Тим Бёртон: Интервью: Беседы с Марком Солсбери - Тим Бёртон

Одна из черт характера Эда, которая мне близка и симпатична, — одержимость тем, что ты делаешь, до такой степени, что это становится каким-то странным наркотиком. Так происходило и с каждым фильмом, который я снимал: он захватывает тебя целиком, тебе кажется, что ты делаешь величайший шедевр. Тебе необходимо так думать, однако подобные мысли могут совершенно не совпадать с восприятием твоего фильма всеми остальными. Да, я определенно испытывал и испытываю такие чувства. Еще и поэтому я так восхищаюсь Эдом и людьми из его окружения — они что-то делали.

Если я вижу некое изделие, произведение живописи, фильм — что угодно — и знаю, какие трудности пришлось преодолеть создавшему их человеку, я восхищаюсь им. Не столь важно, нравится мне это или нет, я просто восхищаюсь тем, что кто-то делает вещи, которые не способно сделать большинство других. Есть, например, люди, творящие причудливые скульптуры из автомобилей, брошенных в пустыне. Мне кажется, они достойны восхищения больше, чем кто-либо.

Помню, как во времена «Ганзеля и Гретель» меня донимало множество людей, судивших о моей работе и повторявших, что, мол, это не так-то плохо. Я же говорил себе: «Пропади все пропадом! Ты ведь что-то делаешь. А может быть, ты и прав, просто делай хоть что-нибудь!» Люблю, когда люди делают дело. Сейчас слишком многие поджидают удобного случая, вокруг крутится масса репортеров, которые выносят свои суждения по всякому поводу, — куда больше стало людей, не занятых конкретным делом. Похоже, в мире теперь намного больше экспертов и намного меньше созидателей. Мне это не нравится. А в «Эде Вуде» тон несколько эксцентричный, потому что Эд просто проходит сквозь весь фильм, сохраняя оптимизм.

Картина заканчивается на очень бодрой, радостной ноте: Эд думает, что «План 9» — величайший фильм из когда-либо созданных. В действительности же история Эда Вуда впоследствии становится все более и более трагической: его жизнь так плоха, в ней так много ненужного, и она делается еще хуже, но мы просто даем герою быть самим собой, и на этом фильм заканчивается.

Всем персонажам Бёртона присуща двойственность: в Эде больше всего бросается в глаза его трансвестизм.

Эта его особенность показана, хотя я стараюсь не слишком акцентировать на ней внимание. Не хочу судить о людях, тем более если их люблю и недостаточно хорошо знаю. Это часть его жизни, и она присутствует в фильме. Мне никогда не нравилось, что трансвестизм подается в кино в виде легкой шутки, не знаю уж почему.

Но и хорошей шутки я из этого делать не хотел. Наверно, это может показаться смешным. Эд любил такие штучки, хотя и был гетеросексуален. Понять это можно: женская одежда более удобна. Чтобы убедиться, достаточно зайти в магазин, где торгуют одеждой: та, что предназначена для женщин, — самая лучшая. А мужская одежда остается неизменной на протяжении многих лет. Самые лучшие ткани опять-таки для женщин. Причины трансвестизма не так трудно понять, и он составлял часть жизни Эда. Здорово, что окружавшие его люди, как правило, просто с этим мирились.

В фильме есть один эпизод, который мне очень нравится. В сущности, ничего особенного, но мне он полюбился еще при чтении сценария: Эд признается своей жене Кэти, что он трансвестит, и она просто принимает это к сведению, не возмущаясь. Вроде бы незначительный момент, но для меня он сродни импровизации. Перехватывает дыхание от этого безоговорочного принятия странности близкого человека — в жизни такое не часто встретишь. Люди редко принимают тебя таким, какой ты есть, и когда принимают, пусть даже на подобном незамысловатом уровне, это здорово.

Фильмы Бёртона можно рассматривать как, по сути своей, мультипликацию с актерской игрой. С другой стороны, «Эд Вуд» — это прежде всего фильм о действительно существовавших людях.

В этом смысле здесь есть, конечно, отход от традиции: показаны реальные люди, но я ко всем своим героям отношусь как к вполне реальным людям — для меня это обязательная часть процесса. Мне необходимо верить, что все они настоящие, из плоти и крови, но очень важно, что они подлинные именно в моем понимании. На самом деле это не так. Если вы прочитаете «Кошмар исступления», поймете: самое замечательное в истории этих людей то, что в ней нет сюжета. Книга представляет собой ряд воспоминании, причем мемуаристы довольно смутно помнят то время. Один из них говорит одно, другой — другое, мнения порой противоречивы, что, по-моему, весьма в духе главного героя, но у всех этих творцов иллюзорных успехов вполне оптимистичный подход к делу, что-то вроде: «Давайте-ка устроим настоящее представление!» Я всегда воспринимал это как некий странный фильм в духе Энди Харди[86], наверное потому, что сам именно так относился к подобным людям.

Их никогда не рассматривали всерьез, да и вообще не считали настоящими людьми. И они были настолько не от мира сего, что помнят меньше, чем я, если такое вообще возможно. И это позволило мне расправить крылья. Так, здесь не идет речь о документальном изображении жизни Орсона Уэллса. Когда умер Эд Вуд, в газетах-даже не сообщили о его смерти. Он умер в своем маленьком домике от сердечного приступа во время трансляции футбольного матча. Люди даже не знали, кто он.

Первоначально фильм собирались снимать на киностудии «Коламбиа пикчерз», но когда Бёртон решил сделать его черно-белым, руководитель студии Марк Кантон не согласился на это, поставив условием, чтобы студия имела преимущественные права на картину. Бёртон же настаивал на своем полном контроле над всем процессом, в результате в апреле 1993 года, за месяц до запланированного начала съемок, Кэнтон потребовал перепродажи прав на фильм. Все студии невероятно возбудились: «Уорнер», «Парамаунт», «Фокс» — все хотели перекупить проект, но Бёртон решил принять предложение киностудии Диснея, ранее продюсировавшей «Кошмар перед Рождеством». Определив бюджет в 18 миллионов долларов — не очень высокий по нынешним меркам, — боссы диснеевской студии полагали, что не слишком сильно рискуют, предоставив Бёртону полную творческую независимость. Он начал съемки в августе 1993 года.

Ни один другой фильм мне не было так трудно запустить, как «Эд Вуд». А сначала казалось, что он будет самым легким, я же собирался работать без гонорара, только за проценты. Никакой совсем уж несусветной экзотики там нет. И, поверьте мне, когда я читал сценарий, он показался мне очень хорошим, ничуть не более странным, чем то, что я снимал раньше. Без сомнения, этот фильм был едва ли не самым дешевым со времен «Пи-Ви»: большинство актеров согласились работать за небольшие деньги.