это что? — спросил Иван, показывая капитану тетрадь.

— Почем я знаю? — выкатил глаза капитан. — Впервые вижу. Доказывайте, работа ваша…

— Знаешь, чем это пахнет? — спросил Иван, поднеся свернутую тетрадь прямо в лицо Мыскина.

— Да иди ты знаешь куда?

— Нехорошо так говорить… — сказал сбоку Вадим. — Я же снимаю на видео…

— Да мне плевать…

Иван поднялся со стула, прошел к выходу из комнаты и пригласил войти Романа и Виктора:

— Сейчас я, в присутствии понятых, произведу изъятие телефона… — сказал Иван. — Телефона, по которому капитан Мыскин получил от полковника Саблина задание незаконно проникнуть в частный дом гражданки Уткиной и выкрасть там тетрадь с информацией, обличающей начальника ГОВД в «крышевании» наркобизнеса…

Получилось громко и красиво. Мыскин «поплыл». У него изъяли сотовый телефон. Шилов ждал, что капитан попытается его разбить, но этого не произошло…

— Ну, а теперь что? — устало спросил Мыскин.

— А теперь личный досмотр… — предложил Вадим.

Шилов усмехнулся про себя: увлекшись телефоном и журналом, он совсем упустил из виду то, что Мыскин мог забрать из дома Уткиной остатки наркотиков… благо, что старший группы оказался рядом…

Мыскин дернулся, но на этот раз уже вяло — Иван быстро его успокоил, а еще через две минуты извлек из кармана капитана шприц с запрессованным в него опием.

— Ага, у нашего капитана еще и «ханка» с собой имеется… — усмехнулся Вадим. — Зачем тебе столько?

Мыскин не ответил. Юрьев мгновенно изменил тон разговора:

— Я задал вопрос!

— Я не буду отвечать…

— Ладно, не отвечай, — согласился вдруг Иван. — Мы и так все знаем. Сколько лет ты потянешь? Восемь потянешь? Или десятку? Нет? А ты знаешь, новый приказ министра вышел о том, что теперь на особые зоны будут садить только от майора и выше? А ты ведь только капитан! Так что, париться пойдешь на обычную… а что там с тобой урки сделают, сам понимать должен… думаешь, что у тебя поблажки будут оттого, что ты в камеры наркоту носил? Нет, милый мой, для них ты был и остаешься ментом… и чмырить они тебя будут по полной программе…

Мыскин опустил голову. Он был, каким никаким, а опером, все это знал, и знал, что за этим должно последовать…