Слова Будды - Ф. Вудворд

(«Сутта-нипатта» IV, 15)

Подчинение способностей

Тот встречается со злом, о бхикку, кто не укротил «Все шесть сторон обители чувственных впечатлений».

А те, кто научился властвовать над ними

С верой в товарища, – они пребывают свободными от вожделения.

Взирая на восхитительные или неприятные предметы,

Пусть сдерживает он свои наклонности,

Вожделения к прекрасному; пусть не разрушает сердца

Мыслями: «О, это дорого!»

И снова услышав приятные или резкие звуки,

Не отвлекаясь их сладостью, пусть обнаружит

Ошибку своих чувств; пусть не разрушает сердца

Мыслями: «О, это сладкозвучно!»

Если его нос уловит какой-то восхитительный аромат,

А после него – неприятное зловоние,

Пусть он сдерживает отвращение к этой вони

И не увлекается вожделением к аромату.

Если он вкусит сладкую, изысканную пищу,

А после его язык опять-таки ощутит горечь,

Ему не следует жадно пожирать сладкое,

Не следует и чувствовать отвращение к горькому.

Не опьяняйтесь содержанием приятного,

Но и не отшатывайтесь от прикосновения боли:

Безразличный к удовольствию и к боли,

Пусть он будет свободен от влечения и отвращения.

Другие одержимы (вожделением),

В такой одержимости они живут и познают,

Но мудрый рассеивает все низкие привычки ума

И следует по пути отказа от «я».

При соприкосновении с этими шестью

Правильно воспитанный ум никогда не будет потрясен.

Бхикку, победите обоих – вожделение и отвращение.

Выйдите за пределы рождения и смерти!

(«Сутта-нипатта» IV, 70, 71)

Невозмутимый и освобожденный

Тогда досточтимый сын Малункьи пришел к Возвышенному и сел подле него после приветствия. Сидя таким образом, досточтимый сын Малункьи сказал Возвышенному следующее:

– Для меня было бы хорошо, господин, если бы Возвышенный вкратце преподал мне свое учение; услышав это учение от Возвышенного, я мог бы пребывать в уединении, в отдалении серьезный, ревностный, решительный.

– На твою просьбу, сын Малункьи, я скажу: какой толк в том, что я бесполезно учил тебя, когда ты был молодым бхикку, если сейчас, будучи старым человеком, человеком зрелой жизни и преклонного возраста, прожив много лет, ты в конце жизни просишь меня теперь кратко изложить свое учение?

– Но, господин, хотя я и стар, хотя я сильно отягощен годами, да преподаст мне мой господин, Возвышенный, вкратце свое учение! Может быть, я смогу понять его, понять то, что скажет Возвышенный. Несомненно, я мог бы стать наследником слов Возвышенного.

– Так как же ты думаешь, сын Малункьи? Что касается этих форм, познаваемых глазами, которые ты не видел, которые никогда не видел раньше, которых не видишь сейчас и никогда не имеешь желания увидеть в будущем, – имеешь ли ты какое-либо пристрастие, какую-то страсть, какое-то тяготение к таким формам?

– Нет, господин.

– Что касается тех звуков, которые познаются ушами, которых ты не слышал, никогда не слышал, которых не слышишь сейчас и не имеешь желания услышать в будущем, – имеешь ли ты какое-то пристрастие к таким звукам, какую-то страсть, какое-то тяготение?

– Нет, господин.

– А что касается запахов, познаваемых носом, вкусом, познаваемых языком, прикосновений, познаваемых телом, – которые ты не обонял, не вкушал, с которыми ранее не соприкасался, которые не обоняешь, не вкушаешь, с которыми не соприкасаешься сейчас и не желаешь этого в будущем, – имеешь ли ты какое-либо пристрастие, какую-либо страсть, какое-либо тяготение к таким запахам, вкусам или прикосновениям?

– Нет, господин.

– А что касается вещей, познаваемых умом, вещей непознанных, никогда не бывших познанными ранее, вещей, которые ты не знаешь сейчас и не желаешь познать в будущем, – имеешь ли ты к таким вещам какое-либо пристрастие, какую-либо страсть, какое-либо тяготение?

– Нет, господин.

– Тогда в этих случаях, поскольку речь идет о вещах видимых, слышимых, ощущаемых и познаваемых, у тебя будет просто наличествовать видение видимой вещи, звук слышимой вещи, ощущение осязаемой вещи и представление о познаваемой вещи. И вот, сын Малункьи, поскольку дело обстоит так, как я только что сказал, поскольку благодаря этому и в этом у тебя не будет никакого пристрастия, никакой страсти, никакого тяготения ни в этой жизни, ни в иной, ни в промежутках между жизненными состояниями, – как раз это и будет концом страдания.

– Господин, я понимаю все до мелочей в этом учении, вкратце преподанном мне Возвышенным.

После этого досточтимый сын Малункьи более широко изложил учение Возвышенного в стихах; Учитель одобрил эти стихи, повторив их.

Затем досточтимый сын Малункьи, радуясь словам Возвышенного, выразил ему благодарность, поднялся с места, приветствовал Возвышенного, обойдя его справа, и ушел.

Далее досточтимый сын Малункьи, пребывая в одиночестве, в отдалении, серьезный, ревностный и решительный, в скорости достиг той цели, ради которой члены рода в должное время уходят из дома для бездомной жизни, для той непревзойденной жизни в святости, когда благодаря самостоятельному постижению истины и пребыванию в ней при помощи собственных сверхъестественных сил они достигают освобождения. И таким образом он постиг истину: «Разрушено повторное рождение, прожита святая жизнь, сделано должное, нет более существования в условиях, подобных нынешним».

И досточтимый сын Малункьи стал еще одним из арахантов.

( «Сутта-нипатта» IV, 72 и след.)

Притча о постоянно дымящемся муравейнике

Так я слышал. Однажды Возвышенный пребывал около Саватхи, в роще Джета, в парке Анатхапиндики. И вот в то время досточтимый Кумара-Кассапа пребывал в Темной роще. Тогда некий дэва с чудесным сиянием озарил великолепием все пространство этой рощи, явившись к досточтимому Кумара-Кассапе, приблизившись к нему и став подле него. Стоя таким образом, этот дэва так обратился к досточтимому Кумара-Кассапе: «О бхикку, о бхикку, этот муравейник дымится по ночам и пышет пламенем днем», – а потом рассказал следующую притчу:

К мудрецу пришел брахман и сказал: «Рой, о мудрец, взяв свое орудие». И мудрец взял свое орудие и рыл – и наткнулся на лом. Тогда он сказал: «Господин, вот лом».

Тогда сказал брахман: «Брось этот лом, возьми свое орудие, о мудрец, продолжай рыть». Тот так и сделал – и наткнулся на пузырь; тогда он сказал: «Господин, вот пузырь».

Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось этот пузырь, возьми свое орудие и рой». Он так сделал – и наткнулся на вилы с двумя зубцами; тогда он сказал: «Господин, вот вилы с двумя зубцами».

Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось эти вилы с двумя зубцами, возьми свое орудие и продолжай рыть». Тот так и сделал – и наткнулся на ларец; тогда он сказал: «Господин, вот ларец».

Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось ларец, возьми свое орудие и продолжай рыть». Тот так и сделал – и обнаружил черепаху; а далее таким же образом нашел лезвие ножа, затем кусок мяса, а после него нашел змею.

Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось все эти вещи, а змея пусть останется. Не убивай змею; воздай почести змее».

«И вот, о бхикку, – сказал тот дэва, – прошу тебя, сообщи эти вопросы Возвышенному, спроси его о них и запомни объяснения, данные Возвышенным; ибо не вижу я никого другого в этом мире, о бхикку, а также в мире дэвов с их марами и брахмами, с их брахманами и сонмами отшельников, дэвов и людей, – не вижу никого другого, кто укрепил бы мое сердце ответом на эти вопросы, за исключением одного лишь татхагаты, ученика татхагаты или такого человека, который научился у них».

Так говорил этот дэва; и, сказав это, он исчез оттуда.

После этого досточтимый Кумара-Кассапа, когда ночь пришла к концу, приблизился к Возвышенному; подойдя к нему, он приветствовал его и сел подле него. Сидя таким образом, он описал случившееся Возвышенному, а также слова того дэва; затем так спросил Возвышенного:

– Господин, что такое муравейник? Что это дымится по ночам? Что пышет пламенем днем? Кто этот брахман? Кто мудрец? Что такое орудие? Что такое копание? Что такое лом, что пузырь, что вилы с двумя зубцами, что ларец, что черепаха, что лезвие ножа, что кусок мяса, что такое змея?

– Муравейником, бхикку, называется это тело, составленное из четырех элементов, рожденное родителями, вскормленное рисом, кашей и похлебкой; это – вещь непостоянная, подверженная разрушению, сокрушению; вещь, по природе своей разбивающаяся на части, которые рассеиваются во все стороны. Все то, о бхикку, о чем думают и размышляют по ночам касательно своих повседневных дел, – все это дымится по ночам. Все то, о бхикку, что после размышления и обдумывания ночью человек претворяет в действие днем в мыслях, словах и делах, – все это пышет пламенем днем.