Талантливый мистер Рипли - Патриция Хайсмит

Том оплатил счет в гостинице, но теплоход на материк отходил только на следующий день. Он заказал билет на имя Ричарда Гринлифа, думая о том, что, видно, в последний раз пользуется этим именем и в то же время надеясь, что ошибается. Он не мог отказаться от надежды, что все обойдется. Имеет же он право надеяться!.. И потому глупо впадать в уныние. Впадать в уныние было глупо в любом случае, даже будучи Томом Рипли. Томас Рипли в самом деле никогда не впадал в уныние, хотя часто выглядел унылым. Разве эти последние месяцы ничему его не научили? Если хочешь быть бодрым, или меланхоличным, или задумчивым, или заботливым, или вежливым, надо просто играть, изображая эти чувства и качества.

Очень бодрящая мысль пришла ему в голову наутро, когда он в последний раз проснулся в Палермо: всю одежду Дикки он сдаст в камеру хранения Американского агентства в Венеции на чужое имя и получит ее обратно когда-нибудь после, если захочет или если понадобится, а может быть, и не обратится за ней некогда. При мысли о том, что дорогие рубашки Дикки и шкатулка с его запонками, браслетом и ручными часами будут надежно храниться где-то на складе, а не лежать на дне Тирренского моря или в мусорном ящике на Сицилии, он сразу почувствовал себя гораздо лучше.

Два запертых чемодана, с которых он соскоблил инициалы Дикки, вместе с двумя начатыми им в Палермо картинами он отправил от измени Роберта С Феншоу из Неаполя по адресу отделения Американского агентства в Венеции с поручением хранить на складе до востребования. Оставил, рискуя себя выдать, только кольца Дикки, которые положил на самое дно неказистой маленькой шкатулки из коричневой кожи, принадлежавшей Томасу Рипли. Сам не зная почему, он берег ее долгие годы и возил с собой повсюду, где бы ни путешествовал или куда бы ни переселялся. Помимо этих колец, в ней хранилась интересная коллекция его собственных запонок, булавок для галстука, запасных пуговиц, а также два пера для авторучки и катушка белых ниток с воткнутой в нее иголкой.

Из Неаполя Том поехал поездом через Рим, Флоренцию, Болонью. Сошел в Вероне и автобусом доехал до городка Тренто примерно в сорока милях. Он не хотел покупать машину в таком большом городе, как Верона, потому что там в полиции могут вспомнить его фамилию, когда он обратится за водительскими правами. В Трепто купил подержанную кремовую «ланчу» за сумму, примерно соответствующую восьмистам долларам. Купил на имя Томаса Рипли, и на это же имя снял номер в гостинице, чтобы выждать сутки, пока не получит водительских прав. Прошло шесть часов, и пока ничего еще не случилось. Не оправдались опасения Тома, что даже этой маленькой гостинице окажется известна его фамилия, что в отделе, где оформляют водительские права, тоже могут обратить на нее внимание. Права он получил на следующий день часам к двенадцати, и ничего так и не случилось. В газетах тоже не появилось ничего ни о розыске Тома Рипли, ни по поводу убийства Майлза, ни об истории с лодкой в Сан-Ремо. Все это вызывало в нем удивительное ощущение безопасности, счастья и, пожалуй, даже некой нереальности всех этих убийств и розысков. Он почувствовал себя счастливым даже в своей отчаянно-безотрадной роли Томаса Рипли. В конце концов, разве сможет кому-либо хоть на минуту прийти в голову мысль, что такой скромник способен совершить убийство? И единственное убийство, в котором его могли заподозрить, — это убийство Дикки в Сан-Ремо. Но тут они, пожалуй, не слишком продвинулись в расследовании. Перевоплощение в Тома Рипли содержало в себе по меньшей мере одно преимущество: снимало чувство вины за глупое, ненужное убийство Фредди Майлза.

Он хотел было тут же поехать в Венецию, но подумал, что следует хоть одну ночь провести так, как он якобы проводил все ночи в течение нескольких месяцев (так он скажет полицейским), а именно — поспать в машине прямо на проселочной дороге. Одну ночь он провел где-то в окрестностях Брешии на заднем сиденье «ланчи», с трудом поместившись и чувствуя себя глубоко несчастным. На рассвете переполз на переднее сиденье с таким болезненным растяжением шейной мышцы, что едва удавалось поворачивать голову, чтобы нормально вести машину. Но этот опыт придаст его словам достоверность, думал он, теперь он сумеет лучше изложить свою легенду. Он купил путеводитель по Северной Италии, испещрил его датами в соответствующих местах, загнул углы страниц, наступил на переплет и сломал его.

Следующую ночь провел уже в Венеции. Возможно, это было ребячеством, но Том до той поры избегал Венеции, ибо боялся разочароваться. Думал, что только сентиментальные дураки да американские туристы восторгаются Венецией и даже в лучшем случае это город для молодоженов, которые получают удовольствие от невозможности попасть куда бы то ни было иначе, как на гондоле, движущейся со скоростью пешехода. Венеция оказалась больше, чем он предполагал, на улицах было полно точно таких же, как и повсюду, итальянцев. Оказалось, по всему городу можно ходить пешком, для чего сооружены узкие тротуарчики и мосты, так что гондолами пользоваться вовсе не обязательно. По большим каналам курсируют моторные катера, такие же быстроходные и эффективные, как и поезда подземки, а также что от каналов вовсе не воняет. В городе был огромный выбор гостиниц, начиная от «Гритти» и «Даниэли», о которых он слышал раньше, и кончая завалящими гостиничками и паисиончиками в глухих переулках, находящимися настолько в стороне от проторенных путей, так далеко от мира полицейских и американских туристов, что, как представлялось Тому, он мог бы жить там месяцами, не привлекая ничьего внимания. Он выбрал гостиницу под названием «Констанца», очень близко от моста Риальто. Она была чем-то средним между знаменитыми роскошными отелями и никому не известными приютами в глухих переулках. Чистая, недорогая, из нее было удобно добираться до всяких достопримечательностей. Как раз такая и подходила Тому Рипли.

Том провел часа два в своей комнате, не спеша распаковывая собственные старые, давно знакомые вещи и погружаясь в раздумья, за окном на Большой канал опускались сумерки. Он предугадывал разговор, который очень скоро произойдет у него в полиции… «Понятия не имею. Я виделся с ним в Риме. Если вы сомневаетесь, это может подтвердить Марджори Шервуд… Ну разумеется, я Том Рипли! (Тут последует его характерный смешок.) Не могу попять, из-за чего вся эта суматоха… Сан-Ремо? Да, помню. Мы вернули лодку через час… Да, после Монджибелло я возвращался в Рим, но провел там не более двух суток, а потом отправился странствовать по северу Италии… Где он сейчас, не имею ни малейшего представления, но недели три назад я видел его…» Том, улыбаясь, слез с подоконника, переменил рубашку и галстук на более нарядные и вышел поискать ресторан, где можно приятно поужинать. Хороший ресторан. Том Рипли мог в виде исключения позволить себе потратиться. Его небольшой бумажник был так туго набит длинными банкнотами по десять и двадцать тысяч лир, что его невозможно было закрыть. Перед отъездом из Палермо он по дорожным чекам Дикки получил тысячу долларов наличными.

Том купил две вечерние газеты, сунул их под мышку и продолжил путь по горбатому мостику, по длинной улице шириной метра в полтора, вдоль которой тянулись магазины кожаных изделий и мужских рубашек, в витринах же ювелирных магазинов сверкали в коробочках россыпи ожерелий и колец. Именно в таких коробочках он когда-то представлял себе сокровища из волшебных сказок. Ему понравилось, что в Венеции нет автомобилей. От этого, по его мнению, город уподобился человеческому организму. Улицы служили венами, а пешеходы — циркулирующей по ним кровью. Он пошел обратно другой улицей и второй раз пересек Пьяцца Сан-Марко. Повсюду были голуби — в воздухе, в лучах света, даже поздним вечером падавшего из витрин. Голуби бродили под ногами у прохожих, словно сами были экскурсантами в собственном городе. Под аркой собора рассыпаны стулья и столики нескольких кафе, выходивших на площадь, так что и людям и голубям приходилось отыскивать узкие проходы между ними. В разных углах площади орали патефоны. Том попытался представить себе, как летом выглядит это место, залитое солнцем, полное народу, пригоршнями бросающего в воздух корм для голубей, которые, трепеща крыльями, слетаются поклевать. Он пошел по другой улице, узкому освещенному туннелю. Здесь было много ресторанов. Он выбрал с виду очень солидный и респектабельный, с белыми скатертями и стенами, обшитыми темным деревом. Из тех ресторанов, где, как он уже знал по опыту, основное внимание уделяется кухне, а не временным гостям — туристам. Он сел за столик и раскрыл одну из газет.

И сразу же наткнулся на маленькую заметку на второй странице:

«Полиция разыскивает пропавшего без вести американца.

Дикки Гринлиф, друг убитого Фредди Майлза, пропал без вести после поездки на Сицилию».