Прежде чем я усну - С. Уотсон

Только я собралась спросить его, как он себя чувствует, как это случилось. Должно быть, я отпустила тарелку раньше, чем он успел ее подхватить. И она со звоном упала на пол — Бен выругался сквозь зубы — и разлетелась на сотню крошечных осколков.

— Ой, прости! — сказала я, но Бен, не глядя на меня, опустился на пол и вполголоса чертыхался. — Давай я сама, — сказала я, но он, не обращая внимания, принялся собирать крупные осколки в правую руку. — Прости, — повторила я. — Какая я растяпа!

Не знаю, чего я ждала. Наверное, ласковых слов и уверений, мол, ничего страшного, дорогая. Но вместо этого Бен сказал: «Твою мать!», выронил осколки и принялся сосать большой палец левой руки. На линолеум закапала кровь.

— Что случилось? — спросила я.

Он посмотрел на меня:

— Да ничего, ничего. Порезался. Твою же мать, а…

— Дай посмотреть.

— Да ничего страшного, — сказал он. И поднялся.

— Дай посмотреть, — повторила я. И потянулась за его рукой. — Сейчас перевяжу рану. Или пластырь наклею. Где у нас…

— Да не надо, черт тебя возьми, — воскликнул он, отталкивая мою руку. — Оставь меня, сам справлюсь. Ясно?

Я опешила. Порез явно был глубоким: кровь сочилась через край и тонкой струйкой бежала по запястью. Я не знала, что делать и что говорить. Нет, он не кричал на меня — и в то же самое время не пытался скрыть раздражения. Мы смотрели друг на друга, балансируя на грани ссоры, так и не решаясь ее начать, ожидая, кто из нас заговорит первым, не осознавая толком, что случилось и насколько это серьезно.

Первой не выдержала я.

— Прости, — сказала я, хотя внутри противилась этому.

Его лицо просветлело.

— Да ничего. Это ты прости. — Он помолчал. — Просто я сорвался. Трудный был день.

Я оторвала кусок от рулона бумажных полотенец и протянула ему.

— На, промокни палец.

Он взял.

— Спасибо, — сказал он, вытирая кровь с пальцев и запястья. — Пойду наверх, приму душ, — наклонившись, он поцеловал меня. — Хорошо?

Повернулся и вышел из комнаты.

Я услышала, как закрылась дверь ванной комнаты и открылся кран. Заработал бойлер. Собрав крупные осколки тарелки, я завернула их в бумагу и отправила в мусорное ведро, потом подмела мелкие и вытерла кровь. После чего отправилась в гостиную.

Там, едва слышный в сумке, звонил телефон-раскладушка. Я взяла его. Это был доктор Нэш.

Телевизор еще работал. У себя над головой я услышала скрип половиц — Бен ходил из комнаты в комнату. Мне не хотелось, чтобы он слышал, как я разговариваю по телефону, о наличии которого он даже не подозревает. Я прошептала: «Алло».

— Кристин, — раздался голос. — Это я, Эд. Доктор Нэш. Можете говорить?

Если днем голос у него был спокойный, то теперь в нем звучала настойчивость. Я испугалась.

— Да, — ответила я, стараясь говорить еще тише. — Что случилось?

— Слушайте, — сказал он. — Вы уже говорили с Беном?

— Ну да, — сказала я. — Кое-что сказала. Что-то не так?

— Вы рассказали ему про свой дневник? Про меня? Пригласили поехать с нами в Вэринг-Хаус?

— Нет, — ответила я. — Только собиралась. Он наверху. Я… Послушайте, что случилось?

— Простите, — сказал он. — Надеюсь, ничего особенного. Просто мне позвонили из Вэринг-Хауса. Помните, я вам говорил, что утром разговаривал с женщиной? Николь? Она хотела дать мне телефонный номер. Сказала, что ваша подруга, Клэр, недавно туда звонила — она хотела поговорить с вами. И оставила номер.

Я напряглась. Услышала звук сливного бачка и шум воды в раковине.

— Не понимаю. Как недавно?

— Ну не очень недавно, — ответил он. — Через пару недель после того, как вы покинули клинику и стали жить с Беном. Когда вас не было, она взяла номер Бена, но, по их словам, скоро перезвонила и сказала, что не может до него дозвониться. Она попросила ваш адрес. Конечно, они не могли его дать, но сказали, что она может оставить свой номер на случай, если вы или Бен вдруг решите ей позвонить. После нашего утреннего разговора Николь нашла в вашей истории болезни записку, перезвонила мне и дала этот номер.

Я все еще не понимала:

— Но отчего не написать мне? Или Бену?

— Николь мне говорила, что писали. Но ответа ни от вас, ни от него не получали.

— Почтой занимается Бен, — сказала я. — Утром он ее забирает. Сегодня утром, по крайней мере…

— Так Бен не давал вам номера Клэр?

— Нет, — ответила я. — Он говорил, что мы не общались много лет. Она уехала из страны вскоре после нашей свадьбы. В Новую Зеландию.

— Ясно, — сказал он, а затем добавил: — Кристин, вы уже говорили об этом, но… Это не иностранный номер.

Я почувствовала приступ пока еще необъяснимого ужаса:

— Значит, она вернулась?

— Николь сказала, что Клэр навещала вас в Вэринг-Хаусе почти ежедневно. Почти так же часто, как Бен. Она ничего не слышала об отъезде Клэр, тем более в Новую Зеландию.

Я почувствовала, как у меня из-под ног уходит земля — все движется слишком быстро, и я не поспеваю за ходом событий. Наверху, я слышала, возился Бен. Вода уже не текла, бойлер затих. «Должно же быть рациональное объяснение!» — сказала я себе. Слишком много нестыковок. Я чувствовала, что мне надо лишь замедлить бешеный темп, чтобы поспеть за событиями и хоть в чем-то разобраться. Если бы он мог взять свои слова обратно, если бы не говорил этого, если бы…

— Но это еще не все, — сказал он. — Простите, Кристин, но потом Николь спросила меня, как у вас дела, и я ей рассказал. Когда я сказал, что вы живете с Беном, она удивилась. Я спросил, отчего так.

— И что же, — услышала я свой собственный голос, — что она ответила?

— Простите, Кристин, но послушайте меня. Она сказала, что вы с Беном в разводе.

Комната закачалась. Мне пришлось ухватиться за спинку кресла, чтобы удержаться на ногах. В телевизоре блондинка кричала на мужчину много старше себя: мол, я тебя ненавижу. Мне тоже захотелось кричать.

— Что? — не поверила я.

— Она сказала, что вы и Бен разошлись. Бен ушел от вас. Примерно через год после того, как вы стали жить в Вэринг-Хаусе.

— Разошлись? — мне казалось, что комната сжимается, уменьшается в размерах. Растворяется.

— Да. Похоже, это так. Судя по ее словам. И еще у нее ощущение, что здесь не обошлось без Клэр. Больше она ничего не сказала.

— Клэр? — переспросила я.

— Да, — ответил он. Даже несмотря на собственное замешательство, я понимала, как трудно ему говорить об этом — слышала нерешительность в его голосе, догадывалась, с каким трудом он подбирает слова. — Не знаю, почему Бен вам ничего не рассказывает. Уверен, он думает, что так будет лучше. Защищает вас. А как теперь? Не знаю. Почему он умалчивает, что Клэр никуда не уезжала? Не рассказывает о том, что вы в разводе? Понятия не имею. Не думаю, что он поступает правильно, но, полагаю, у него есть свои причины. — Я молчала. — Думаю, вам все-таки стоит поговорить с Клэр. Может, у нее найдется объяснение. Может, она даже поговорит с Беном. Не знаю. — Снова пауза. — Кристин? У вас есть под рукой ручка? Хотите записать номер?

— Да, — ответила я. — Да, конечно.

Я потянулась за газетой и ручкой, лежавшими на кофейном столике, и записала номер. Послышался щелчок — открылась дверь ванной, появился Бен.

— Кристин, — сказал доктор Нэш. — Я позвоню вам завтра. Не говорите ничего Бену. Во всяком случае, пока мы не выясним деталей. Ладно?

Я услышала свой голос — как я соглашаюсь и прощаюсь. Он напомнил мне, чтобы я сделала запись в дневнике перед тем, как лечь спать. Я написала «Клэр» рядом с номером, все еще не зная, что делать дальше, оторвала кусочек газеты и спрятала в сумочку.

Когда Бен спустился вниз и устроился на диване рядом со мной, я не сказала ему ни слова. Сделала вид, что не спускаю глаз с телеэкрана. Показывали документальный фильм о дикой природе. Дистанционно управляемый аппарат для глубоководных исследований отрывистыми толчками продвигался в чрево океанской впадины. В места, которые до этого никогда не видели света, били лучи двух осветительных приборов. Призраки морской пучины.

Я хотела спросить его, общалась ли я с Клэр в последнее время, но была не готова выслушивать очередную ложь. В темной глубине маячила гигантская креветка. Голос за кадром сообщил: подобное существо сняли на пленку впервые.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я кивнула, не отводя глаз от экрана. Он поднялся.

— Пойду поработаю, — сказал он. — Наверху. Скоро лягу.

Тогда я взглянула на него. Я не узнавала его.

— Хорошо, — ответила я. — Пока.

21 ноября, среда

Я провела за чтением дневника все утро. И все равно не успела прочесть его целиком. Какие-то страницы я пролистала, какие-то перечитывала снова и снова, пытаясь поверить написанному. А теперь сижу в спальне у окна и пишу.