Achtung! Manager in der Luft! (СИ) - Найтов Комбат

Как водится, статьи вышли приглаженными и не отражали полностью ситуацию вокруг Тихвина. Но Членом военного Совета фронта в этот момент был уже Жданов, который лично вычитывал фронтовую газету, прежде, чем отправить ее в типографию. Так что, каждое слово в ней рассматривалось под микроскопом. Тем не менее, газеты содержали ссылочки на то, что мы используем иную тактику и строи. В результате, наконец, в полку появился генерал-лейтенант Новиков. Осторожный и настороженный. Он, предварительно, проконсультировался с командованием, с Жихаревым, и только после этого отпросился у командующего фронтом под Ефимовское. К Ленфронту мы не относились, так что нас от работы не отвлекали, в связи с его приездом. Никаких построений, строевых смотров. Он посетил тактический класс, рассмотрел все схемы, повешенные на стенах там. Поприсутствовал на разборе полетов. Затем долго знакомился с документацией у Сергея Ивановича, подполковника Костикова. И улетел, с полностью исписанным блокнотом.

С 19-го ноября нас располовинили, выделив две эскадрильи для работы над будущей военно-автомобильной дорогой № 101, переместив нас на довольно плохо подготовленные площадки в Манихино, Семеновщине и Боре, почти у самого берега Ладоги. Со второй половины ноября рейсы на Москву и Куйбышев отменили, теперь конечным пунктом стала Хвойная, где стали базироваться транспортные самолеты. Этим значительно сократили «плечо» и увеличили поставки в город всего необходимого. Прибыло еще два «маленьких» полка на Як-1, которые стали также проводить эскадрильи в Ленинград.

Проблема этой 101-й трассы заключалась в том, что нельзя было допускать к ней ни одну вражескую машину. Эти же стервецы что делали: они грузили на борт исключительно АВ 250−3. Это — кассетная бомба, внутри которой находилось 108 «бабочек»-«Шметтерлинг», двухкилограммовых суббоеприпасов, с возможностью минирования местности. Часть из них взрывалась в воздухе и при падении, часть с задержкой от пяти до 30 минут, а часть срабатывала как обычная осколочная мина. Площадь рассеивания такой бомбы составляла 300 метров. Были мелкие кассеты, для использования с истребителей. Особенно любили бомбить через облака во время снегопада, ориентируясь по трассам зенитных снарядов. Бомба не требовала точного прицеливания. А идущий снегопад быстро закрывал и маскировал установленные мины. Попавший в такую ловушку водитель просто замерзал. Так что, взлетать требовалось в любую погоду, искать проклятые бомбардировщики в густых облаках с помощью наших операторов и штурманов, так как немцы шли либо над верхним краем, либо внутри этой каши, чтобы не попасться самолетам, находящимся в воздухе. Задачка та еще! У бомбера есть штурман, а у нас его не было. Уставали мы от такой работы страшно. Но «взялся за гуж, не говори, что не дюж». Истребители-то мы выбили, а бомбардировщиков нам не достать: нечем подавить активность зенитных батарей. И ни одного человека в округе, кто бы мог помочь и сделать приличную боеголовку для наших ракет. Возим их по-пустому. Толка от них — ноль, а приказано возить, так как финны лыжные отряды приспособились пускать на трассу для диверсий.

Безысходность и жесткий график вылетов, в условиях сильных морозов, подтолкнули меня к действиям. Сел и написал письмо Жданову, в котором описал своими словами кумулятивно-осколочную боеголовку с готовыми стреловидными элементами для ракет РС-82 и РС-132. Что идея есть, а вот возможности изготовить не имею. А у него под рукой целый артиллерийский полигон ГАУ. Пришлось довериться корреспонденту «На страже Родины» Арифу Сапарову, который по «Дороге жизни» добрался до нас, чтобы написать эпизод в своей будущей книге. Он «вхож» в Смольный и обещал положить письмо на стол секретаря «первого секретаря». Через два дня, он перезвонил и сказал, что письмо доставил. А утром 28 ноября меня выдернули из землянки третьего звена в Боре, это у станции Оять, напротив женского монастыря. И пришлось тащиться по льду через речку во двор этого самого монастыря, вместо завтрака. Там садиться в ГАЗ-61, который провез меня по «охраняемому объекту» и доставил в Смольный. Там уже, при случае, удалось сказать, что проще было отдать приказ на перелет, и посадить меня на Охте, где было несколько площадок. Назад меня доставили на Як-7. Но город мне посмотреть удалось.

Ехал я туда в компании политработников, с дивизионным комиссаром во главе. Звали его Алексей Александрович, словохотливый, бровастый, как Брежнев, но на вопросы о положении в городе отвечал очень неохотно. Больше всего его интересовал вопрос: каким образом мое письмо, минуя всех, оказалось на столе у Жданова.

— Да большого секрета в этом нет. Несколько дней назад к нам приезжали корреспонденты из фронтовой газеты «На страже Родины», расспрашивали нас о полетах над Ладогой, специфике нашей работы. Даже снимали фильм. Непосредственно о наших методах мы им рассказать не могли, мы работаем с секретным оборудованием, поэтому мы с ними говорили о той специфике, которую нам немцы подбрасывают. А с 23-го числа мы отражаем налеты на дорогу, которую они постоянно пытаются заминировать с воздуха.

— Есть такое дело, особенно в западном секторе.

— У нас мы пока их к трассе не подпускаем, а там работают другие полки, и, видимо, не все получается. Эта работа очень специфична. Но нам определили этот сектор, потому, что часть полка занята на сопровождении транспортников. Это не менее важно. Так вот, один из них имеет задание Политуправления фронтом написать документальную повесть о блокаде.

— Да, есть такой, политрук Сапаров, хороший писатель, кстати.

— Ну, вот мы с ним разговорились, в том числе, и о том, как выкурить немцев с их аэродромов. Я и сказал ему, что написал письмо товарищу Жданову, потому, что с этим вопросом тянуть нельзя, что есть способ подавить артиллерию ПВО, но требуется боезаряд, который дает большое рассеивание осколков при подрыве, в узком секторе. Как бы создает воронку из готовых элементов, летящих с большой скоростью. Очень большой. В этом случае будут поражаться не только расчеты противника, но и само орудие. Что идея: как это сделать — есть, но в сидя в Боре мы этого изготовить не можем. А в Ленинграде есть полигон, который предназначен для проведения подобных испытаний. Однако содержание письма не позволяет его отправить по почте. Что требуется переправить его в те руки, которые смогут привлечь нужных специалистов. Он сказал, что такой человек есть, это первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), и он может доставить это письмо ему. Мы все оформили, как положено, вот корешок «бегунка», и отправили письмо с ним, как с курьером. Вчера он связался с нашим дежурным и передал, что наше задание выполнено, но его направили на другой участок фронта, и только после этого он вернется в Кобону, оттуда заедет к нам.

— Да, письмо доставлено товарищу Жданову, поэтому мы и приехали за вами.

— Мы туда будем трястись долго и упорно, можно было разрешить мне перелет на Охту или на Комендантский.

— Мы решили не отрывать ваш самолет от выполнения заданий.

— Так все равно стоять будет, я-то уехал. Лишних летчиков у нас нет, и есть запасные машины.

— Богато живете! У нас несколько иное положение в авиаполках, там безлошадных много. Один и тот же самолет используется несколькими летчиками.

— Не хочу никого обижать, но наш полк всегда стремился провести вылеты таким образом, чтобы не терять людей и технику. С момента перевода нас под Москву мы потеряли шесть машин и двух летчиков. Один из которых был потерян еще когда мы летали в другом полку одной эскадрильей. То есть соотношение побед к собственным потерям больше 50 к одному по технике и 272 к одному, если считать по людям.

— Да, что тут скажешь, недаром он ордена Ленина и гвардейский. — при этом дивкомиссар что-то отметил в своем блокнотике. Видимо с такой формой статистики он не знаком. На въезде в город комиссар ненадолго скрылся в помещении КПП, вышел оттуда минут через 10, и мы тронулись дальше. Стало уже темно, снег на улицах никто не убирал, хотя дороги были расчищены. Никаких пешеходов, кроме патрулей, я ожидал увидеть саночки с телами, но их не было.