Люблю тебя (СИ) - Инфинити Инна

— Оу… — удивленно произношу.

— Я помню, что тебе тогда очень понравилось, — кусает мочку моего уха.

— А что повязка для глаз делает в твоей прикроватной тумбе? Ты часто ею пользуешься?

Тихо смеется, покрывая поцелуями мою шею.

— Ревнуешь?

— Вот еще! — фыркаю. — Просто обычно люди хранят в прикроватной тумбе то, чем чаще всего пользуются.

— Я купил ее перед твоим приездом и положил в тумбу, чтобы была под рукой.

— Не боишься заголовков «Футболист Свиридов был замечен в секс-шопе»?

Никита хохочет в голос, а я переворачиваюсь на живот и жду, когда он завяжет мне глаза. Мы занимались сексом с завязанными глазами шесть лет назад. Мне очень понравилось.

Шелковая повязка касается лица. Никита затягивает ее на затылке. Один орган чувств — зрение — отключился. Другие начинают работать с удвоенной силой. Осязание прикосновений становится острее. Контакт с Никитой кожа к коже разгоняет по телу волны жара. На языке усиливается работа рецепторов вкуса. От этого наши поцелуи приносят ещё больше удовольствия. Я смакую вкус Никиты. Обостряется обоняние. Запах Свиридова наполняет мои легкие, я задерживаю дыхание, чтобы насладиться им.

Действую на ощупь. Вожу подушечками пальцев по его лицу, шее, плечам, груди. По памяти очерчиваю контуры лилии. Целую ключицы, рисую поцелуями узоры. Никита укладывает меня на спину. Раздвигает мои ноги, и в следующую секунду я чувствую легкое жжение, а затем холод, будоражащий до мурашек. Ментол, догадываюсь.

Это совершенно новые ощущения. Яркие, мощные, как вспышки. Язык Никиты скользит у меня между ног, разгоняет холод, заставляет меня выгибаться, стонать, дрожать. Я накалена до предела, готова взорваться в любую секунду. Такого я ещё не испытывала.

Ник входит в меня членом, а языком и губами с морозным ментолом принимается ласкать соски. Благодаря новым ощущениям, я кончаю быстро. Нет больше сил терпеть, когда все так обострено, когда каждая клеточка тела в шаге от взрыва. Никита еще двигается во мне резкими ритмичными толчками, пока не доводит до оргазма себя. Затем валится рядом на кровать. Чувствую невесомое прикосновение его мокрых мятных губ к своей щеке.

Я не снимаю с глаз повязку. Не видя внешний мир, чувствую себя прекрасно.

— Ты подготовился к моему приезду, — лениво лепечу.

— Я же сказал, что ждал тебя, — щекочет мне ухо морозным дыханием.

Уголки моих губ расползаются в довольной улыбке. Поворачиваюсь на бок и кладу голову Никите на грудь. Слушаю учащенное биение его сердца.

— Лиль, — зовет тихо после долгой паузы. Его пальцы утонули в моих волос и медленно перебирают пряди.

— М?

— Я хочу с тобой серьезно поговорить. Только не воспринимай в штыки.

Тяжело вздыхаю. Ну какие сейчас могут быть серьёзные разговоры? Зачем портить ими хороший вечер?

— Я в безопасности, — отвечаю устало. — В твою квартиру невозможно пробраться с улицы, водитель возит меня от дверей до дверей, телохранитель тоже везде таскается. Правда, я его ни разу не видела, но ты говорил, что он всегда со мной. Увольняться с работы и переезжать к тебе в Мюнхен я не буду.

— Я не об этом хотел поговорить.

— А о чем? — удивляюсь.

— Тебе нужно показаться хорошим врачам.

Я сначала застываю на бесконечно долгие несколько секунд, а затем со злостью срываю с глаз повязку и отшвыриваю ее в сторону.

— Я же просил не воспринимать в штыки.

— Давай договоримся: мое здоровье тебя не касается.

— Не договоримся.

Я порываюсь резко вскочить с кровати, но сильная рука Никиты крепко перехватывает меня за талию и не дает сдвинуться с места.

— Пусти!

— Нет.

Свиридов валит меня обратно на кровать. Продолжает крепко держать за тело, прижимая к себе.

— Лиль, это важно. Почему ты не понимаешь?

Я уткнулась носом в его грудь, прямо в татуировку. Горло медленно стягивает, в носу начинает неприятно щекотать.

— Тебя это не касается, — цежу.

— Касается. Все, что связано с тобой, меня касается.

— Тебе никто таких прав не давал. Если я с тобой сплю, это не значит, что ты можешь вмешиваться в мою жизнь и в мое здоровье.

Никита силой переворачивает меня на спину и нависает сверху, оперевшись на локоть. Он зол и строг, губы поджаты, челюсть сцеплена.

— Я не хочу от тебя детей, — продолжаю, глядя ему в глаза. — Никогда не хочу. Ни-ког-да, — повторяю по слогам.

Ни один мускул не дергается на его лице.

— Какая у тебя мотивация, Лиль? Искренне не понимаю. Ты назло мне не хочешь пойти к врачам? Или что?

— При чем тут вообще ты? Я пойду к врачам, когда встречу мужчину, от которого захочу детей. Просто этот мужчина — не ты.

Свиридов мужественно выдерживает мои обидные слова.

— Не думала, что, когда встретишь такого мужчину, может быть поздно?

Вопрос на мгновение загоняет меня в тупик. Нет, о таком я не думала.

— И так шесть лет прошло. Уже не важно.

— Ты ошибаешься. Каждый день важен.

Я чувствую, как мои глаза стремительно наливаются слезами. Нет, я не хочу плакать при Никите. Он поднял самую тяжёлую и больную для меня тему. Но Свиридов крепко меня держит, мне не вырваться. Слезы затуманивают взгляд, лицо Никиты расплывается. Конечно, он их видит даже в темноте комнаты. Склоняется ко мне, опускается лбом на мой лоб.

— Я не хочу от тебя детей, — шепчу сдавленно. — Не хочу, слышишь? Никогда не хочу.

— Хорошо. Не желай от меня детей. Но я умоляю: давай ты покажешься хорошим врачам?

Я начинаю злиться еще сильнее.

— Признайся: ты рад, что я потеряла нашего ребенка?

— Нет.

— Как нет? — хмыкаю. — Ты же не хотел тогда детей. Ты сам говорил, что не видишь себя ни мужем, ни отцом.

— Да, не видел. Но если бы ребенок родился, я был бы счастлив.

— Ты лжёшь!

— Нет.

Никита лег на меня. Больше не удерживает, а обнимает. Тяжело дышит мне в волосы, а я смотрю в белый потолок с встроенными в него лампочками. Слезы, скопившись в глазах, собираются крупными капельками на ресницах и сползают на лицо.

— Когда мы были у Сони и Димы, — едва слышно говорит после долгой паузы, — я смотрел на их сына, Влада, и думал, что наш ребёнок мог бы быть почти его ровесником. Они могли бы дружить.

— Замолчи.

— Я бы хотел дочку. Чтобы была на тебя похожа.

— Замолчи! Немедленно замолчи!

— А второго сына хочу. И тоже чтобы был похож на тебя. Я не отдам его на футбол. Ну только если он сам очень сильно захочет. Надеюсь, что не захочет.

— Заткнись! — истерично кричу и бью Ника в плечи. — Просто заткнись!

— Знаешь, я недавно подумал: у меня нет братьев и сестёр, у тебя тоже нет. Получается, у нашего ребенка не будет двоюродных. Как-то грустно, правда?

Он издевается. Натурально издевается надо мной, говоря все это. Ножом по и без того израненному сердцу проходится.

— Ты должна пойти к врачам, Лиль, — спокойно продолжает. — Не для меня и не ради меня. А для себя. Ты не можешь не понимать, что тебе это нужно.

Конечно, я понимаю, что это нужно. Но какой будет результат? Я снова услышу слова о том, что я не смогу иметь детей?

— Я умоляю тебя, — продолжает шептать мне на ухо. — Умоляю, Лиля.

— Я не хочу от тебя детей, — настырно повторяю. — Слышишь, не хочу?

Я хочу обидеть Никиту своими словами, хочу сделать ему больно, хочу, чтобы он мучился. Но как об стенку горох. Он только крепче меня обнимает. Не выдерживаю и тихо всхлипываю.

— А если врачи скажут то же самое? Что тогда? — озвучиваю вслух свой самый главный страх.

— Тогда мы придумаем что-нибудь ещё, — Никита отрывается от моих волос и заглядывает в лицо. Вытирает с него слезинки. — Но мы должны хотя бы попытаться. Хорошо?

Я продолжаю плакать. Долго плачу. А Никита терпеливо вытирает мои слезы, гладит меня успокаивающими движениями, нежно целует, прижимает к себе.

Я медленно успокаиваюсь. И соглашаюсь попробовать.

Глава 43. Май

Лиля