Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

class="p1">Дипломатическое маневрирование его с советскими чиновниками некоторых смущало. Но надо отметить, что даже зарубежные корреспонденты, которые делили наших архиереев на преданных Церкви и «предателей» (хорошо так делить из-за океана в спокойных кабинетных условиях), считали владыку Никодима «личностью неразгаданной».

Так вот, в тот момент митрополит Никодим меня знал и рекомендацию в семинарию мне дал. Бедное семинарское начальство оказалось в сложном положении: с одной стороны, при моих документах имелась рекомендация митрополита Никодима, а с другой стороны, в том же личном деле было напечатанное на машинке краткое содержание газетного на меня фельетона. В этот момент митрополит был где-то за границей. По возвращении его у нас состоялся разговор. Владыка Никодим пояснил мне, что существуют круги, заинтересованные в том, чтобы меня в семинарии не было. И бездействовать они, конечно, не будут.

Оставался один-единственный выход – найти архиерея, который согласился бы рукоположить меня в священный сан без официального семинарского образования, только на основе самостоятельной подготовки, – вспоминает о. Евгений. – И такой архиерей нашёлся! Это был весьма уважаемый иерарх – архиепископ Иркутский Вениамин. Человек глубокой, строгой духовной жизни, он пользовался огромным авторитетом среди верующих (и не только в Иркутской епархии!). Его любвеобильность, молитвенность, общительность создавали вокруг него такую атмосферу, что после общения с ним каждый человек чувствовал себя обновлённым.

В жизни он много претерпел за веру. После войны был репрессирован и десять лет пробыл на Колыме. Как известно, живыми оттуда возвращались немногие. Когда он работал в шахте, там однажды произошла авария, во время которой его травмировало глыбой в грудь. После относительного выздоровления он был признан непригодным к физическому труду, и его оставили при санчасти в качестве фельдшера. Служба в санчасти лагеря не только спасла жизнь владыке, но и дала всё-таки возможность тайно молиться. Нательного креста носить не разрешали, иметь иконы – тем более. Чудом сумел владыка сохранить в заключении иконку Божией Матери, напечатанную на тонкой бумаге. В лагере часто делали обыски. Чтобы утаить свою единственную святыню от надзирателей, он складывал её тонкими узкими полосками – «гармошкой» – и зажимал между пальцев, поднимая руки вверх. Видя такую откровенность, обыскивающие не требовали раздвинуть пальцы. Тогда была бы беда. Но Бог хранил. На настольном календаре владыка нарисовал медицинский крест красного цвета, а для маскировки сделал надпись: «Чистота – залог здоровья». В удобный момент на эти крест и иконку он молился. Когда владыка стал Иркутским архиереем, этот самодельный календарь сохранялся на память на его письменном столе.

Много перестрадавший сам, владыка живо откликался на человеческие страдания и всегда был готов протянуть руку помощи. В приезжавших клириках он видел прежде всего священников, служителей Бога. Встречал их радушно, сажал с собой за стол, предлагал ночлег и старался окружить домашним теплом, как дорогого гостя. В то же время все это не значило, что владыка был чрезмерно мягким и безвольным. Далеко не так! Со всем этим он умело сочетал строгость и требовательность. С глубокой благодарностью я буду помнить этого человека всю жизнь. В осеннюю Казанскую 1967 г. в Знаменском соборе города Иркутска архиепископ Вениамин рукоположил меня в священники».

За свои самостоятельные действия иркутский владыка Вениамин и сам принял на себя такое же гонение. К нему неоднократно приходили с вопросами: «А вы, когда принимаете людей в епархию для рукоположения в священный сан, хотя бы спрашиваете документы и интересуетесь ли их прошлым? Ведь могут приехать люди неблагонадёжные!»

Спустя некоторое время в областной газете появилась погромная статья против Церкви: «А пастыри кто?» Бедного владыку Вениамина трясли по политическим обвинениям, результатом которых в послевоенные годы был концлагерь на Колыме. К старому нелепому обвинению в сотрудничестве с Гитлером было добавлено и новое: владыка Вениамин, дескать, подбирает кадры духовенства из неблагонадёжных людей.

Такой удар принял на себя престарелый архиерей только за то, что позволил себе самостоятельно решить, что рекомендуемый человек достоин священного сана. Вскоре владыку Вениамина перевели в другую епархию [174] .

Другим узником ГУЛАГа, гостившим у владыки Никодима, был митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов, 1893 г. рожд.) Ко времени Поместного собора 1971 г. ему уже было «крепко за 70». В его биографии сказано: «С 1933 по 1942 гг. управлял Донской и Новочеркасской епархией; с 1943 по 1956 гг. епархией не управлял». Как пишет архиепископ Василий (Кривошеин), «владыка Иосиф был под немецкой оккупацией и сидел в лагерях, этого власти не любят (хотя, как говорят, местный уполномоченный предлагал ему: «Выставляйте Вашу кандидатуру в Патриархи, мы Вас поддержим», на что митрополит Иосиф ответил: «Мне вашей поддержки не надо!»)» [175] .

Как и архиепископ Вениамин, митрополит Иосиф сослужил владыке Никодиму в Свято-Троицком соборе Александре-Невской Лавры. Однажды правящий архиерей попросил своего опального гостя во время всенощного бдения возглавить литию. Митрополит Алма-Атинский из алтаря через царские врата шествует со свитой в конец храма, где у притвора начинается лития. Книгодержец открывает архиерейский чиновник, и владыка Иосиф начинает читать молитву: «Владыка, Многомилостиво…» Текст обычный; его читают в храмах «от Москвы до самых до окраин». Но вот начинается перечень местночтимых святых угодников Божиих. И тут происходит «системный сбой». Владыка привык у себя в епархии к одним именам, а здесь в тексте – совсем другие. И вот на весь храм звучит на одном дыхании, без паузы:

– … преподобного Мартирия Зеленецкого… А это кто такой?

– … преподобного Александра Свирского… А этот откуда взялся?

– … преподобного Антония Дымского… А этого вообще не знаю!

– … преподобного Арсения Коневского… Про этого никогда не слышал.

Впрочем, владыка Никодим привечал не только «отсидентов»-архиереев, но и расконвоированный монашеский клир. В гостях у владыки часто бывал архимандрит Клавдиан (настоятель храма в Старой Руссе) и о. Павел Груздев.

После назначения митрополита Никодима на Ленинградскую кафедру отец Павел – всегда желанный гость в митрополичьих покоях в здании Ленинградских Духовных школ на Обводном канале. Конечно, только глубокая вера могла соединить таких совершенно разных и по возрасту, и по жизненному опыту людей, как митрополит Никодим и отец Павел. Владыка Никодим хлопотал за священника «с клеймом заключённого» ещё будучи ярославским архиереем. Отец Павел, всю жизнь гонимый, был ещё просто по-человечески благодарен владыке Никодиму за его отношение к нему, «каторжнику». Приедет в Ленинград, зайдёт в митрополичьи покои, одет как всегда, зимой – тулуп и валенки, а летом вовсе босой. Встанет позади всех. А владыка Никодим за трапезу приглашает, всегда о. Павла посадит рядом с собой: