Защита Гурова - Николай Леонов

Весну тянуло на лето, ватники пришлось снять, с лагерной обувкой расстаться, дружки Стрижа неохотно прикупили Ивану пару штанов, линялую куртку, изготовленную очень далеко от России и проделавшую всю дорогу пешком, от чего иностранные слова истерлись, но шик дальних краев в вещичке остался. Старенькие кроссовки носили даже в Москве, можно считать, что Иван был одет по последней моде. Крутые плечи, короткая стрижка, ленивые движения и безразличный взгляд полностью завершали портрет только появившегося в России типа молодого бизнесмена, рэкетира, бандита, их в конце восьмидесятых годов путали. Правда, не хватало импортной тачки, якобы стоявшей за ближайшим углом, и пачки долларов, перетянутой резинкой, в кармане, в остальном внешний вид Ивана соответствовал.

«Старики» проводили очередное совещание и выгнали парня со двора. Иван, волоча ноги, продвигался по центральной улице, когда почувствовал, как его взяли под руку. То была не ментовская хватка, да и взяли лишь с одной стороны. Иван реагировал спокойно, не напрягся, взглянул на незнакомого мужчину, который шел рядом. Это был человек тридцати с небольшим, одетый по-столичному, дорого, но не броско, чуть выше Ивана, с безразличным выражением лица, свойственным оперативникам.

– У меня документы в полном порядке, – сказал Иван, не останавливаясь.

– Я знаю, Иван Сидорович, – ответил мужчина, изобразив улыбку. – Хотелось поговорить, подполковник Хазанов отзывался о вас как о человеке уравновешенном и благоразумном.

Подполковник Хазанов был заместителем начальника лагеря, из которого Иван недавно освободился. Как все оперативники мест заключения, Хазанов имел кличку Кум. Он вербовал заключенных, «слушал» лагерь, предупреждал побеги и кровавые разборки, иногда удачно, порой опаздывал. Хазанов беседовал с Иваном больше года назад, пытался склонить к сотрудничеству, но получил категорический отказ и оставил в покое. Иван Петров не знал, что подполковник записал его в особую тетрадь, которую время от времени показывал коллегам из бывшего КГБ. Кроме того, Хазанов держал рядом с Иваном Петровым агента, знал о заключенном много, считал перспективным. Когда заключенный, освобождаясь, порой попадал в агентурную сеть ФСБ, это считалось заслугой Кума, способствовало его продвижению по службе. Практически это была пустая работа, так как контрразведка вербовала агентов из числа освобожденных крайне редко. Освободившиеся являлись людьми крайне неустойчивыми, склонными к преступлениям и двурушничеству.

Капитан, остановивший Ивана, в успех предстоящего разговора не верил, просто выполнял рутинное задание, чтобы потом написать рапорт, мол, встреча состоялась, положительных результатов не дала.

– Иван Сидорович, зайдем в хату, на улице промозгло, – сказал оперативник.

– А чего же ты берешь меня прилюдно, люди-то видят, – равнодушно ответил Иван и достал из кармана спички, хотя он и не курил, но спички при себе всегда имел, выждал, пока капитан достанет сигарету, дал прикурить. – Топай, я за тобой пройду.

Капитан не привык к подобному разговору, хотел окрыситься, решил обиду проглотить, взглянуть, что из встречи получится.

Дом, в котором он держал конспиративную квартиру, находился в одном квартале, капитан, не оборачиваясь, поднялся на второй этаж, открыл замок и, получив легкий толчок в спину, влетел в квартиру.

– И в каких только вас школах обучают? – Иван вошел следом, запер за собой дверь. – Тебя мои кореша интересуют? Так Кум Хазанов должен был предупредить, я даже дерьмовых содельников не сдаю.

– Чай будешь? Знаю, что ханку не употребляешь, – сказал капитан, включил плитку, поставил чайник.

Иван опустился в потертое кресло, взглянул на хозяина внимательнее. По внешности он был не мент, а по манере работать – обыкновенный участковый.

– Значит, о приятелях разговора не будет. – Хозяин начал накрывать на стол. – Зазря, ты бы помог нам, мы в долгу не останемся.

– Пустое, – ответил Иван. – Коли ты обо мне разговор с Кумом имел, значит, и Стрижа знаешь. Он в законе, и дружки его соответствуют. Я для них чужой, они люди битые, языки не распускают, так что я не знаю ничего. Да и знал бы – не сказал, вы, уважаемый, адресом ошиблись. Сейчас в «Арсе», это киношка неподалеку, крутят фильм «Скованные одной цепью». Я кино люблю, сейчас там пребываю. Так что у нас на все ля-ля час отпущен. Говори, чего надо, и закругляемся. Я так понимаю, вас сюда за грехи сослали, вы от безделья совсем оборзели.

– Откуда такая речь культурная? – Капитан подвинул Ивану хлеб, тарелку с нарезанной колбасой.

– Книжку «Мойдодыр» читал. Кончайте крутить, говорите, чего надо?

– В Москву собираетесь?

– Ну? Я там родился, у меня вроде комнатушка имеется.

– На дорогу деньги нужны. Вы со своими дружками перед отъездом какой-нибудь ларек или магазин засадите…

– А вы ночью не спите с бабой, а порядок в городе блюдите. Что же, местные менты не знают, что в городе серьезные люди появились? Или вам нужно знать адрес и час, чтобы, ожидаючи, не простудиться?

– А ты нахал!

– А ты только сейчас понял? – Иван взял ломтик колбасы, понюхал, положил на тарелку. – Колбаса с чесноком. Как мне потом оправдываться, где я ее ел? Чего люди задумали, я не знаю, знать не хочу, на дело с ними не пойду. Если они меня возьмут с собой, дело известное, прикажут сторожа убить, кровью повязать, мне такое не годится. Я тюрьму и зону посмотрел, не Третьяковка, второй раз там нового и интересного не увидишь.

Капитан смотрел на Ивана и рассуждал, что через такого парня можно из этой дыры выбраться. Случайных людей в зоне хватает, освобождаются и с высшим образованием, и кандидаты наук. Но те люди от уголовного мира далекие и в оперативном деле бесполезны. Этот парень жесткий, но не блатной по крови. Из него при желании можно полезного человека изготовить, такие встречаются редко. Опять же не пьет, значит, на пятаки не разменяется. Как же его заинтересовать и от воровской группы отделить? И, главное, как представиться? К ментам парень относится презрительно, работать с ними не согласится.

Неожиданно все вопросы решил сам Иван Петров. Он прихлебывал чай, закусывал корочкой хлеба и смотрел на капитана так, словно не он кандидат на вербовку, а сам решает вопрос, связываться ему с хозяином квартиры или расстаться мирно и все забыть.

– Вы, как я понимаю, из контрразведки, шарите тут, пытаясь выловить подходящего исполнителя. Видно, вы не местный, из областного управления. Вам вставили фитиль и отправили сюда исправляться, а вы бездельничаете. И подобный фильтрационный пункт вообще дурак придумал. Приличный человек проскочит его, зажмурившись, серьезный вор не остановится, а мои приятели – исключение, о них разговора не будет. Я от них вечером уйду, ночным поездом двину в столицу.

– Не отпустят, – сказал хозяин.

– Со Стрижом договорюсь, остальные молчать станут.

– А как ты уедешь? Деньги на билет требуются.

– Деньги вы мне дадите, – усмехнулся Иван. – Телефончик шепнете, по которому я в Москве позвоню. Вам, уважаемый, начальству свое усердие доказать требуется. Хорошо будете себя вести, вы еще за меня орден получите.

– Ну ты и наглец! – У капитана даже дух захватило от возмущения.

– А я, между прочим, с вами вежливо разговариваю. Я вас прошу прийти на вокзал и взять мне плацкартный билет до Москвы, а телефон можете назвать, я запомню. Сейчас около пяти, после девятнадцати, каждый час ровно, то есть в семь, восемь, девять, вы будете ждать меня у кинотеатра «Арс», положите мне конверт в боковой карман куртки.

– Обманешь, – с сомнением пробормотал капитан.

– Могу, но советую рискнуть. – Иван отставил чашку, поднялся и вышел.

Объяснение с ворами прошло на удивление спокойно. Иван понял, что в споре с товарищами Стриж проиграл и они еще не решили, как избавиться от молодого чужого парня. И, хотя за каждым из них было «мокрое», лишнего никто на себя брать не хотел.

Когда пообедали, мужики остаканились, Иван неожиданно для них сказал:

– Каждый ведет свою охоту. Я, господа, не вашего окраса, дел ваших не знаю, если разрешите, то тихо уйду.

Воры любили уважительное отношение, а обращение «господа» их просто потрясло. Парнишка действительно ничего не знал, не убег втихую, а испросил разрешения. Они взглянули на Стрижа понимающе, мол, такой парень мог в душу запасть. Старший из присутствующих, вор в законе, кличку которого Иван не знал, мужчина лет пятидесяти, сипло сказал:

– Ты, пацан, головастик, может, из тебя вор и получится, пока иди своей дорогой. – Он вынул из кармана несколько мятых купюр, дружки добавили. – Возьми, на билет тут не хватит, однако вывернешься.

Иван взял деньги, низко поклонился, скрывая презрительную усмешку. Он не сомневался, у воров при себе имелись серьезные деньги. Но воры вели себя подобно членам ЦК КПСС: сначала обеспечить себя, родственников, заместителей, секретарей более низкого уровня, кончая уборщицей в райкоме. А что останется, если подобное случится, раздать рядовым членам, однако не каждому, в таком вопросе, как жополизство, уравниловка недопустима: одному баночка балыка, другому и частик в томате сойдет. Зря они вывеску над фашистским концлагерем изничтожили «Каждому – свое». Следовало ее в Россию перетащить и укрепить на Старой площади.