Никому Не Отдам... (СИ) - Бойцова Виктория

— Я сам ничего толком не знаю! — его плотину наигранного спокойствия прорвало, теперь в голосе слышится не просто тревога, а скорее паника.

Мужчина хватает меня за руку и произносит:

— Он в больнице… В первой городской… Поехали! По телефону ничего не говорят… Нужно ехать.

Глава 49. Ольга

Меня всегда удивляло одно качество, которое я приобрела еще в детстве: в патовых ситуациях, из которых, казалось бы нет выхода, я максимально собрана. Нет, это не говорит о том, что мне не страшно или я ничего не чувствую, меня накроет после, и я это осознаю. Но сейчас, четко планирую свои действия, и первым делом в больницу везу нас Я!

— Оль, я не хотел тебе говорить, просто знал, что будешь ждать Витю! Чёрт!

Прохор совсем расклеился, сидя на пассажирском сидении, он то и дело заламывал руки и чуть не плакал, не в силах сию минуту помочь брату. Наверное, для мужчины, а тем более врача, это самое страшное — невозможность помочь близкому человеку.

— Они еще по телефону говорить ничего не хотят! И связей в первой городской особо нет. Я разругался в пух и прах с их главврачом из-за одного пациента, которому поставили неверный диагноз…

Я не отрываюсь от дороги, еду с максимально разрешенной скоростью, петляя среди автомобилей, что едут медленнее. Больница находится в другом конце города, добираться больше получаса. Если я правильно помню, она расположена как раз недалеко от той стройки, где был мой муж.

— А что именно они тебе сказали? — прерываю рассказ Прохора.

Он замолкает словно пытается собраться с мыслями и прикинуть как правильно рассказать.

— Сказали, что привезли двоих мужчин: один в тяжелом состоянии и его сейчас оперируют, а другой на обследовании, там ситуация получше. — Прохора начинает потряхивать от нервного напряжения. — Кто из них кто, не сказали. Уточнили, что один из них попросил связаться со мной и сообщить о том, что мой брат в больнице. Больше ничего не говорят…

— Мам! — раздается с заднего сидения взволнованный голосок. — С Витей все будет хорошо, правда?

— Конечно, малышка! — говорю, в полной уверенности, что все так и будет. — С твоим папой все будет хорошо!

Бедная моя девочка! Сколько всего на нее навалилось, а теперь еще и это: видеть двоих паникующих взрослых. Прохор виновато глянул в зеркало заднего вида и опустил взгляд.

Спустя тридцать минут я въезжаю на стоянку больницы. Вглядываюсь в горящие окна и чувствую, как внутри все холодеет, ведь где-то там за стенами этого здания мой любимый мужчина сейчас борется за жизнь.

"Ничего не известно пока!" — мысленно убеждаю себя в обратном и вижу как трясутся мои руки на руле. Ненадолго хватило пресловутой собранности! Криво усмехаюсь сама себе.

— Пойдем! — Прохор выжидательно смотрит на меня, а я с места двинуться не могу.

Смотрю в его карие глаза, но не знаю, что хочу найти в них. Хотя знаю! Хочу, чтобы он мне сказал, что все будет хорошо. Но это невозможно!

— Оль, нужно идти. — чуть мягче произносит мужчина, улавливая мой страх.

— Мамочка, пойдем! — Катин голос выводит из оцепенения и заставляет собраться с мыслями для того, чтобы сделать последний рывок.

Понимая, что происходит что-то нехорошее, Катя ведет себя очень тихо — всего-то пару фраз за всю дорогу. А ей это совсем не свойственно.

Прохор берет малышку на руки, а я иду рядом и несу огромный зонт, которого хватает на всех. До дверей больницы не более тридцати метров от стоянки, но они даются с трудом — сильный ветер так и норовит вывернуть зонт из моих рук. Я концентрируюсь на том, чтобы держать его ровно, стараясь отстраниться от навязчивых мыслей, которые заполонили собой все мое сознание.

Больница встретила нас шумной суетой и приторным запахом лекарств и дезинфицирующих средств.

— Я пойду, попробую узнать, что да как… — Прохор опускает Катю на пол и идет в сторону приемного покоя.

Я не собираюсь ждать, поэтому после секундного промедления беру дочь за руку и топаю вслед за братом мужа.

— Лядов Виктор Константинович… Брат… — до моего слуха доносятся только обрывки фраз. — Кто оперирует? А состояние? Что значит крайне тяжелое?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Стою за спиной Прохора и чувствую, как по щекам текут дорожки слез. Все словно исчезло: шум вокруг, мужчина, пытающийся что-то выведать у медперсонала. Меня накрыл плотным кольцом вакуум: не может этого быть, просто не может! Не с нами! Становиться ужасно холодно, дрожь пробирает все тело.

Малыш в животе делает такой кульбит, что на секунду мое дыхание замирает. А Катя вырывает свою руку из моей, и бежит в сторону длинного коридора слева от приемного покоя. До меня только через несколько мгновений доходит смысл того, что она кричит:

— ПАПА!!!

Глава 50. Виктор

— ПАПА!!!

Восторженный крик моей дочери заставил сердце пропустить пару ударов, а затем забиться с удвоенной силой. Я так долго ждал этого слова, что уже потерял всякую надежду и смирился с ее «Витя». Теперь же понял, насколько мне этого не хватало!

Катя бежит ко мне, а я присаживаюсь на корточки, чтобы поймать свою драгоценную малышку, которую полюбил всем сердцем. Поднимаю ее здоровой правой рукой и прижимаю к себе маленькое тельце. А сам млею от того, как дочь нежно обнимает мою шею своими маленькими ручками и утыкается в нее холодным носиком.

— Повтори еще раз, что только что сказала?

Хочу услышать, как она говорит это слово! Чувствую себя наркоманом в предвкушении кайфа, и в следующую секунду мое ожидание полностью вознаграждается:

— Папа, я испугалась за тебя. — шепчет мне на ухо. — А мама еще сильнее…

Перевожу взгляд на Олю и понимаю, что еще чуть-чуть и моя жена упадет в обморок на моих глазах — настолько бледной, с застывшим взглядом, я Олю еще не видел.

Сердце сжалось от боли, за те эмоции, что сейчас переживали мои девочки. Меньше всего мне хотелось, чтобы они испытывали боль и страх. И я, вроде, неплохо справлялся со своей миссией: ограждать их от жестокости окружающего мира. Но не сегодня! Именно в этот день все пошло не просто не по плану, а значительно хуже. Теперь жизнь моего друга висит на волоске, за этим мне и нужен был Прохор.

Делаю несколько размашистых шагов в сторону жены, которую брат, спасибо ему, поддерживает за локоть.

— Ви-и-тя! — тянет она протяжно, а серые глаза вновь наполняются слезами. — Я думала… Нам сказали, что ты…

Оля не договаривает, видимо, боится произнести вслух страшные слова. Моя сильная девочка! Тянет ко мне руки, гладит по лицу — не верит, что это я?

— Со мной все более-менее в порядке, — Оля переводит взгляд на повязку, которой зафиксирована моя левая рука. — Это мелочи — вывихнул плечо, но его уже вправили.

Оля с недоверием заглядывает в мои глаза, ее взгляд все такой же расфокусированный и меня это настораживает.

— Прохор, с Олей все в порядке? — задаю закономерный вопрос брату, который, надеюсь, проследил за тем, чтобы с моими девочками все было в порядке. — Она очень бледная… Пойдем присядем.

Веду жену к ряду стульев у стены, а сам недовольно поглядываю в сторону Прохора, который успел где-то раздобыть бутылку воды для Оли. Не стану задавать главный вопрос, который меня беспокоит. Все и так очевидно: Прохор рассказал о том, что произошло Оле — больше некому! Не буду сейчас выяснять отношения, не для этого я его позвал.

— Там Игорь в операционной… — убедившись, что жена и дочь удобно устроились, начинаю тему, ради которой просил вызвать брата.

— Ты сам позвонить не мог и сказать, что с тобой все в порядке? — Прохор неожиданно начал с обвинений. — Нам сказали в приемном покое, что это Лядов Виктор Константинович лежит на операционном столе в крайне тяжелом состоянии. А до этого, мы битый час ехали в это захолустье на другой конец города, не зная, что с тобой. Что тут, твою мать, происходит!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Прохор чеканил каждое слово, а в моей голове начала выстраиваться логическая цепочка, от которой стало нехорошо уже мне. Теперь понятно, почему моя жена и дочь в таком состоянии. А виноват, наверное, я!