Одержимый - Рик Рид

Налив молоко в кружку, она заметила бумажку с телефоном «горячей линии». В газете было сказано, что по этому номеру можно звонить двадцать четыре часа в сутки. А что, если поднять трубку и позвонить? Но что она может сообщить? У нее нет настоящих доказательств. Сказать что-нибудь вроде этого: «Я нашла в нашей ванной окровавленный скальпель... Я думаю, что мой муж — убийца. Но сейчас мы в разводе, и я не знаю, где он находится...» Она могла бы в отместку за причиненную ей боль дать номер телефона мотеля, но Джо там уже нет. И вообще — постаралась она убедить себя — это ни к чему хорошему не приведет. Дневники? Нет, сказать о дневниках она просто не в состоянии.

Ник, думала она, о Ник, найди его поскорее!

Металлический голос зуммера в гостиной заставил ее вздрогнуть. Кружка с горячим молоком полетела на кафельный пол и разбилась вдребезги. Энн с удивлением заметила, что молоко обожгло ей ногу.

Зуммер зазвенел снова.

Энн, приходя в себя, побежала к дверям. Ник говорил ей, что на заводе у него много работы, и он задержится там на всю ночь. Но может быть, Нику повезло, обстоятельства изменились, и он приехал сюда к ней.

Она ускорила шаги, и в это время звонок настойчиво прозвенел два раза.

— Ник? — спросила она, нажимая кнопку домофона.

В микрофон прозвучал поющий голос:

— Я должен видеть тебя.

Сейчас это пение и смех заполнят всю квартиру! Прерывая их, Энн вновь задала вопрос:

— Кто там?

Смех.

— Я должен увидеть тебя, — снова пропел голос.

Энн вскрикнула и инстинктивно прижалась к стене, как бы ища у нее защиты. Джо! Она задыхалась, сердце бешено колотилось.

Когда она снова нажала кнопку домофона, ей никто не ответил. Она поспешила к окну и вгляделась в круглую площадку перед домом. Пусто.

О Боже, думала она, что же мне делать?

Она бросилась в кухню, подняла телефонную трубку и машинально набрала номер «горячей линии», семь-четыре-четыре. Склонившись над диском, Энн прислушалась к гулким ударам своего сердца.

Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):

«Нанести визит Энн. Не знаю, готова она для меня или нет. Она должна быть готова. Это только часть плана. Когда мы снова будем вместе, я уверен, все будет как в добрые старые времена. Но только тогда, когда я возьму ее, я ее сохраню ».

Яркие фонари автобусной остановки ослепили его. Как здесь жарко, подумал Джо, опускаясь на одно из сидений. Ему сейчас нужны были две вещи: тепло и сон.

Но заснуть не удалось. Несмотря на то, что прошел всего лишь день с тех пор, как он пил кровь, он не мог думать ни о чем другом. Эта мысль билась в мозгу, настойчиво требуя удовлетворения. Стоило ему закрыть глаза, как во тьме начинали мелькать какие-то круглые красные тени. Его воображение рисовало потоки льющейся крови, и возбуждение не отпускало его.

Он встал и прошел в мужской туалет. Может быть, если он займется мастурбацией, его возбуждение пройдет и он сможет уснуть.

Он опустился на сиденье и закрыл глаза. В соседней кабинке кто-то был. Нога в кожаном ботинке приблизилась к ноге Джо. Надо выяснить, есть ли кто-нибудь в кабинке, находящейся с другой стороны. Он наклонился и заглянул под перегородку — эта кабинка была пуста. Нога неизвестного мужчины продвинулась еще на несколько дюймов, подтолкнула Джо, и он опять почувствовал возбуждение.

Мужчина внезапно встал на колени, нагнулся и из-под перегородки взглянул на Джо. Потом, оставаясь на коленях, распрямился. Перегородка теперь закрывала верхнюю часть его туловища. В лицо Джо ткнулся напряженный член.

У Джо в мозгу словно что-то щелкнуло, и он внезапно понял, что надо сделать. Неуловимым движением он вытащил из кармана скальпель и рассек член от корня до пурпурной головки. Джо, услышав, как мужчина стал судорожно хватать воздух ртом, вцепился в его ноги и удерживал его, пока тот не перестал сопротивляться. Тогда Джо наклонил голову и начал жадно сосать кровь из рассеченного члена, стараясь не упустить ни капли.

Напоследок мужчина издал ужасающий вопль, отразившийся от стен туалета. От этого вопля у Джо заложило уши, он не заметил, как ослабил захват и отпустил голые ноги мужчины. Тот дернулся и поднялся.

Джо тоже встал и подтянул брюки. Дверь соседней кабинки хлопнула, послышались поспешные шаги и громкий стон:

— Боже, помогите же мне кто-нибудь!

Выглянув наружу, Джо мог наблюдать почти комическую сцену. Мужчина, необыкновенно тучный, бежал к выходу, путаясь в штанах, обмотавшихся вокруг лодыжек. Кровь стекала по его белым, лишенным растительности ногам.

Джо подумал, что сейчас очень удобно подойти к нему сзади и ударить ножом в шею, а потом вырезать язык. Если кто-нибудь появится, можно сказать, что этот человек первым набросился на Джо, пытаясь его задушить.

В это время мужчина упал на пол. Джо подскочил к нему, ударил его ножом в шею и начал пить кровь.

Открылась дверь.

— Что за черт?! — В этом вопросе послышался страх, и Джо взглянул в лицо вошедшему. Это был старый негр. Джо угрожающе помахал перед ним окровавленным скальпелем.

— Тихо, — прошипел он и толкнул старика на пол.

Пробегая через зал автобусной станции, Джо слышал, как старик звал на помощь, но помочь было некому. Слава Богу, подумал Джо, что есть на свете такие города... Он распахнул двойные стеклянные двери и выскочил наружу.

Ночной воздух был холодным. Джо стер с лица кровь рукавом пальто. Небо на востоке начинало едва заметно розоветь.

Глава 23

Ник и Энн сидели по разные стороны старого, потрескавшегося деревянного стола и пристально смотрели друг на друга. Из автопроигрывателя, стоявшего в углу зала, неслась песня ансамбля «Прекрасные молодые людоеды». Песня называлась «Я от нее без ума». Шипение жарящегося на гриле мяса, соперничавшее с голосами ансамбля, волны табачного дыма и запах гамбургеров заполнили пространство небольшого бара.

Энн пришла сюда по настоянию Ника. По соседству с этим маленьким баром, который назывался «Бриджпорт», находился другой бар — «Пльзень». С тех пор как Энн получила работу модельера, она почти не покидала квартиру. Ее глаза были обведены темными кругами, на лице лежала печать усталости. Это ее старило. Ник не мог видеть ее такой. Он хотел увести ее из дома куда-нибудь туда, где шум и суматоха взбодрили бы ее и заставили забыть обо всех свалившихся на нее заботах.

Ни он, ни она не хотели вспоминать о Джо. Но сейчас для них обоих не существовало другой, более важной темы. Телевизионные новости и первые полосы обеих городских газет заставили их отбросить все другие мысли, кроме мыслей о Джо. Было нечто странное в том, что лишь они двое во всем городе знают разгадку тайны Чикагского Резака и держат ее при себе.

Ник почти не сомневался в виновности Джо, но когда он заводил об этом разговор, Энн хотелось заткнуть уши. Глядя на него, она думала лишь о том, как она устала. Сейчас она мечтает лишь об одном: прийти домой, лечь в постель и спать до тех пор, пока весь этот кошмар не кончится.

Она не хотела никого видеть. Она просто была не в силах выносить все это. Почему она должна все это терпеть?

Энн отгородилась от потока его слов молчанием. Ник пытался объяснить ей, почему они должны пойти в полицию и рассказать все, что им известно. Но Энн хранила ледяное молчание, стараясь держаться достойно под чужими взглядами.

Ник сомкнул губы, и теперь оба молча смотрели друг на друга. Каждый выжидал. Она ждала, когда он сменит тему разговора, или уведет ее домой, или просто закажет еще по кружке пива. Он ждал, когда она скажет что-нибудь вроде: «Извини, что перебила, скажи мне, пожалуйста, то, что я должна услышать».

— Энни, прошу тебя, выслушай меня до конца. Я хочу сказать о том, что нам поможет... — Он остановился, заметив, что она смотрит не на него, а... на проигрыватель. Он тоже взглянул в ту сторону, а затем опять обратился к ней.

Она помахала рукой, разгоняя висевший в воздухе сигаретный дым.

— Знаешь, — сказала она, — я думала, что это Фил Коллинз со своим «Генезисом».

— Что?

— Вообще-то, он талантливый музыкант, но мне он больше не нравится... Он... — Энн замолчала, подбирая нужное слово. — Он какой-то неискренний. Понимаешь, в средней школе у нас был такой термин — «музыка-жвачка». Это такая музыка, как у Барри Манилова. Только Фил Коллинз совсем не такой, как Барри Манилов. Он холоднее. — Энн засмеялась и огляделась.

— Энни, о чем ты говоришь? Я пытаюсь обсудить с тобой нечто очень важное. Я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, что это вопрос жизни и смерти.

Энн повела глазами.

— Пойми же, я не хочу говорить о... нем. И вообще он не способен причинить мне боль... ни мне, ни кому-либо еще.