Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин

Они встретились и на следующий день, и совсем по-прежнему, ненасытно, неистово и сладко любили друг друга. Особенно возбуждённой была Алина. Одна из её придумок особенно покорила Домашнева — Алина дополнила-обострила ею, как она сама выражалась, «старую добрую классику»: как только он входил в неё, Дымка тут же проникала язычком в его ухо, в самую глубину и начинала параллельно такое вытворять, что Алексей Алексеевич терял чувство реальности и переставал порой понимать, кто из них «входит», а кто «впускает», кто «любовник», а кто «любовница»… И потом, в минуты релаксации, лезли ему в голову вязкие ненужные мысли насчёт того, что очень уж Алина для своих 20‑ти лет и скромной «чашкинско-сексуальной» практики опытна и раскованна в постели…

Через пять дней после приезда и каждодневных бурных встреч с Алиной Домашнев почувствовал, что если не даст себе (и своему Ваське!) передых — вполне может во время очередного свидания опарафиниться. Да и дел накопилось невпроворот — заседание кафедры надо было готовить, на огород съездить… Договорились с Алиной сделать 13‑го июня «выходной». Тем более, и по календарю это было воскресенье.

Эх, если б знать Алексею Алексеевичу, какой роковой ошибкой это аукнется!

В этот день дома у Алины сломался-отключился телефон (вот и не верь после этого в приметы и знаки судьбы!), так что ни позвонить, ни в Инет выйти так просто она не могла. Но всё же в половине третьего дня прислала Домашневу пространный мэйл с городского Интернет-центра:

[email protected], 13 июня, 14–35 (Да здравствует прогресс!)

Привет, солнышко! Я таки добралась до Инет-центра, о котором ты говорил. А тут всё работает, значит Баранов всё же не лохушник! Я, миленький мой, по тебе соскучилась!

Вчера на заднем стекле автобуса было написано: «Я тебя люблю!» Может, ты видел? А я вот только узрела, когда почти до моей остановки докатила. В продолжение этой темы пишу-кричу — Я ТОЖЕ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! ОБОЖАЮ! УЖЕ СКУЧАЮ! ЖДУ! ДУМАЮ!

Сегодня дома сидеть не могу — тоска. На брата насела, выпросила мобилу, позвонила Ленке — предложила погулять, она любезно откликнулась и меня спасла от «схождения с ума». Меня будто на необитаемый остров высадили. Без цивилизации — труба! А без тебя и подавно! Но я знаю, что ты тоже сейчас думаешь обо мне и скучаешь!

Пойду сейчас с Ленкой гулять. У нас с ней стрелка в 15–00. Тебе письмо допишу, и к ней. Шрифт здесь жутко маленький, потерпи, моя конфетка! За окном вроде прояснилось, но надеюсь, что ты не поехал на огород (а вдруг ещё зальёт-польёт!).

Как я рада, что ты у меня есть, а я есть у тебя! Помни об этом, когда уж совсем туго будет! Мы — вместе! И это такой подарок судьбы, о каком и мечтать я не думала!

Как там Д. Н. себя ведёт? Мучает? Она когда-нибудь успокоится? Ладно, Бог с ней, Он ей поможет (должен помочь!).

Завтра позвоню, наверное, опять от братка — договоримся о встрече. Положила сегодня ему на счёт деньгу, поэтому он не бурчит. Вот, блин, влетела я на праздники с этим телефоном!

Милый, любимый, котёнок мой, до завтра! Буду думать, мечтать, скучать! Засыпать с мыслью о тебе! И проснусь тоже с ней!

Целую в губки и самые запретные места! Как бы я сейчас хотела тебя обнять крепко-крепко, ну да ладно, может, завтра (дай Бог!) у нас будет ещё один праздник — встреча!

Твоя девочка Аглая.

На следующий день они встретились сразу на квартире. Алина, на удивление, была сдержанна в ласках и о прошедшем воскресенье рассказывать не торопилась. Домашнев знал, что домой она заявилась поздно (раскрыла его ответный мэйл в час ночи), и, когда они нежились уже в традиционной совместной тёплой ванне перед уходом домой, спросил как бы равнодушно:

— Ну что, нагулялась вчера? Отдохнула от меня? Может, с кем познакомилась?

— Перестань! — не глядя ему в глаза, ответила Алина. — Ты же знаешь, я терпеть не могу этих твоих шуточек… Бродили с Ленкой по Набережной, к её знакомым в гости попали — шашлыки, пиво, диски послушали… Нормально всё!

Алексей Алексеевич уточнять детали не стал. Словно предчувствовал.

И как-то так получилось — не виделись после этого почти неделю: дела, что ли, закрутили? Общались изредка по телефону да в Инете. А 20‑го, уже после свидания (было всё о’кей — горячо и сладко!), к её традиционному поздневечернему мэйлу с благодарностью за «чудесный секс» и пожеланиями «жарких» сновидений был прицеплен файл текста под названием «91/2 часов», сопровождаемый странно-неловкими оговорками: «Высылаю тебе свой новый шедевр — теперь в прозе. Не суди строго — это ведь первый блин! Хоккей? Фантазёрка я ещё та! Мне кажется, что я вряд ли вообще когда-то напишу что-либо стоящее и настоящее, произошедшее и прочувствованное в реальности-действительности…»

Когда Алексей Алексеевич взялся читать эту «фантазию», сердце у него тут же, с первых строк-абзацев, притиснуло и давило всё сильнее и тревожнее. Да и то!

Мы были вместе девять с половиной часов. У него была своя жизнь, у меня — своя. Моя подруга Ленка с её новоиспечённым бойфрендом Андреем, я и Николай разделили это странное дачное свидание на четверых.

Как потом выбрались из этой дачи обратно в цивилизацию — история, достойная отдельной поэмы или даже саги. Главное — выбрались. Если пунктирно и точечно, то это происходило так. Редко ходящий в праздничные дни 51‑й автобус, на котором я должна была уехать… Наше с Ленкой удивление, переходящее в страх, когда до нас дошло, что сегодня мы можем не попасть домой, и ещё большее удивление мальчиков, рассчитывающих, видимо, на фантастическую ночь… Какие-то припозднившиеся знакомые-дачники наших кавалеров… И вот нас ждёт машина… Четверо на заднем сидении плюс двое на переднем — итого шесть человек, отправляющихся в двенадцать часов ночи куда-то в неизвестность…

Он всё то время, что мы с ним провели наедине во второй комнатке дачи, держал ладонь на моей груди. Мы лежали на диване, и мой голубоглазый визави всё никак не мог согреть мою грудь… А я лежала и думала, что нынче есть в моей жизни человек, который согревает, умеет согреть мою всегда прохладную грудь. Думала, что уж теперь-то, полгода назад, точно нашла своё второе крыло и наконец-то научилась летать…

Я лежала и смотрела на Николая — мальчика с глубокими голубыми глазами, чувственными пухлыми губами; на мальчика не из моей жизни. Именно это ощущение и радовало, и расстраивало — он не из моей жизни, но наши линии зачем-то пересеклись на плоскости этого дня.

Николай сжимал и гладил мою грудь. И я знала, что это была не страсть и уж тем более не любовь. Это было что-то другое. Спокойствие, особенное умиротворение… Будто меня, точно суровую нитку, просунули в ма-а-алю-ю-юсенькое ушко иголки старой швеи — Судьбы…

Я лежала и думала о невероятной случайности этого свидания. Воскресно-праздничный день по всем определениям начинался отвратно. Вот уже вторые сутки дома не работал телефон, что-то, видимо, произошло на станции. Пластмассовый говорун просто объявил мне и всем домашним бойкот, и квартира осиротела. Выходной день обрёк меня на эту раздражающую тишину.

Если бы не эта кричащая тишина в квартире, я бы сегодня не выпросила у брата сотовый и не назначила бы Ленке встречу. А она, быть может, не позвонила бы Андрею и Николаю, с которыми вчера и познакомилась. А те, в свою очередь, не пригласили бы нас на шашлыки. Вот так разматывая клубок всех этих совпадений и несовпадений, можно связать себе совсем другую жизнь.

В это утро, чувствуя Колькину сильную руку на своей груди, я знала, что мы, может, больше никогда не встретимся. За эти часы я узнала о нём много: что ему ещё нет восемнадцати, что у него на рынке своё собственное дело (он развозит по рядам горячий чай-кофе), что мечтает открыть свою собственную торговую точку по продаже сотиков, что он Козерог по знаку Зодиака…

…И почему моя грудь не согревалась?

Колькины глаза играли со мной в прятки, уходили всё время куда-то в потолок, но, когда я всё же улавливала его взгляд, чистые и тёплые глаза смотрели на меня очень нежно и вопросительно. «Я не знаю, почему моя грудь не согревается…», — отвечала я, но не ему, а самой себе, про себя.

Я не любила его, он не любил меня, но нам было так хорошо и уютно друг с другом, будто мы сто лет уже знакомы. Было даже ощущение, что у нас где-то в далёком прошлом уже была совместная жизнь и вот теперь, спустя столько лет, мы снова встретились, ни о чём не спрашивая просто лежали в постели и мысленно благодарили друг друга за незабываемую прохладу ещё парящей памяти-бабочки.

Моя грудь в его руке, посеянное в черноту небесной выси зерно луны за окном и наше непонятное счастье…