Комната с привидениями - Чарльз Диккенс

что наслаждение их надеть, — а тут приходится столько рассчитывать да высчитывать, пока решишься потратить шесть пенсов на что-нибудь самое простое и обыкновенное, а корзинка такая огромная, никак ее не наполнишь, а денег у меня так мало, ни на что не хватает… Ты меня, верно, за это ненавидишь, Дольф?

— Пока еще не очень, — сказал мистер Тетерби.

— Хорошо же! Я скажу тебе всю правду, — покаянно продолжала жена, — и тогда ты, пожалуй, меня возненавидишь. Я все ходила по холоду и смотрела, и вокруг было столько хозяек с большущими корзинками, и все они тоже ходили и смотрели, и высчитывали и приценивались. И так я из-за всего этого разогорчилась, что мне пришло на мысль: может, я жила бы лучше и была бы счастливее, если бы… если бы не… — Она снова начала вертеть на пальце обручальное кольцо и покачала низко опущенной головой.

— Понимаю, — тихо сказал муж, — если бы ты совсем не вышла замуж или если б вышла за кого-нибудь другого?

— Да! — всхлипнула миссис Тетерби. — Как раз это самое я и подумала. Теперь ты меня ненавидишь, Дольф?

— Да нет, — сказал мистер Тетерби, — пока еще все-таки нет.

Миссис Тетерби благодарно чмокнула его и опять заговорила:

— Я начинаю надеяться, что ты и не возненавидишь меня, Дольф, хоть я еще и не сказала тебе самого плохого. Уж и не знаю, что это было за наваждение. То ли я заболела, то ли вдруг помешалась или еще что, но только я не могла ничего такого припомнить, что нас с тобой связывает и что примирило бы меня с моей долей. Все, что у нас было в жизни хорошего и радостного, показалось мне вдруг таким пустым и жалким. Я бы за все это гроша ломаного не дала. И только одно лезло в голову: что мы с тобой так бедны, а надо столько ртов прокормить.

— Ну что ж, милая, — сказал мистер Тетерби и ободряюще похлопал ее по руке, — ведь, в конце концов, так оно и есть. Мы с тобой бедны, и нам надо прокормить много ртов — все это чистая правда.

— Ах, Дольф, Дольф! — воскликнула жена и положила руки ему на плечи. — Мой хороший, добрый, терпеливый друг! Вот я совсем немножко побыла дома — и все стало совсем иначе. Все стало по-другому, Дольф, милый. Как будто воспоминания потоком хлынули в мое закаменевшее сердце, и смягчили его, и переполнили до краев. Я вспомнила, как мы с тобой бились из-за куска хлеба, и сколько у нас было нужды и забот с тех пор, как мы поженились, и сколько раз болели и мы с тобой, и наши дети, и как мы часами сидели у изголовья больного ребенка, — все это мне вспомнилось, будто заговорило со мной, будто сказало, что мы с тобой — одно, и что я — твоя жена и мать твоих детей, и не может быть у меня никакой другой доли, и не надо мне другой доли, и не хочу я ее. И тогда наши простые радости, которые я готова была безжалостно растоптать, стали так дороги мне, так драгоценны и милы. Просто подумать не могу, до чего я была несправедлива. Вот тогда я и сказала, и еще сто раз повторю: как я могла так вести себя, Дольф, как я могла быть такой бессердечной!

Добрая женщина, охваченная глубокой нежностью и раскаянием, плакала навзрыд, но вдруг вскрикнула, вскочила и спряталась за мужа. Так страшно крикнула она, что дети проснулись, повскакивали с постелей и кинулись к ней. И в глазах ее тоже был ужас, когда она показала на бледного человека в черном плаще, который вошел и остановился на пороге.

— Кто этот человек? Вон там, смотри! Что ему нужно?

— Дорогая моя, — сказал мистер Тетерби, — я спрошу его об этом, если ты меня отпустишь. Что с тобой? Ты вся дрожишь!

— Я его только что видела на улице. Он поглядел на меня и остановился рядом. Я его боюсь!

— Боишься его? Почему?

— Я не знаю… я… стой! Дольф! — крикнула она, видя, что муж направляется к незнакомцу.

Она прижала одну руку ко лбу, другую к груди; странный трепет охватил ее, глаза быстро и беспорядочно перебегали с предмета на предмет, словно она что-то потеряла.

— Ты больна, дорогая? Что с тобой?

— Что это опять уходит от меня? — чуть слышно пробормотала миссис Тетерби, а потом отрывисто добавила: — Больна? Нет, я совершенно здорова. — И невидящим взглядом уставилась под ноги.

Мистер Тетерби вначале тоже невольно поддался испугу, и его отнюдь не успокаивало последующее странное поведение жены, но наконец он осмелился заговорить с бледным посетителем в черном плаще (а тот все еще стоял не шевелясь, опустив глаза).

— Чем мы можем вам служить, сэр? — спросил мистер Тетерби.

— Простите, я, кажется, напугал вас, — сказал посетитель, — но вы были заняты разговором и не заметили, как я вошел.

— Моя маленькая женушка говорит — может быть, вы даже слышали ее слова, — что вы сегодня уже не первый раз ее пугаете, — ответил мистер Тетерби.

— Очень сожалею. Я припоминаю, что видел ее на улице, но только мимоходом. Я не хотел ее пугать.

Говоря это, он поднял глаза, и в ту же самую минуту миссис Тетерби тоже подняла глаза. Странно было видеть, какой ужас он ей внушал и с каким ужасом сам в этом убеждался, но тем не менее не сводил с нее глаз.

— Меня зовут Редлоу, — сказал он. — Я ваш сосед, живу в старом колледже. Если не ошибаюсь, у вас квартирует один молодой джентльмен, наш студент?

— Мистер Денхем? — спросил Тетерби.

— Да.

То был вполне естественный жест, и притом мимолетный, его можно было и не заметить, но, прежде чем снова заговорить, маленький человечек провел рукой по лбу и быстрым взглядом обвел комнату, словно ощущая вокруг какую-то перемену. В тот же миг ученый обратил на него такой же полный ужаса взгляд, какой прежде устремлен был на его жену, отступил на шаг и еще больше побледнел.

— Комната этого джентльмена наверху, сэр, — сказал Тетерби. — Есть и более удобный отдельный ход, но раз уж вы здесь, поднимитесь вот по этой лесенке, — он показал на узкую внутреннюю лестницу, — тогда вам не придется опять выходить на холод. Вот сюда — наверх и прямо к нему в комнату, если хотите его повидать.

— Да, я хочу его повидать, — подтвердил ученый. — Не можете ли вы дать мне огня?

Неотступный взгляд его усталых, страдальческих глаз и непонятное недоверие,