Пятый арлекин - Владимир Тодоров

Таким образом, у Блэза появился новый кумир, и он попросился под начало Тропа. Он старался во всем подражать комиссару, даже его степенности и внешней медлительности, но это ему удавалось совсем плохо. Взрывной, атлетически сложенный Блэз, чувствовал потребность в ежеминутной отдаче энергии, и сбросив иногда ис­кусственную солидность, оглянувшись предварительно по сторонам, производил в коридоре полицейского управления несколько резких выпадов, качаясь, как маятник, проводя, как это принято в термино­логии боксеров, бой с тенью. Потом, устыдившись собственной вы­ходки, напускал на себя прежний серьезный вид. Черные глаза на смуглом лице возбужденно блестели, волосы падали на лоб, и со стороны Блэз больше походил на современного акселерата, нежели на лейтенанта полиции.

Троп терпеливо обучал Блэза методам расследования, с удовольствием отмечая, что Фердинанд хорошо усваивает его уроки. Их отношения постепенно перерастали в дружбу, необходимую для обоих, потому что каждый из них был, в сущности, одинок в боль­шом многолюдном городе.

Фердинанд сидел напротив комиссара в его кабинете, и тот излагал ему свою теорию расследования, которую называл «методом цветной печати».

— Понимаешь, Фердинанд, на цветной печатной картинке при ее изготовлении сначала отпечатывается один цвет, как правило — преобладающий, затем в определенные незаполненные места пропечатывается другой, потом третий, и так далее. Каждый цвет должен занять свое место. Если же он выйдет за границы отведенного ему участка, это сразу же обнаружится. Так и в расследовании, на­пример, с делом об убийстве Скалацца.

Сначала мы с тобой соберем заново показания лиц, тем или иным образом причастных к этой трагедии, а потом займемся на­ложением одних показаний на другие и посмотрим, где обнаружатся изъяны. Есть у меня некоторые соображения, но о них рано говорить. Ты ознакомился с материалами дела?

— Да, Эдвард,— наедине с Тропом Фердинанд называл комисса­ра по имени, комиссар сам этого хотел; в присутствии других формой обращения оставалось звание Тропа,— я применил ваши методы при ознакомлении с делом.

— И что у тебя получилось?— Троп добродушно улыбнулся, с удовольствием глядя на Фердинанда.

По-ученически загибая пальцы, Фердинанд стал перечислять: «Во-первых, если миссис Скалацца убил Родриго Альварес, то зачем ему понадобилось приходить вечером? Во-вторых, почему он не скрылся сразу же после убийства, а попытался сделать это так поздно и неуклюже? У него же был запас времени не менее, чем в сутки, пока бы обнаружили труп».

— Первый твой вопрос, Фердинанд, доказывает, что ты никогда не освоишь свою профессию,— глядя на обескураженного Блэза, Троп продолжал,— если бы Родриго убил миссис Скалацца проду­манно, не оставив никаких улик и обеспечив себе прочное алиби на то время, когда произошло убийство, то для него был прямой смысл прийти вечером, заступить как обычно на дежурство, подтвердив этим непричастность к убийству и полное незнание того, что про­изошло в доме за время его отсутствия. И в таком случае, ему не было надобности убегать тайком, а наоборот, следовало поднять крик и позвать соседей и полицию.

Ты неверно сформулировал первый вопрос, сконцентрировав все внимание только на факте прихода Родриго в дом, упустив из виду несколько вариантов, когда такой приход являлся бы оправданным с точки зрения подтверждения алиби. Ведь любой вопрос следует рассматривать в совокупности не только конкретных факторов, но и возможных.

Постановкой второго вопроса ты себя полностью реабилитируешь и показываешь грамотным специалистом,— Троп опять добродушно и хитро улыбнулся, видя как светлеет при этих словах лицо Фердина­нда.— Если бы Хартинг не получил от родителей в наследство кочан капусты вместо головы, то один этот вопрос должен был его смутить. Но Хартингу не до психологических исследований: прямых улик против Родриго столько, что его уже сегодня можно отправить на электрический стул и ни один адвокат не сможет ему ничем помочь, тем более тупица Баррел. Зачем же Хартингу искать кого-то другого? Его смущало только отсутствие похищенных бриллиантов. Будучи уверенным, что Родриго не раскроет место их нахождения, Хартинг охотно передал мне это дело. Сливки с него он давно уже снял, позируя для «Вечерних новостей» и описывая корреспонденту деше­венькой газетки звероподобного гориллу Родриго Альвареса. Этот портрет более подходит самому Хартингу, нежели испанцу.

Ты съездишь сегодня в Дайвер и поговоришь со Стефанией; Дуг сказал, что после смерти хозяйки она живет у родителей. Меня не удовлетворяют вопросы, которые ей были заданы. При разговоре, я подчеркиваю, при разговоре, а не при допросе, не забывай о мело­чах; они зачастую говорят больше, чем значительные, но ничего не дающие факты. При беседе Стефания гораздо глубже раскроется, нежели при официальном протокольном допросе. Весь разговор не­заметно запишешь на магнитофон.

Свой приезд объяснишь чисто формальным проведением дополнительного расследования и обязательно выскажешь уверенность, что ты не сомневаешься в виновности Родриго Альвареса. Поинте­ресуйся у нее, знала ли она о существовании скрытого сейфа. Ниче­го, что она может не сказать правды, интонация голоса при ответах играет немалую роль, и мы должны уловить и отделить ложь от правды.

Также выясни, когда Стефания в день убийства прибыла домой. Желательно проверить эти сведения у возможных очевидцев ее при­езда. Хотелось бы знать, не проявляла ли она в тот день беспокой­ства, хотя вряд ли нам удастся узнать у кого-нибудь такую важную мелочь. В общем, сам понимаешь, что нас интересует и из чего тебе следует исходить при разговоре. Мне недостаточно мнения Хартинга о Стефании. Сегодня постараюсь выкроить время и осмотреть особ­няк миссис Скалацца. Шеф завалил меня работой, когда же я попы­тался пожаловаться ему на большую загруженность, ты знаешь, что он мне ответил?

— Не прибедняйтесь, Троп. Будь это так, вы не стали бы искать себе дел у других следователей!

4. ОСОБНЯК НА СЕДЬМОЙ АВЕНЮ

Целый день Тропа занимали неотложные дела и только к вечеру он смог вернуться к материалам о происшествии в особняке на седьмой авеню. Все еще было неясным, но какие-то факты вырисовывались из общего хаоса ярче, обретали четкий рисунок и это являлось результатом напряженной работы, независимо от того, за­нимался ли Троп этим делом или другим: мозг его автоматически продолжал анализировать, вычислять и сопоставлять, отбрасывая все лишнее. 

Троп посмотрел на часы — десятый час, и, хотя летом темнеет поздно, на улице уже зажглись фонари, да и комиссар более часа назад включил свет в кабинете. «Отложу, пожалуй, визит в особняк на завтра»,— подумал комиссар, но его неожиданно охватило пред­чувствие, что именно сегодня он приблизится к разгадке преступ­ления. 

Троп решился: он одел темно-синий, не по сезону тяжелый пиджак, висевший в течение дня на спинке стула, поправил во­ротник рубахи, затягивая при этом узел галстука, запер сейф, и, осмотрев комнату,— не забыл ли чего, погасил свет и направился к выходу. Все это проделал обстоятельно, и те, кто судил о характере комиссара по внешним признакам, глубоко заблуждались: в нужный момент реакция Тропа была незамедлительной. 

Седьмая авеню протянулась с юга на север и практически находилась вне городской черты, счастливо избегнув фабричных испа­рений и автомобильного смога. Она была ровная и зеленая, ухожен­ная специально нанимаемыми садовниками. 

Двухэтажные особняки, чем-то похожие друг на друга и в то же время имевшие свои отличительные признаки, выстроились в две пареллельные линии. Здесь проживали только обеспеченные люди; дом на этой улице стоил не менее двухсот пятидесяти тысяч. Улица была хорошо освещена, но дома таились в тени, отбрасываемой широколистными кленами. «При таком свете водопроводчик не мог спутать Родриго ни с кем другим»,— подумал Троп, останавливая машину метрах в двухстах от тридцатого номера. Оставшийся путь Троп проделал пешком, чтоб не привлекать излишнего внимания.