Дыхание песков - Вайолет Винспиер

— Как бесчеловечно убивать их для еды.

— Предпочитаете остаться голодной? — он вздернул бровь. — Я заметил, что завтракали вы с удовольствием, значит, воздух пустыни действует благотворно. Некоторые европейцы, впервые попадая в сады Аллаха, чувствуют себя не лучшим образом.

— Я чувствую себя прекрасно… Как мило вы назвали сейчас пустыню. Ведь совсем легко представить, что библейские персонажи все еще обитают среди этих барханов и пальм.

— Рощи Эль Амары — это настоящий Эдем, — вынув из-за пояса нож с резной рукояткой, дон Рауль принялся чистить апельсин, делая это так тщательно, что вскоре плод засиял соблазнительной сочной желтизной.

— Испанцы считают, что именно апельсином Ева соблазнила Адама. Так примите же половину плода греха, но не позволяйте воображению увести вас слишком далеко.

Улыбаясь, Жанна взяла у него апельсин.

— Gracias. Однако вы совершенно не похожи на Еву, сеньор.

— Просто вам трудно представить себе, что Адам был невинным! Ваше мнение о представителях мужского пола сводится к тому, что поддерживать с ними знакомство — опасно.

— Полагаю, одни мужчины более опасны, а другие — менее, — весело ответила она.

— И кто же, интересно, возглавляет список? — последовал насмешливый вопрос.

Жанна рассмеялась и принялась за половинку апельсина, оказавшегося сладким, как мед. Может, оттого, что его чистил дон Рауль? Не осмеливаясь ответить на пристальный взгляд испанца, она отвернулась и принялась рассматривать пустыню, обнаружив, что при дневном свете скалы песчаника имеют красноватый оттенок, а барханы похожи на золотые холмы. Солнце между тем начинало яриться, распространяя вокруг нестерпимый зной, и Жанне уже с трудом верилось, что ночью было так холодно, что она сворачивалась в клубочек в спальном мешке, словно белка в дупле.

Теперь, выпив вторую чашку кофе, она, наконец, почувствовала себя проснувшейся и готовой продолжать путешествие. Изрядно побаиваясь предстоящей встречи с принцессой Ямилой, Жанна все же была почему-то уверена, что Эль Амара придется ей по сердцу. Ведь именно там вырос дон Рауль, там он растил фруктовые рощи, объезжал скакунов и лечил людей.

— Если уж вы находите меня загадочным, — внезапно заметил он, прикуривая сигарету, — то можете себе представить, какой странной и непонятной я нахожу вас?

Она смотрела на него кроткими, голубыми, как небо, глазами.

— Я знаю, что кажусь вам чудаковатой, сеньор. Меня ведь не готовили с детства к тому, чтобы доставлять удовольствие мужчине. Я умею только печатать, готовить простую пищу, довольствоваться малым и проявлять смирение.

— Жанна!.. — голос испанца звучал так проникновенно, а черные, властные глаза так чудно сияли, что она вдруг с отчаянием поняла: можно отдать все на свете, только бы он схватил ее, стиснул в железных объятиях и целовал, целовал без конца… пусть даже в порыве минутного увлечения. Ей безумно захотелось ощутить себя любимой. Сделав над собой титаническое усилие, она поднялась и принялась с такой поспешностью укладывать провизию в корзину, будто вот-вот должен был начаться ураган.

Дон Рауль рассмеялся, но в его смехе не было обычной беспечности, в нем звучали недоумение и даже озадаченность.

— Мне ужасно хочется задержаться в пустыне еще на несколько дней. На какой-то миг передо мною мелькнула ваша истинная сущность, скрытая глубоко под коркой льда, — сказал он.

— Сомневаюсь, что мне понравится меню из одних голубей, — Жанна прошествовала к машине с корзиной и ковриком на плече. — Вам не приходит в голову помочь? Я ведь, кажется, говорила, что вовсе не принадлежу к числу волооких рабынь, живущих только для того, чтобы ублажать своего господина.

Он подхватил оставшиеся вещи, лукаво улыбаясь, и принялся укладывать их в машину.

— Не зарекайтесь, chica. В Эль Амаре вы можете влюбиться в какого-нибудь красивого юношу, и подчиняться его желаниям станет для вас первейшей радостью жизни.

— Такая жизнь будет далеко не райской, — возразила Жанна, стараясь вложить в слова как можно больше сарказма. — Окружишь мужчину любовью, а потом, не приведи Бог, вызовешь его неудовольствие — и его тут же разведут с тобой. Уж лучше я останусь старой девой и открою чайную, если не возражаете.

— Пожалуй, возражаю.

— Почему?

— У каждой сироты должна быть потребность завести свою собственную семью.

— А я заведу кошек, — небрежно заявила она. И тут ее внимание привлекло облако пыли, показавшееся вдалеке. — Что это, сеньор? Песочная буря?

Испанец приложил руку ко лбу, заслоняясь от солнца, и стал вглядываться в даль. Лицо его сразу же посуровело; от слов, которые Жанна услышала, у нее по спине пробежала судорога.

— Саранча! Целая туча направляется сюда. Сейчас от этих пальм останутся одни голые стволы!

Не говоря больше ни слова, он втолкнул Жанну в машину и захлопнул дверцу, а когда подбежал к своей дверце, шелестящее, машущее крыльями облако уже садилось, издавая странный, скрежещущий звук. Дон Рауль едва успел плюхнуться на сиденье рядом с Жанной. Летучие твари облепили машину, словно ставнями, закрыв окна и не давая ей двинуться с места.

— Какой ужас! — охнула Жанна, затыкая уши, чтобы не слышать мерзкого скрежета лапок и крыльев по стеклу. Включенные «дворники» начали было сметать шевелящуюся массу, но освободившиеся места тут же заполнялись. Несколько насекомых даже залетели в открытое окно прежде, чем Жанна успела его поднять, но дон Рауль быстро избавился от непрошеных гостей.

— Не приведи Бог оказаться внутри этого живого смерча! — прошептала она.

— Повернитесь ко мне и не смотрите, — и он пригнул ее голову к своему плечу. — Они улетят, как только сожрут все в этом оазисе.

— Надеюсь, они летят не в Эль Амару? — Щекой она ощущала тепло его плеча, но дрожала, словно от холода, представляя, как туча этих прожорливых насекомых оставляет совершенно голыми его родные фруктовые рощи.

— Трудно сказать. Если это какой-то случайный набег, то еще ничего, а вот если они — часть более крупной стаи, тогда наши рощи в опасности. Мы, правда, каждый раз принимаем меры, обрызгивая деревья специальным раствором, но все же очень большая масса насекомых может нанести огромный урон урожаю.

— О Боже, Рауль!

В машине воцарилась пронзительная тишина, напряженность которой усиливал нескончаемый жадный хруст сотен прожорливых челюстей. Сердце у Жанны ухнуло куда-то вниз: ведь она всего-навсего произнесла имя испанца, а он замер, словно от удара, словно она вдруг обрела независимость от него.

Жанна отпрянула и уставилась в окно… саранча уже улетала, обожрав деревья до последнего листочка. Воздух постепенно очищался, вскоре вдали замер последний скрежещущий звук и все затихло. Эта тишина казалась невероятной, невозможной, как после урагана, и Жанна даже вздрогнула, когда мотор ожил, заурчал, и машина осторожно покатила по песку к шоссе.