Тяжесть венца - Симона Вилар

В тот день герцогиня Глостер отказалась принимать кого бы то ни было и до сумерек сидела в пустой галерее, в нише окна фонаря. Лицо ее было печально и задумчиво, по нему словно пробегали тени. Порой она мечтательно улыбалась своим мыслям, а иной раз из груди ее вырывался печальный, полный горечи вздох.

Из сада, где журчал фонтан, долетали звуки виолы и ребека[Ребек – трехструнный смычковый инструмент.

], женский смех. В дверь постучали. Анна не оглянулась. Однако когда стук повторился, позволила стучавшему войти.

В сумраке она различила рослую сутулую фигуру Джона Дайтона. Кланяясь, он приблизился.

– Простите, что побеспокоил, миледи. Но я хотел испросить у вас позволения на несколько дней отбыть в свое имение.

– Разве не у Фрэнсиса Ловелла, которому мой супруг доверил все полномочия, вы должны просить об этом?

– Это так, госпожа. Но сэр Фрэнсис – человек щепетильный, и, после того как ваш супруг – благослови его Господь – назначил меня начальником вашей личной охраны, он считает, что только вы можете разрешить мне покинуть мой пост.

– Вот как? Вы начальник моей охраны? Даже здесь, в Йорке?

– Милорд герцог считает, что я хорошо справился с этой службой еще в Литтондейле, и потому не лишил меня этой должности. Я всегда забочусь о вашей безопасности, миледи, и это мои люди несут службу у ваших покоев.

Анна вспомнила наемника, стоявшего в карауле на стенах далекого Нейуорта. Его нынешнее возвышение и благорасположение к нему герцога показались ей необычными. Насколько ей было известно, и он сам, и его солдаты просто изнывали от скуки в деревушке близ монастыря Сент-Мартин. Однако Ричарду виднее. И если он решил – пусть будет так, ведь кроме того, что не Филип Майсгрейв, а Джон Дайтон остался жив, ей не в чем его упрекнуть.

Дайтон, однако, продолжал стоять, глядя на Анну исподлобья. Он старался казаться учтивым, но держался так скованно, что Анна поняла: чем скорей она его отпустит, тем легче станет им обоим. Она не могла отделаться от ощущения, что этот новый начальник охраны не испытывает теплых чувств к своей госпоже.

Наконец она сказала, что он может быть свободен. Дайтон поклонился.

– Вы не должны гневаться на меня, ваше сиятельство. Я вернусь в ближайшее время.

Он повернулся и направился к двери, позвякивая шпорами. На сей раз Анна не ошиблась – шпоры Дайтона были позолочены.

– Джон Дайтон!

Он нехотя замедлил шаги.

– Если не ошибаюсь, вас следует теперь именовать «сэр». Не припомню что-то, чтобы вы представились моему супругу как рыцарь, когда под видом простого наемника явились в Нейуорт.

Джон поежился под ее взглядом. Ему казалось, что глаза Анны светятся, как у кошки.

– Я жду объяснений, сэр Джон!

Последние слова она произнесла с гневным нажимом.

– Тогда я еще не имел чести быть посвященным в рыцари, – глухо проговорил Джон. – Милорд Ричард опоясал меня золотым поясом в день вашего венчания. Он счел, что негоже, чтобы в услужении у его супруги находился человек достоинством ниже рыцаря.

– Легко же вам далось это звание, Джон Дайтон.

Он промолчал.

В галерее стало совсем темно. Из открытых дверей за спиной Дайтона тянуло холодом, и Анне казалось, что это дуновение ледяной неприязни сумрачного воина. Она отпустила его, но еще долго размышляла о нелепом возвышении этого человека. Почему именно его выбрал Ричард, чтобы возглавить ее охрану? Он как-то обмолвился, что надеется угодить ей, оставив у нее в услужении человека из Нейуорта. Но Джон Дайтон был и остался чужаком в Гнезде Орла, к тому же Анна и не скрывала от Ричарда своей антипатии к угрюмому свидетелю гибели Филипа.

Этой ночью Анна проснулась от собственного крика, и когда перепуганные фрейлины, дежурившие у ее покоев, вбежали в опочивальню, то увидели свою госпожу сидящей на кровати с мертвенно-бледным лицом и залитыми слезами щеками.

– Снова этот кошмар… – только и смогла простонать Анна. – Творец Всемогущий, дай мне силы! Опять я ищу и не могу найти тело своего мальчика…

Хорошенькая манерная Джеральдина Нил совершенно растерялась и с перепугу расплакалась. Более хладнокровная Эмлин Грэйсток не удержалась от вопроса:

– Госпожа моя, о каком мальчике вы говорите?

– Ее светлость имеет в виду дитя, которое, с Божьей помощью, готова понести от своего супруга.

Матильда Харрингтон, неприбранная, с кое-как заколотыми волосами, решительно вступила в опочивальню. Как всегда, сухая и властная, никогда не теряющая рассудка, она выслала девушек, прикрыла дверь и, не обращая внимания на всхлипывающую Анну, стала возиться у камина, пока не приготовила успокаивающий отвар из липовых цветов с добавлением малой толики незрелых маковых зерен. Анна покорно выпила поднесенное питье и улеглась на своей широкой кровати, позволив статс-даме укрыть себя. Но Матильда не спешила удалиться и осталась сидеть на скамье у камина, строгая, с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Анне было необходимо чье-то присутствие в опочивальне, ибо, стыдно признаться, ей было страшно остаться одной, потому что тогда перед глазами вновь возникало кровавое месиво, в гуще которого она вновь и вновь пыталась отыскать останки сына. Однако в этом новом кошмаре не Филип, а Джон Дайтон бродил с нею, разыскивая сына.

На следующее утро она проснулась едва ли не к полудню. Никто не будил ее, и, когда она позвонила в колокольчик, явились фрейлины, приветливые и словно не помнящие о ночном происшествии.

В этот день от Ричарда из Лондона прибыло послание, а также множество подарков от знатных особ, сожалевших, что они не смогли присутствовать на бракосочетании второй по знатности четы Англии.

Ричард писал на арабской бумаге, и Анне непривычно было держать в руках столь тонкий и хрупкий лист. Почерк герцога был мелок, но необыкновенно отчетлив. Анна наскоро пробежала послание, ища сообщений о Кэтрин.

«Ваша дочь пребывает в добром здравии и весьма весела. Она и мой сын Джон Глостер были представлены королю и королеве, и им оказаны всяческие милости. Они участвовали в катании по реке с детьми короля, и к Кэтрин изъявила благосклонность принцесса Сесилия».

Анна испытала минутную радость. Ее дочь вошла в королевскую семью! Исполнилась ее мечта. Анна улыбнулась, но уже в следующий миг вновь жадно пробежала строки послания, ища, под каким же именем была представлена Кэтрин ко двору. Знает ли Эдуард, что это дитя – дочь человека, которого он столько раз называл своим другом, или по-прежнему ее рождение держится в тайне? Не найдя пояснений, Анна вновь перечла письмо. Ричард прежде всего сообщал, что тотчас же после похорон Джорджа вернул себе великое чемберленство Англии, стал сенешалем герцогства Ланкастерского и получил пожизненно должность шерифа Кемберленда, то есть обрел право распоряжаться всеми северными владениями герцога Кларенса. Подробности смерти брата Ричард сообщал скупо. Сам король впал в отчаяние и вопиял от скорби, однако в Лондоне упорно держатся слухи, что именно по его повелению утопили Джорджа. Анну шокировало это известие, а главное, по его тону угадывалось, что Ричард желает, чтобы все в него поверили. Хотя, что говорить, Джордж так долго сеял смуту в Англии, что терпение Эдуарда могло и иссякнуть. И тем не менее – какая жестокая и нелепая смерть, и это тогда, когда парламент и без того вынес Джорджу смертный приговор. Возможно, это и в самом деле несчастный случай.