Рожденный убивать - Александр Горохов

- Не знаю. - она снова достала сигарету. - Но я всех подозреваю. И самого Рола тоже подозреваю Яров быстро наклонился к ней, щелкнул пальцами по карману и произнес легко.

- Тогда всех подряд и перестреляйте!

Тамара испуганно выронила сигарету и сунула руку в карман, где Яров уще успел почувствовать твердую сталь оружия.

- За дуру меня держите, да?

- Да. - согласился Яров. - Поскольку не могу сказать, чтоб вы рассуждали умно. Никакой логикой вы вообще не отличаетесь.

Тамара жестко улыбнулась.

- Зато я заставлю вас сказать правду.

- Нет. - Яров отрицательно покачал головой. - Это опять ваше заявление вне логики. Вы можете меня застрелить, это так. Но правды вам дождаться не удастся, поскольку она мне неизвестна.

- Мне нужно все узнать как есть! Кто подставил Мишу? Вы, Хлебников, Свиблов или даже сам Рол?

- Без комментариев.

Лицо её исказилось и рука медленно потянула из кармана плаща оружие. Яров разглядел рукоятку черного пистолета и рассмеялся.

- Это уж глупее некуда, Тамара. Вам нужна истина, а не месть. А истины я не знаю. Да и не хочу знать.

Женщина обессилела и опустила оружие в карман:

- Да... Конечно... Рол сказал, что вам мало осталось дышать на этом свете.

- Мало. - опять согласился Яров.

- Извините... Но я все равно расчитаюсь с тем, кто...

- Ветер вам в парус. - почти игриво заметил Яров. - Только припомните, как говорят мафиози на Сицилии: "Роешь могилу врагу, так копай рядом яму для себя."

Она неприязненно покривилась, поднялась с табурета и не прощаясь покинула киоск.

Сквозь окошко Яров видел, как она пошла к городу - стройная мальчишеская фигура, увенчанная черной чалмой.

Вот, значит, как получается - русские женщины по Сицилийскому обряду подхватывают кровавое знамя мести. И судя по решительности этой дамы, она не успокоится, пока не покроет могилу мужа трупом убийцы. У неё свои сображения - в самоубийство Михаила не верит. Значит, хорошо знает тот мир, где она тоже "своя".

Яров закрыл торговлю, собираясь пойти пообедать, потом вспомнил, что ещё так и не представил своих киргизских соседок официально к обильному и дешовому столу Воробья.

Он подошел к их палатке как раз в тот момент, когда подкатила "газель", водитель выскочил из-за руля и принялся заносить под тент очередные коробки.

- Это ваш муж? - спросил Яров Анну Павловну.

- Да. Чингиз. - кивнула она, занятая с покупателем.

Яров обошел стол с газетами и позвал мужчину, согнувшегося над грудой коробок:

- Чингиз, пора бы нам познакомится.

Тот резко выпрямился, обернулся на Ярова, в глазах поначалу сверкнул необьяснимый испуг, потом растерянность и Яров проговорил теропливо.

- Я ваш сосед из табачки. Илья Иванович.

- Да, да! Жена говорила! - с заметным акцентом ответил тот и протянул руку.

- Чингиз.

Ладонь его была влажной и, как показалось Ярову, слегка дрожала.

Несчастные беженцы. Боятся всего неожиданного, боятся, когда их окликают со спины - дожили народы, некогда обьединенные дружбой в системе СССР.

- Мы друг другу не конкуренты. Скорее наоборот. - сказал Яров уже пожалевший, что затеял это знакомство.

- Конечно, конечно.

Освободившаяся Анна Павловна повернулась к мужчинам.

- Познакомились? Вот и хорошо. Вы говорили, что здесь можно пообедать...

- Да. С этим я и пришел. Я ухожу сейчас домой, что-то плохо себя чувствую. А вы найдите в шашлычной хозяина, скажите, что от меня. Я с ним уже договорился.

- Спасибо вам. - ответила Анна Павловна.

Чингиз стеснительно переминался с ноги на ногу. Ярову показалось, что Аян было немного стыдно за робкое поведение своего отца - она отвернулась. Такое бывает: детишки стесняются своих простоватых родителей. Но с возрастом - пройдет.

Запирая двери своей табачки, Яров прикнул, что если обещанную "очную ставку" с Хлебниковым Рол устроит сегодня, то найдут его и дома. Разбудят, если надо. И не мешало бы потоковать с Рудиком Широковым, касателдьно ночного побоища. Вдруг он окажется в союзниках.

Он докатился на машине до бензозаправки "РБ-Люкс" и застал хозяина за мытьем машины - почти новый "мерседес-300". Был Широков против обыкновения мрачен.

- Привет, Рудик. - окликнул его Яров из-за руля. - Вечерком "пульку" не распишем?

Тот повернулся, кивнул в знак приветствия, но ответил хмуро.

- Нет, Илья Иванович. У меня брат прихворнул.

- Что вдруг так? - изобразил удивление Яро, ожидая услышать сказку про простуду на рыбалке.

- Да баловался, сопляк, с оружием и плечо себе прострелил навылет. Заражение пошло. Под капельницей лежит.

Вот, значит, как получается - этот нашел толковое обьяснение ранению брата и пытаться привлечь его к союзу против Хлебникова на случай очной ставки смысла не было. Даже если б Леньку и убили - все одно Рудик не призывал бы к справедливости через Закон. Разбирался бы сам. Может быть, ещё и будет разбираться. А может получит отступного. Узел завязывался все туже, но пытаться распутывать его с помощью Широкова было опасно.

А тот уже заулыбался и спросил с интересом.

- Илья Иванович, вам не кажется, что наш Воробей в картишки мухлюет?

- Да вроде нет оснований. - подивился Яров.

- У меня тоже нет, да недавно случайно узнал, что его года два назад за картами так отлупили за мухлеж, что родимый в больницу попал!

- Учтем. Но у нас ведь игра копеечная...

- Э-э, Илья Иванович! Настоящий шулер передергивает, даже когда со слепой родной бабушкой играет!

Яров засмеялся и уже прихлопывал дверцу машины, когда Широков, тоже улыбаясь, сказал тихо и внятно.

- Я бы не советовал вам, Илья Иванович, ночевать в своей табачке. Простудитесь, да и пьяный шофер опять наехать может...

Яров ответил сразу, не думая.

- Я там не ночую.

- Да? - по лицу Широкова скольнула недоверчивая улыбка. - Тогда мне это только показалось.

Яров закрыл дверь автомобиля и дал газ.

Значит, так оно получается - Широков знал больше чем говорил. И мечтать заполучить его в союзники было вздорным делом. Скорее - наоборот.

глава 2. Очная ставка

Ему казалось, что его погрузили в кипяток. Булькающий черный кипяток, который прожигал уже сгоревшую кожу до костей. В раскаленной черноте ничего не было видно и он не мог понять, где находится. Боль ударила по сознанию и он заставил себя вспомнить собственное имя. "Яров Илья Иванович." Кажется, так. А может быть это было не его имя. Боль во всем теле блокировала память, а темнота перед глазами пугала. Он попробовал шевельнуться и жар внезапно спал. Почти тот час, без перехода стало нестерпимо холодно - тело погрузилось в ледную воду.

"Я, все-таки Яров, именно Илья Иванович." - наконец утвердился он в единственной мысли, которая выныривала на поверхность сознания. Он решил, что лучше попробавть задавать себе простые вопросы и давать прямые ответы, чтобы осмыслить происходяшего.

Ты где?

Не знаю.

Ты мертв?

Не знаю.

Пошевелись.

Я связан.

Руки и ноги?

На глазах повязка.

Очень больно?

Уже полегче. Где ты был в последний раз?

В шашлычной. Нет. Дома.

Где твой дом?

В Москве. Нет... Здесь.

Где здесь?

Не помню. Нет. Паршивая квартира. На втором этаже. Щелковск-7

Маховик памяти дал первый судорожный оборот и раскрутился. Туманно, но последовательно Яров вспомнил, как вернулся домой, начал готовить себе обед, прикинул, что поедет в Москву повидаться с сыном, подошел к окну и глянул во двор.

Внизу, на тротуаре стоял темный микроавтобус. Из его дверей вышли трое или четверо человек. Один - сильно хромал. Даже сверху Яров узнал Хлебникова. Хотя он был без маски. Компания двинулась к парадным дверям. Яров запаниковал. Он знал, что вниз путь уже отрезан, а побег на крышу перекрыт на пятом этаже стальным люком с двумя замками. Из мышеловки не было выхода. Он вбежал в комнатушку. Листок бумаги и авторучка оказались под рукой. Он быстро написал: "Рол! Меня схватил Хлеб". Записку надо было спрятать, но так, чтоб нашли легко. Сунул под подушку. Выскочил на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь. Снизу уже поднимались двое. У них были какие-то странные трубки в руках. Пролетом ниже ковылял хромающий человек - Хлебников. Яров метнулся наверх. Вспомнил, что в квартире остался пистолет. Поздно возвращаться. А можно было отстреляться. Наверное. Его загнали на верхний этаж. На лестнице, во всем доме было удивительно тихо. Стучаться в чужие двери не было смысла. Оба уродливых парня мерзко улабались. Подняли свои тонкие трубки... Какой-то блеск... Хлопок... Укол в шею и лицо...Боль... Мучительные позывы на рвоту... Всё. Мрак. Боль.

Более он ничего не смог вспомнить, отсчет времени ускользал, где находится сейчас, понять не мог. Потом сообразил, что скорее всего, лежит в неглубокой луже. Боль неожиданно ушла из тела, но вместо прояснения сознания, одолел сон. Необоримый, спокойный и глубокий. Быть может он и заснул. И спал, пока над головой не прозвучало.