Зимняя корона - Элизабет Чедвик

– Научи его, как себя вести! – рыкнул он в сторону Алиеноры. – Или я сам вобью в него правила поведения. – Затем попало и Амлену. – А ты, дурак, к чему потакаешь этой блажи? Ты еще хуже, чем они! – С этими словами Генрих отбросил обломки меча на пол и, кипя гневом, вышел из комнаты.

Ричард смотрел ему вслед и дрожал, как гончая, но не от страха. Алиенора хотела заключить его в объятия, однако удержалась. С самого раннего возраста Ричард воздерживался от слез и плакал только в крайних случаях и лишь тайком или на пышной груди Годиерны. С Алиенорой он всегда вел себя стойко и гордо.

– Не огорчайся, – сказала она ему. – Твой отец был рассержен по другому поводу, а ты ворвался сюда в неудачный момент и к тому же повел себя невоспитанно. Тебе нужно научиться сдерживать себя, раз ты собираешься стать великим правителем и повелевать другими людьми.

Ричард выпятил нижнюю губу:

– А папа себя не сдерживает.

– Это неправда. Тебе не следовало вбегать сюда, словно дикое животное.

– Он сломал мой меч!

– Потому что ты плохо себя вел. – Алиенора все-таки не устояла перед желанием прикоснуться к сыну и легонько погладила его по волосам. – Я попрошу кого-нибудь из оруженосцев сделать тебе новый меч. А сейчас беги к Годиерне, она помажет тебе чем-нибудь лицо. Об обязанностях принца мы потом с тобой поговорим.

Когда няньки увели Ричарда и Жоффруа, Амлен, хранивший до сих пор молчание, спросил:

– Госпожа, почему у короля такое плохое настроение?

Алиенора поведала ему об отказе Бекета от должности канцлера.

– А что вы скажете об этом?

Амлен нахмурился:

– Человек не может смотреть одновременно в две противоположные стороны, и также невозможно служить двум хозяевам, которые добиваются противоположных целей. Очень боюсь, что перед нами скользкий склон. Буду молиться, чтобы это оказалось не так.

– Да, помолиться всегда можно, – с циничной усмешкой ответила Алиенора.

Амлен потер шею:

– Пойду-ка я найду Генриха, узнаю, не нужно ли что-нибудь пока сделать.

Когда он ушел, Алиенора села под окном, с лицом задумчивым и тревожным.

На конюшенном дворе брат короля Вильгельм стоял возле Изабеллы – стоял так близко, что их мантии соприкасались.

– Я давно мечтал поохотиться с вами вместе, – сказал он.

Изабелла опустила глаза, изображая скромность. На его слова она не ответила взаимностью, но Вилл как будто и не заметил. Его больше интересовало то, что говорит он сам.

– Когда я стану вашим мужем, мы часто будем ездить на охоту.

Она пробормотала какую-то ничего не значащую фразу.

Его взгляд стал хищным.

– Я покажу вам мир, в который ваш первый супруг не был вхож. Я покажу вам разницу между мальчиком и мужчиной.

Лицо Изабеллы было как будто вырезано из камня. Настоящий мужчина не стал бы превозносить себя за счет другого. Вильгельм уже изучил хартии и условия, на которых она владела своими землями, он вовсю знакомился с ее рыцарями и вассалами, говорил с ними так, будто Изабелла не имела больше собственного голоса, и завоевывал среди них популярность красивыми словами и взятками. Она слышала, что и своим вассалам он наобещал щедрые дары. Каждый раз, когда Изабелла пыталась представить себе, как будет жить с ним, делить постель, сидеть рядом в церкви и за столом, ей становилось тошно.

Вильгельм подал знак, и конюхи стали выводить лошадей, оседланных и готовых тронуться в путь: поджарого вороного мерина для нее и Карбонеля, любимого буланого жеребца ее покойного мужа, для Вилла. Изабелла ужаснулась. Если Вильгельм сядет на иноходца Гильома, это будет кощунством в ее глазах. А то, что он приказал взнуздать Карбонеля, не имея такого права, привело ее в ярость.

– Милорд, – сказала она, – эта лошадь принадлежала моему покойному мужу. Я бы предпочла, чтобы вы выбрали себе другую.

Он пренебрежительно дернул плечом:

– Я и сам знаю, что это был жеребец вашего супруга. Вообще-то, я думал, что вы только рады будете, если на нем поеду я, потому что он никак не годится для дамы.

Изабелла ненавидела конфликты, но, если было нужно, умела стоять на своем.

– Мы еще не обвенчаны, милорд. Я прошу вас подождать до тех пор, пока у вас будет право на коня. И я легко справляюсь с ним.

Вильгельм скривил губы:

– Мы обвенчались бы несколько лет назад, если бы не проволочки с вашей стороны, миледи. Поскольку вскоре мы все-таки соединимся, я не вижу причин дожидаться того, что и без того мое.

Он подсадил Изабеллу на вороного и вставил ее ногу в стремя. При этом он намеренно задержал пальцы на ее лодыжке, демонстрируя, что она его собственность. Изабелла отодвинула ногу. Вильгельм косо усмехнулся и отвернулся, чтобы сесть на буланого иноходца. Злобный рывок поводьев заставил коня вывернуть голову так, что мундштук врезался ему в плоть.

Изабелла побледнела. Она не хотела ехать с будущим супругом на охоту, но отказаться значило бы опустить руки. Может, Вильгельм чуть-чуть успокоится после того, как блеснет перед ней своим молодечеством. Она заставила себя проглотить неприязнь, но не сдержала возмущенного возгласа, когда заметила кровь на губах Карбонеля и то, как иноходец вращает глазами.

– Нужно показывать лошади, кто хозяин, – сказал Вильгельм.

– Моего мужа Карбонель всегда слушался, – ответила она. – Гильому не приходилось использовать шпоры или кнут.

Вильгельм заносчиво вскинул голову:

– Значит, ему повезло, миледи. К тому же он больше не ваш муж. Вы вдова.

Колкость оскорбила Изабеллу до глубины души и лишила дара речи. Вероятно, Вильгельм решил, что успешно поставил ее на место, и продолжил путь, пространно описывая, как он собирается воспользоваться графским титулом. Чем дольше Изабелла слушала, тем сильнее становилось ее отвращение к брату короля – не потому, что его планы были несбыточны или глупы, а потому, что он уже определил для себя, что ее имущество будет принадлежать ему и он станет единолично им распоряжаться.

Тропа, по которой они скакали, вела через луг, пестрящий ромашками, одуванчиками и вероникой. Вдруг из-под копыт Карбонеля прыснул зайчонок. Иноходец, уже взмыленный и утомленный, взвился на дыбы, рванулся в сторону и несколько раз взбрыкнул, и его последний прыжок выбросил Вилла из седла. Он плюхнулся на землю с такой силой, что у него из легких вышибло воздух, и затрепыхался беспомощно, словно рыбина на берегу. Ястреб Вильгельма, привязанный к его запястью, отчаянно забил крыльями. Изабелла в ужасе закрыла рот рукой, и в то же время ей пришлось бороться с желанием расхохотаться.

Оруженосец Вильгельма помчался вслед за пыльным облаком, которое поднимал на скаку Карбонель.

– С моим первым мужем он никогда так не делал, – проговорила Изабелла. – Вы сильно ушиблись?

При помощи другого оруженосца Вильгельм встал на ноги. Перепуганного ястреба он отдал кому-то из слуг и отряхнул запачканные грязью одежды.

– Нет, милостью Божьей, – оскалился он.

Ему подвели лошадь оруженосца, но пришлось подсаживать его в седло, потому что он все еще не оправился после падения.

Охоту прервали, вся компания поскакала обратно в Шинон. Вильгельм был так зол, что с Изабеллой почти не разговаривал. Она не пыталась поднять ему настроение, молча ехала рядом. Когда он упал, ее охватило злорадство, но очень скоро всякое желание смеяться пропало. Если Вильгельм сейчас так себя ведет, то что будет после того, как они поженятся?

Они уже спешивались перед конюшнями, когда их наконец догнал оруженосец с Карбонелем в поводу. С подрагивающих боков буланого стекал пот, и он хромал на заднюю правую ногу. Сердце Изабеллы защемило от жалости.

Вильгельм с осторожностью спустился с коня и, прижимая ладонь к ребрам, встал перед замученным иноходцем.

– Этот конь годится только на мясо для собак, – процедил он и приказал конюху: – Забить его и скормить гончим!

– Нет! – Больше Изабелла не могла молчать. – Карбонель принадлежит мне, и я сама буду решать, как с ним поступать. – Она обратилась к конюху: – Расседлай его и займись его здоровьем. Немедленно!

Конюх стоял в растерянности. Он оказался между двух огней.

Вильгельм воззрился на Изабеллу:

– На нем нельзя ездить. Конь ни на что не годен.

– Тогда пусть никто на нем не ездит. Я не давала вам своего позволения на это, и даже если вам он кажется ни на что не годным, для меня он дороже золота. – Она опять кивнула конюху, и на этот раз он повиновался.

Вильгельм оскалил зубы:

– Клянусь Богом, все изменится, когда мы станем супругами! Вас надо научить уму-разуму и сделать из вас послушную жену. Слишком долго вы находились в обществе моей сестры! – По-прежнему придерживая себя за бок, он поковылял прочь со двора.

Изабелла глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. Ей нужно было позаботиться об иноходце. Она зашла в конюшню. Карбонель беспокойно переступал в стойле. Он все еще был взвинчен после происшедшего. Конюх тихо поглаживал его по крупу и что-то ласково приговаривал.