Киндер, кюхе, кирхе (СИ) - "Андрромаха"

- Больно? Сейчас дам что-нибудь… анальгин.

Но Олег безучастно качал головой. Мишка затянул раны, бережно уложил перевязанные кисти к себе на колени, накрыл своими ладонями и наклонился, укрывая, защищая их грудью от этого мира.

- Я люблю тебя – любого! – заговорил он, опускаясь лицом всё ближе к бинтам и слабея от слез. – Давай Юрку бросим. Просто бросим и всё! Деньгами будем помогать, а встречаться – нет. Его Светка вырастит: он уже не маленький, она его любит. Может, я когда им помогу, а тебе и знать этого не обязательно. А меня – бей, если тебе надо! Я вон какой здоровый, что мне станет!?

- Нет, – голос Олега был отрешенным. - Если ты мне не веришь, то – всё!...

Мишка собирался сказать что-то неискреннее, утешающе-слащавое, что говорят маленьким детям и безнадежным больным, но, подняв взгляд, встретил переполненные отчаянной боли глаза Олега и осекся. И потом сказал очень твердо и очень серьезно:

- Лёль, давай ты мне всё расскажешь. Всю правду. С самого начала.

- Я ни разу его не ударил, - Олег вздрагивал от начинающей бить его плечи лихорадки. - НИ РАЗУ. Никогда. Я скорее покончу с собой, чем подниму на него руку. Ты на нем синяки искал? Тогда, у Игоря.

Мишка опустил глаза и молчал. Но Олег требовательно повысил голос:

- Искал?

- Да, - тихо выдохнул Мишка.

- Нашел?

- Нет.

- Их не было. И быть не могло. Это – мамины страхи. И Наташкины. И как-то они еще стали твоими. Я сам всё время жил под этим страхом. Оттого и детей не хотел. …Знаешь, я всё тебе расскажу.  Но только… когда темно станет, ладно? Я не могу при свете.

- Темно теперь в августе станет. Белые ночи же!

- Ну… подождем.

- Ладно. А сейчас едем к Игорю. Там один порез – глубокий, нужно шить.

   *   *   *

Бывают дни, когда начинаешь хуже думать о человечестве.

Смена у Игоря выдалась муторной. Едва он расписался в журнале дежурств и переоделся в спецуху, как приняли звонок из ресторана: на юбилее высокопоставленного чиновника у одного из гостей случился приступ панкреатита. Круглощекого молодого мужика рвало и колотило от боли и страха. Игорь ставил ему но-шпу, пристраивал под дорогой пиджак пакет со льдом и думал: это сколько ж надо было выжрать к семи часам вечера, чтоб так скрутило?!

Мусоля в руке большую купюру, подошел именинник:

- Что с ним, Док?

- Госпитализируем. Хирурги скажут.

- А может – промывание? И потом мой водитель отвезет его домой? А то пойдут слухи, что я палёную водяру на столы поставил….

Игорь брезгливо поморщился:

- А если он через два часа «кони двинет»? Впрочем, как хотите: пусть он пишет отказ от госпитализации, и – разбирайтесь сами!

Чиновник спрятал в карман свою деньгу, отвел глаза и, махнув рукой, ушел обратно в зал.

Пока сдавали страдальца в приемный покой, поступил вызов на «гипертонический криз». Криза там не было. Одинокая бабка ждала, чтоб померили давление, выслушали да посочувствовали, что ее совсем бросили взрослые дети. Потом был сломавший ногу паркурщик. За  ним - пьяная беременная, которая посралась с собутыльниками, но пока скорая ехала – успела помириться, раздумала жаловаться на здоровье и, дыхнув врачу в лицо сивухой, предложила выпить за знакомство. От начала смены прошел час, а Игорь, уже злой и умотанный, еще даже свой тормозок* не успел донести до холодильника. Когда машина, наконец, остановилась перед станцией скорой, он увидел у подъезда две знакомые фигуры.

- Привет! Вы чего?

Миша чуть посторонился и вытолкнул вперед себя Олега. Обе его кисти были плотно запеленаты бинтами. Игорь помрачнел:

- И – что?

- Перевязка нужна. Там – кровит, - промямлил Мишка.

- Я разгребать за вами не нанимался! – вспылил Игорь и пошел к крыльцу.

- Мы поняли. «Спасибо!» - буркнули ему в спину.

В дежурке было пусто. На крошечной кухне сменившаяся еще час назад врачиха точила лясы с кастеляншей. Игорь смелой рукой сгреб ее в объятия:

- Мам Даш, выручай! Подмени на полчаса: приятеля надо к врачу отвести. Я отслужу потом, окей?

Пожилая усталая женщина скривила губы, но покорно вздохнула:

- Ладно, Гош. Надо – иди.

Он чмокнул сменщицу в щеку и поспешил вслед за двумя придурками.

Ставший вдруг хрупким и растерянным Олег насупился:

- Едем домой!

Но Миша мягко, но настойчиво подтолкнул его к больничной аллее:

- Не, пойдем в хирургию!

Они миновали роддом, гаражи, длинный новый корпус, когда их торопливым шагом нагнал Игорь:

- Здесь - направо!

- Не надо, сами разберемся! – огрызнулся Самсонов.

Но Игорь окатил его ледяным презрением:

- Ты уже показал, на что способен. Теперь язык в жопу засунь и делай, что говорят.

Речь шла о помощи Олегу, поэтому Мишка заткнулся, пропустил обоих спутников в дверях и молча пошел следом.

Пожилой хирург Николай Кириллович, закончив прием, укладывал в портфель очешник, мобильник и газету с кроссвордом, когда в дверь постучали.

- Кириллыч, привет. Помоги! У друзей – ножевое. В травмпункте, сам знаешь, начнётся: дознание, менты…. А ребята – хорошие.

Старик обернулся к вошедшему:

- Игорь? Здравствуй! …А потом «хороший» додумает, накатает заяву в полицию, и я буду объясняться, почему тайно делал криминальную операцию? Да я и Катю уже отпустил….

- Я поассистирую. Не накатают. Они вообще-то – близкие друзья. А тут - переклинило, и один другого… ножом…

- «У попа была собака, он ее любил»,… – ухмыльнулся хирург: - Ну ладно, зови!

Через пять минут Олега обкалывали лидокаином под яркими софитами перевязочной. Отмочив припёкшуюся повязку и глядя на ровные, параллельные порезы, Игорь удивленно присвистнул:

- …Хрена себе! Это ты сам, что ль, пилил?

- А кто же? – флегматично проговорил Олег. А потом, сообразив, что имеет в виду приятель, возмущенно дернулся: - Ты что? Как ты мог подумать!?...

- Сидеть! – рявкнул на пациента Кириллыч, уже примерившийся к рваной ране тенара* изогнутым иглодержателем. – …Игорь, я напишу на тебя «неполное служебное соответствие»! Что за трёп во время операции?!

- Простите! – смутился Игорь. – Молчу. Тихо, Олег!

Мишка полчаса мерил шагами больничный коридор. Наконец, они вышли.

- Всё ок. В среду - перевязка. Больничный - на четыре дня, – бодро отчитался Игорь, а потом, словно извиняясь за свою недавнюю грубость и обидные подозрения, легонько толкнул Мишку плечом в плечо: - Ты чего за мужем не следишь?

- На минуту оставил! – огорченно пробормотал тот.

- Значит, даже ни на минуту не оставляй! Дома дашь ему крепкого сладкого чая, а то от наркоза давление может упасть. Всё, я - работать.

Миша протянул ему руку:

- Спасибо! Я - твой должник.

Игорь отмахнулся и быстрым шагом поспешил по коридору.

Они вызвали такси. И уже на улице, пока ждали машину, Олег негромко спросил:

- Ты правда… вернулся?

- Если ты меня примешь обратно, то – да.

- Может, твои вещи сразу заберем?

Когда такси остановилось у подъезда Мишкиного временного пристанища, Миша потянул Олега за собой:

- Пойдем, поможешь.

Олег напряженно сдвинул брови, но пошел. И только на лестничной площадке тормознул:

- Я здесь подожду.

Но Мишка широко распахнул дверь:

- Нет, заходи! Увидишь: я жил здесь один.

Пока Олег сдержанно оглядывал съемную квартиру, он споро распихал по сумкам шмотки, бритву с шампунем, футбольный насос, пару детективов в мягких обложках. Выпотрошил холодильник. Прошел по кухне, проверяя полки и шкафы:

- Всё. Нигде ничего моего не осталось. …Мне было здесь, без тебя, очень плохо. Не отпускай меня больше, пожалуйста!

Дома он помогал Олегу раздеться.

- Смотри, у тебя кровь на колене. И на локте. Идем, отмою.

- Я сам,… – смутился Олег.

- Как? Языком, как кошка?

Вариантов, действительно, не было. Олег позволил любовнику раздеть себя, залез в ванну, высоко поднял забинтованные кисти. Миша оттирал мочалкой запекшуюся кровь, намыливал другу подмышки. Подчиняясь его движениям, Олег поворачивался, наклонялся, выше задирал ладони. И, хотя Мишкины руки касались самых интимных мест, ни у одного, ни у другого не встал. Не о том сейчас была их история. Не о ебле. Не о страсти даже. О Любви. О большой, настоящей и сильной Любви.