Пацаны. Повесть о Ваших сыновьях - Алина Сергеевна Ефремова

настолько пропорционально утратам каждого, насколько это могло быть возможно, вернули деньги за пиво Ване и Саше и благополучно выкинули эту ситуацию из головы. К тому же утром вышло солнце, с коттеджных крыш полилась капель, то и дело где-то с грохотом обваливалась снежная глыба изапели свои долгожданные трели оседлые птицы.

Единственные, кто ходили чернее тучи, – это Рыжий и Заха. С самого утра они огрызались, потом и вовсе зависли на втором этаже, пока все устроили поиски «затерянных сокровищ», а когда дело подходило к концу, как-то сухо попрощались и резко свалили в город на электричке. К моменту, когда все уже собрались в Москву, Глеб снова был пьян.

С самого завтрака он не выпускал из рук жестянку с пивом, а из зубов вечно дотлевающую сигарету, пепел с которой падал на чистый пол, только-только вымытый девочками. Ася на него злилась, а он лепетал: «Я ща всё уберу, всё уберу!» – вытирая пепел врученной Аськой губкой, которую он не вынимал из заднего кармана вельветовых брюк, отчего на заднице у него образовался мокрый круг)).

Только мы начали паковаться по машинам, как Бухарик поднял вой, что потерял свой айпад, нигде не может его найти. Отъезд пришлось отложить ещё на два часа и начать новые поиски, к сожалению, успехом не увенчавшиеся. Кто-то высказал версию, мол, Глеб напился, всю ночь непонятно где бродил и, скорее всего, сам айпад и потерял. Никто не был уверен в достоверности версии, но все начали поддакивать: «Да, так оно и было! Ты точно куда-то выходил постоянно! Сам где-то шлялся, небось и обронил, а теперь тут ищешь!» (Вновь удобная для толпы правда). Глеб ещё поскулил, но в свойственной всем пьяным манере, настаивать был не способен, чем мы и воспользовались, затолкав его в подошедшее такси и отправив в город.

С самого утра Болото всё вился вокруг Марго и выглядел абсолютно счастливым. Он сразу вызвался везти наших девчонок домой, захватил Димаса и Вано, и они последними уехали из дома. Я поехал чуть раньше, с Родей и двумя девчонками на машине одной из них, и всю дорогу добродушный Родя не отставал от меня с вопросами о том, почему я вдруг так помрачнел, ведь нашлись мои пропавшие бабки, и почему меня словно в воду опустили с момента, как мы тронулись в сторону дома.

Пару дней после этих выходных была надежда на весну: светило солнце, в воздухе свежо пахло талым снегом и оголившейся почвой, но уже на третий день Москву вновь окутали метели, и никто из нас не встречался. Девчонки куда-то пропали, иногда я зависал у Димаса с Ваней и Болоцким (который после дня рождения Аси особенно сблизился с Димой), но куда чаще стал захаживать к Роде, который работал целыми днями, но зато по вечерам всегда был рад за чашкой чая и сигареткой поболтать со мной и Грачом, вечно у него ошивавшимся.

Саня был занят своими делами. Рыжий тусовался со «старшими», с которыми наши пацаны только здоровались, но никогда не братались. Что касается Захи, то у них с Димасом была всем известная взаимная неприязнь, которая сглаживалась лишь присутствием Сани или Лёши, а с Родей он общался исключительно посредством односторонних оскорблений, которые Родя всегда принимал с добродушной, невозмутимой улыбкой, проглатывая даже самые обидные слова.

Я заметил тогда, что без Захи, который постоянно барыжил, и Рыжего с Саней, которые постоянно подначивали всех употребить что пожёстче, мы сидели как-то очень «чисто» и спокойно. Пили чай, о чём-то болтали, иногда побухивали пивчик. Грач был на ЗОЖе, Димас в принципе не употреблял, Вано и без нас мог покурить пару плюшек, а мы с Родей были «как все». Может, это нас с ним и сблизило?

Родимый Родя

Из всех нас только Родя нормально работал. На постоянке. В обувном магазине. Остальные метались от места к месту не в силах принять тот факт, что на работе нужно работать. В трудовых Захара и Димы не было живого места для записей, с учётом того, что добрую половину времени они работали в чёрную. Родя же, устроившись консультантом, усердно впахивал на своём месте. А место было паршивое. Платили не очень, начальник – козёл, рабочий день – одиннадцать часов, один выходной в неделю, да и тот частенько срывался, когда Родю просили выйти на замену. Коллеги – ребята из других городов. Московские долго на таких местах не задерживались (не выдерживали). А Родя работал. Казалось, он был не амбициозен, может быть, в чём-то робок, возможно, ему не хватало мечтательности, широты кругозора, но, узнав обстоятельства его жизни, я в корне изменил своё к нему отношение.

После Аськиного дня рождения Родя позвал меня в гости. Потом ещё раз. Мы часами могли играть в компьютер или просто тупить на кухне перед теликом, скуривая на кухонном балконе по грамму гашиша за раз.

Два самых крайних дома нашего района – шестнадцатиэтажки рядом с лесом, в которых жили Грач и Родя. На самом верхнем этаже, в последней квартире, номер которой написан на табличке над входом в подъезд, жил Ромка и его глуховатая на оба уха бабка. Угловая двушка: с одной стороны –вид на лес, над которым восходило солнце (если с кухни), а с другой –на шоссе, за которым вдали вились железнодорожные пути. За путями –тёмное пятно промзоны, а за ним –бесчисленное количество горящих окон точно таких же домов в точно таких же спальных районах, как наш.

В ночи город будто била дрожь – так мерцал далёкий электрический свет. При безоблачном ярком небе, дрожь эта перерастала в неистовые эпилептические конвульсии, стихающие лишь к утру. В дневном свете чаще всего тех домов за шоссе не было видно: зимой из-за морозной дымки, а летом – из-за низких облаков и городского смога. Город успокаивался, отдыхая в томительном ожидании очередного припадка («до 57% больных эпилепсией испытывают приступы только ночью»).

Их с бабушкой квартирка была маленькой. Крошечная спальня и тесная квадратная кухонька: квадратный столик на две персоны, диван уголком, продавленный и вытертый в двух местах (маленькая круглая проплешина оставлена его задницей и в три раза больше – необъятным задом его бабули). Низенький старый холодильник, открыв который в кухне невозможно было даже повернуться, скромный кухонный гарнитур, набитый под завязку старьём, которое старухе было жаль выбросить. Всё в этой квартире говорило о том, что ты маленький человек в большом городе.

В соседнем доме жил его родной отец. В общем-то, они общались, Родя к нему заходил и иногда даже ночевал, но сложилось так, что жил он всё-таки у