Кому мы обязаны «Афганом»? - Аркадий Жемчугов

По прибытии в столицу ДРА члены делегации распределяются по частям и соединениям афганских правительственных войск и принимают активное участие в разработке и проведении боевых операций против мятежников, прежде всего, в провинциях Пактия и Пактика, где обстановка на тот момент была особенно острой. Опыт прибывших вовремя шурави пригодился при проведении операции в районе Зурмат и в деблокировании гарнизона правительственных войск в Ургуне.

Главе же делегации предстояло «поработать» с руководством ДРА.

20 августа. И. Г. Павловский встречается с X. Амином, который показался ему «человеком энергичным, напористым, активным и хорошо разбирающимся в военных вопросах».

В ходе состоявшейся беседы X. Амин поднимает вопрос о том, что в районе Кабула сосредоточено большое количество войск, в том числе с тяжелым вооружением — танковые, артиллерийские и другие части, которые правительство могло бы перебросить в другие районы для борьбы с контрреволюцией. Но только в том случае, добавляет он, если Москва согласится выделить 1,5–2 тысячи спецназовцев, которых можно было бы разместить в крепости Бала-Хисар. Но это еще не все.

X. Амин признается, что расчеты зенитных батарей, прикрывающих Кабул и располагающихся на господствующих высотах вокруг столицы, крайне неблагонадежны, и просит заменить их советскими расчетами.

21 августа. И. Г. Павловский отправляет Д. Ф. Устинову шифровку, в которой информирует о беседе с X. Амином и его просьбах, а также высказывает свое мнение — «вводить войска нецелесообразно».

«По ответной реакции Дмитрия Федоровича, — вспоминает он, — я понял, Москва не доверяет Амину».

23 августа. X. Амин вновь принимает И. Г. Павловского, который сообщает о решении Москвы. Но это не смущает афганца, который с прежней напористостью пытается убедить собеседника в том, что ввод советских войск в Кабул позволит высвободить одну из двух дивизий Кабульского гарнизона для борьбы с мятежниками.

10 сентября. Афганская делегация во главе с Н. М. Тараки, возвращавшаяся на родину из Гаваны с конференции глав неприсоединившихся государств, делает кратковременную остановку в Москве. В аэропорту ее встречают Л. П. Богданов и А. Петров, сотрудник 111 У, владеющий языком дари.

В 1978–1980 гг. Леонид Павлович Богданов, в то время — полковник, возглавлял представительство КГБ СССР в Кабуле. Летом 1979 г. пребывал в очередном отпуске в Москве. Перед возвращением в афганскую столицу «приехал в управление, ознакомился с последними телеграммами и пришел к выводу, что Амин готовит переворот с целью отстранения от власти Тараки. Своими соображениями я поделился с генералом Медяником и сказал ему, что мне надо встретиться с Тараки, когда он будет возвращаться в Кабул, и предупредить его об опасности. Однако эту идею не поддержал начальник ИГУ В. А. Крючков. Он сказал, что Тараки должен принять Брежнев, поэтому мельчить не будем. Однако через некоторое время меня вызвал Медяник и сказал, что докладывали мое предложение Андропову, который находился на отдыхе в Кисловодске, и он сказал, что надо встречаться. После обсуждения этого вопроса мы пришли к выводу, что мне встречаться с Тараки не следует.

Так как я официальное лицо, причем не владеющее дари, надо было общаться через переводчика, а вопрос сугубо деликатный. Решили, что с Тараки встретится наш сотрудник Александр Петров, который раньше находился у него на связи».[173]

«10 сентября во время возвращения афганской делегации из Гаваны мы с Петровым поехали в аэропорт Шереметьево-2, встретили Тараки и сопровождавших его лиц, а затем вместе с ними приехали в гостевой домик на Ленинских горах. Войдя в дом, я сразу увидел посланца Амина, который стал размахивать руками и кричать: «Тарджумана, тарджумана!» (переводчика). Я остановил его и попросил Петрова перевести наш разговор. Афганец сказал, что должен передать мне на словах сообщение, но переводчиком должен выступать Тарун. Все, что он скажет при Таруне, неправда. Затем Петров отошел, а я остался наедине с афганцем. Буквально через минуту появился Тарун. Когда я уезжал в отпуск, он занимал должность начальника полиции, теперь же он выступал в качестве начальника секретариата Тараки. Я поприветствовал его и спросил, не сможет ли он помочь, так как афганский товарищ мне что-то хочет сообщить, а переводчика рядом нет. Тарун охотно согласился. Мы прошли в спальню и афганец сказал, что уполномочен сообщить советским товарищам: против Амина в Кабуле четырьмя министрами подготовлен заговор с целью отстранения его от власти. Сообщив эту информацию, афганец сразу же ушел, а Тарун в развитие разговора сказал, что Тараки уже совсем выжил из ума и ничего уже не контролирует. Я, конечно, был удивлен тем, что ближайший помощник генерального секретаря ЦК НДПА высказывает подобные оценки, но решил воздержаться от комментариев. Потом, когда Тарун куда-то ушел, афганец вновь разыскан меня и через нашего переводчика из протокола сообщил мне, что не «четверка», а Амин в Кабуле готовит заговор против Тараки и его сторонников. Я доложил результаты разговоров руководству и уехал домой, а Тараки поехал на встречу с Брежневым».[174]

В тот же день, 10 сентября. Л. И. Брежнев встречается с Н. М. Тараки. Беседа двух генсеков предельно откровенна и сугубо доверительна.

Л. И. Брежнев показывает своему афганскому другу секретный документ, который, как он поясняет, передал ему Председатель КГБ Ю. В. Андропов. В документе выражается серьезная озабоченность тем, что в руках X. Амина оказывается практически неограниченная власть в ДРА, а это чревато самыми негативными последствиями для судеб Апрельской революции. Ситуация, разъясняет Л. И. Брежнев своему другу, когда страной, ее вооруженными силами и органами госбезопасности заправляет кто-то, а не Генеральный секретарь ЦК НДПА, крайне опасна для самого генерального секретаря. И мириться с таким положением вряд ли целесообразно.

Н. М. Тараки ничего не остается, как только согласиться с доводами своего друга шурави.

В тот же день, 10 сентября. Н. М. Тараки после встречи с Л. И. Брежневым возвращается на Ленинские горы. Там его поджидает давний знакомый А. Петров, который, что называется, открытым текстом предупреждает афганского лидера о том, что X. Амин замышляет против него заговор с целью отстранения от власти. Поблагодарив сотрудника КГБ за важную информацию, Н. М. Тараки замечает:

«Не беспокойтесь, передайте руководству СССР, что я пока полностью контролирую ситуацию, и ничего там без моего ведома не случится».[175]

И добавил: «Когда я с Брежневым беседовал, он намекал мне на что-то, но я его не понял».[176]

Из воспоминаний В. Курилова:

«Проводя работу по изучению наших курсантов, я выявил несколько ребят, которые, как оказалось, люто ненавидели Хафизуллу Амина. Один из них, двадцатипятилетний выпускник Кабульского университета, по имени Асад, как-то во время занятий шепнул мне:

«Поговорить надо… Не верьте Хафизулле Амину, он — враг народа, он — фашист. Знаете, сколько невинных людей убито по его приказу? Он хочет убить… Тараки. Он хочет убить его в аэропорту, когда тот прилетит из Советского Союза. Будут стрелять прямо около самолета…»

Меры по предотвращению террористического акта в Кабульском аэропорту были приняты. Нашей резидентурой была проведена сложная многоступенчатая операция по доведению до сведения Амина информации о том, что замысел покушения на Тараки известен окружению последнего, и что по этому поводу предприняты соответствующие меры безопасности. Одновременно до окружения Тараки были доведены сведения о том, что некие контрреволюционные силы хотят организовать физическое устранение лидера в Кабульском аэропорту…

Операция по доведению информации прошла успешно, были получены данные о том, что Амин, якобы, решил отказаться от силовой акции в аэропорту. Однако на всякий случай небольшую группу ребят из нашего Отряда все-таки переодели в гражданское и, на всякий случай, направили в аэропорт в числе сотрудников посольства, сопровождавших нашего посла…

Рассредоточившись в толпе встречающих чиновников и представителей дипломатического корпуса, мы наблюдали, как самолет афганской авиакомпании «Ариана» сделал над аэропортом положенное количество кругов, затем снизился и пошел на посадку. Наконец, самолет подрулил к зданию аэропорта.

Нур Мухаммад Тараки в строгом черном костюме, в белой рубашке и при галстуке ступил на трап, остановился, и сверху, улыбаясь, помахал всем рукой. По-моему, он был немного «подшофе». Затем он стал, осторожно перебирая ногами, сходить по лесенке трапа.

Ковровая дорожка. Почетный караул. Оркестр. Все как у нас!