Краткая история Древнего Рима - Росс Кинг

с тем, что, когда римские солдаты разграбляли Селевкию, они ворвались в храм Аполлона и (разные источники дают разную информацию) то ли вынесли оттуда статую, то ли открыли золотой ларец. Тем самым они выпустили некий чумной пар, который «заключая в себе зародыши неисцелимых болезней <…> прошел от самых границ Персии до Рейна и Галлии, осквернив всю землю заразой и покрыв ее трупами»[232]. Откуда бы эта чума ни взялась, она сеяла смерть по всей империи. За последующие 30 лет ее постоянные вспышки убили, вероятно, десятую часть населения – около 10 миллионов человек. В какой-то момент сообщалось, что смертность в Риме достигла 5000 человек в день, и, как пишет один античный историк, «трупы вывозили на телегах и повозках». Город наполнился ужасом, а какой-то человек, взяв аиста, взобрался на Марсовом поле на фиговое дерево и заявил то, о чем наверняка думали многие, – что близок конец света[233].

Симптомы этой болезни описал Гален, величайший врач той эпохи. (В итоге иногда эту заразу называют «чумой Галена».) Современные историки пытались определить ее как оспу, потому что у больных наблюдались такие симптомы, как сухой кашель, диарея, бред, воспаление глотки и высыпания, на месте разрыва которых появлялись струпья. При этом ни Гален, ни кто другой не упоминает самого заметного признака оспы – уродующих рубцов. У этой чумы есть яркое описание: «пронизывающая боль, тяжелая, истощающая плоть, плавящая вены изнутри» – такие слова написаны на оловянном амулете, который носил в Лондоне римских времен человек по имени Деметрий; оберег был найден в Темзе в 1989 году. В своем заговоре Деметрий умоляет Аполлона «отогнать облако чумы». Там есть замечание о том, что божество призывало людей воздержаться от поцелуев – несомненно, мудрое предупреждение[234].

Лечения не было, и не только Деметрий обратился к религии. От Адрианова вала до Мавретании и Малой Азии люди прикрепляли на стены и двери мольбы к богам о защите, особенно к Аполлону: многие полагали, что бог, разгневанный грабежом в своем храме, и напустил смертельный мор. Тем, кто обращался к его оракулу в храме Аполлона в Иераполе (запад Турции), велели поставить его статую и принести в жертву сотню быков[235].

Миллионы смертей за несколько десятилетий чумы нанесли империи ущерб, масштаб и последствия которого у историков до сих пор вызывают споры. Немецкий историк XIX века Бартольд Георг Нибур рассматривал эту чуму как поворотный момент в истории: античный мир «так и не оправился от удара, нанесенного ему этой чумой»[236]. Другой историк, писавший в 1930-е годы, утверждал, что вызванное чумой сокращение населения «вероятно, более любых других факторов способствовало упадку империи»[237]. Сегодня не все историки делают такие смелые заявления, и на угасание Римской империи повлияло еще много других факторов (как мы увидим). Однако нельзя отрицать, что чума сильно разорила империю. Она серьезно подорвала экономику из-за сокращения рабочей силы. Хозяйства были заброшены, города опустевали, должности в управлении некому было занимать. Со 160 по 190 год в Италии было построено очень мало новых общественных зданий. Сократилось производство кирпича, а со 166 по 172 год не добывался камень во Фригии – оттуда брали мрамор для интерьеров Пантеона, а также для сотен колонн и фронтонов для зданий по всей Италии и всей империи[238].

Среди наиболее пострадавших оказалась римская армия. Гален утверждает, что был свидетелем смерти большей части легионов близ Аквилеи в Северной Италии. Святой Иероним, писавший около 400 года, несомненно, преувеличивает, заявляя, что к 172 году «римское войско сократилось почти до уничтожения»[239]. Но все равно чума принесла такой страшный ущерб, что для пополнения сил Марк Аврелий стал записывать в солдаты рабов, гладиаторов и сельских стражей порядка (они назывались diogmitae), которые занимались ловлей разбойников – да и самих разбойников он тоже записывал. Также он набирал в войска воинов из германских племен, чтобы усилить армию перед надвигающимся конфликтом. Дело в том, что, помимо свирепства эпидемии, Римская империя оказалась перед лицом еще одной суровой угрозы, на этот раз на своих северных границах.

* * *

Римляне не очень хорошо относились к народу – племени высоких рыжеволосых людей с пронзительными голубыми глазами, – жившему к востоку от Рейна и к северу от Дуная. Согласно Тациту, они обитали в суровой дикой местности, с колючими лесами и болезнетворными болотами, которую «уныло и населять, и созерцать»[240]. Туда входили такие народы, как убии (на восточном берегу Рейна), квады (Моравия и Западная Словакия) и маркоманы, или «пограничные люди» (в современной Чехии). Римляне знали их под общим названием «германцы», которое, возможно, происходит от кельтского слова gaírmeanna, отсылая к их ужасающим воинственным кличам.

Агрессивная натура этих германских племен давно причиняла неудобства стабильности и безопасности Римской империи. Юлий Цезарь в смелой попытке усмирить их перешел через Рейн в 55 году до н. э. Он велел своим легионам за десять дней построить 300-метровый мост, чтобы 40 000 легионеров могли пересечь эту быструю реку. Местное население разбежалось по лесам, а Цезарь следующие 18 дней сжигал деревни, брал заложников и, выразив таким образом свою точку зрения, перешел по мосту обратно. Затем он – чтобы германцы не настигли его – разобрал и разрушил мост.

Несмотря на планы Августа, порушенные в 9 году в Тевтобургском лесу, Рейн оставался границей. Огромная популярность Германика была подорвана тем фактом, что несколькими годами позже (11–16) он несколько раз подряд потерпел от германских племен поражение на их территории. Но у римлян не было ни вооруженных сил, ни желания завладеть теми огромными лесистыми и болотистыми землями, что лежали за Рейном и Дунаем. Напротив, римляне охотно держались отдельно от тех, кого называли «варварами», и устанавливали частоколы, рыли рвы, ставили гарнизоны и строили дозорные башни от устья Рейна до берегов Дуная.

Во время правления Марка Аврелия и Луция Вера германские племена непрерывно мигрировали на юг и постепенно вытесняли кельтское население. В конце 166 года несколько объединенных племен воспользовались возможностью, данной им распространившейся эпидемией, которая затронула римские легионы, – прорвали границу и совершили серию согласованных нападений. Первыми ударили лангобарды и убии: они перешли Дунай и вторглись в Паннонию. В то же время к северу другое племя, хатты, перешло Рейн. Всех их римляне отбили, но еще одно племя, языги, вторглось в Дакию, убило римского наместника, взяло под контроль золотые рудники, а затем в сражении с римлянами убило полководца Марка Клавдия Фронтона. Самое страшное было в том, что маркоманы разбили римские войска на Дунае в Карнунте, а потом перешли Юлийские Альпы по Янтарному пути[241], вошли в Италию и осадили захваченную чумой Аквилею.

Марк Аврелий, человек, который предпочел бы спокойную жизнь, полную философского самосозерцания, столкнулся с